Эйтан Финкельштейн - Пастухи фараона

• Название: Пастухи фараона
• Автор: Эйтан Финкельштейн
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-86793-469-1

Описываемые в этой книге события начинаются в первый день девятнадцатого века, а заканчиваются — в последний двадцатого. Исторические главы в ней перемежаются жизнеописанием главного героя, родившегося в России, жившего в Литве и Польше, участвовавшего во всех войнах Израиля, объездившего весь свет, но в конечном счете заблудившегося где-то в небесных коридорах. Все это происходит на фоне русской и еврейской истории, где действуют политики (от Екатерины Великой и сенатора Державина до Бен Гуриона, Хрущева и Ельцина), а также раввины, революционеры, жандармы, ученые, адвокаты, чекисты, аферисты и разные прочие персонажи.

---

И все же еврейский вопрос волнует его всерьез. Развенчать программу Бунда — это одно, но российские евреи живы не только социализмом, но и сионизмом. Прямо со 2-го съезда РСДРП Троцкий отправляется в Базель на шестой сионистский конгресс. Здесь он видит знакомую картину: если марксисты раскололись на большевиков и меньшевиков, то сионисты — на «территориалистов» — сторонников создания еврейского государства на любой территории — и твердых приверженцев Палестины.

С необычайной страстью Троцкий набросился на тех и других. Теодора Герцля, предложившего создать еврейское государство в Уганде, он клеймит как «бесстыдного авантюриста», его оппонентов называет «плаксивыми романтиками Сиона».

Итак, Троцкий поддержал Ленина в том, что касалось разгрома Бунда, но в конце концов разошелся с вождем. Повод — теоретические разногласия. Причина? Троцкий почувствовал, что Ленин во всем выше его, что ему, Троцкому, навсегда уготована роль подчиненного. В свои 24 года он не мог с этим смириться.

Изгнанный из «Искры» и из обеих партийных фракций, одинокий марксистский волк оказался в Мюнхене. Здесь он сблизился с другим столь же ярким марксистом-одиночкой Александром Парвусом. У них много общего: оба — люди живого, бесстрашного ума, оба талантливые публицисты и пламенные революционеры. Прежде всего — революционеры. О революции они говорят без конца, говорят до тех пор, пока не начинают видеть ее воочию. Видеть, как из буржуазной она переливается в пролетарскую, а потом лавиной несется из одной страны в другую, до основания разрушая старый мир. В результате два человека — Израиль Гельфонд из Березино и Лейба Бронштейн из Яновки — создают теорию перманентной революции, теорию, которой и в самом деле суждено было перевернуть мир.

Назвался революционером — принимайся за дело. В апреле 1905-го Троцкий очертя голову бросается в Россию, а в октябре уже шагает по Петербургу во главе шумной толпы, чтобы выступить с балкона Технологического института. Выступления следуют одно за другим, Троцкий становится знаменитым, его выбирают председателем Петербургского совета рабочих депутатов.

Но вот первая русская революция разгромлена, ее главный герой арестован. И снова ссылка, и снова побег за границу с тем, чтобы вернуться в Россию в мае 1917-го и свершить новую, на этот раз победную, революцию. Именно он, Троцкий, возглавил в сентябре 17-го Петроградский совет, организовал большевистское восстание и провозгласил создание советского правительства. Именно он, Троцкий, сыграл главную роль. Режиссером спектакля, однако, был Ленин. Ленин же назначил его на главную роль в гражданской войне, по окончании которой пьеса под названием «Революция» завершилась. Ее режиссер умирал, следующий спектакль на сцене русской истории готовил совсем другой человек.

Пока Троцкий в ожидании смерти Ленина тешил себя мыслью, что партия попросит его занять место вождя, Сталин прибирал к рукам партийный аппарат, повсюду расставлял лично преданных ему людей. Как только Ленин скончался, Сталин начал без стеснения отстранять Троцкого от руководства партией и государством. Потом он изгнал Троцкого из партии, потом — из страны. Партийные принцы — ленинская гвардия, — хорошо знали, кто был главным героем революции, они опасались Троцкого и помогли Сталину убрать его с пути.

Начались метания по миру. Из Турции Троцкий бежит во Францию, из Франции в Норвегию, из Норвегии в Мексику.

Революция Троцкого началась с бунта юного Левушки Бронштейна против «отвратительного обывателя, охваченного жаждой первичного накопления», против эксплуатации и власти денег, против религиозного воспитания и «архаичного» языка, то есть против собственного отца и среды, в которой он вырос. Революция Бронштейна удалась — его отец лишился всего, в старости он вынужден был работать батраком и умер в нищете. Для еврейской общины, на девять десятых состоящей из мелких торговцев и кустарей, большевистская революция стала вселенской катастрофой. Запрещение частной торговли лишило заработка миллионы людей. Более трети еврейского населения страны Советов были лишены гражданских прав, а прямой ущерб, который понесли российские евреи, составил пять миллиардов рублей. Неудивительно, что у большевиков не было сторонников среди евреев, получивших все без исключения права от Февральской революции.

Конечно, имена нескольких десятков знаменитых большевиков, меньшевиков и эсеров еврейского происхождения были у всех на устах и давали повод утверждать, что «революцию в России сделали евреи». Увы, эти знаменитые революционеры были евреями исключительно по происхождению и действовали отнюдь не в интересах российского еврейства. Чаще всего они выступали в качестве его злейших врагов. Как сказал тогдашний московский раввин Яков Мазе, Троцкие делают революцию, а Бронштейны платят по счету.

И все же Бронштейн отомстил Троцкому: еврейское происхождение сковало волю героя революции, когда ему пришлось один на один выйти на бой со Сталиным.

Сталин победил, но тень Троцкого сводила его с ума, не давала ему покоя ни днем ни ночью. Вплоть до 20 августа 1940 года.

Оставшись наедине с Троцким, Рамон Меркадер выхватил из-под пальто ледоруб и что было сил ударил Троцкого по голове. И тут… Хотя Меркадер годами готовил себя к этой минуте, он был ошеломлен: он ждал мольбы о пощаде, готов был к предсмертным стонам, но Троцкий, обливаясь кровью, бросился на противника. Он выбил из рук Меркадера ледоруб и попытался нанести ответный удар. Меркадер увернулся, Троцкий рухнул и забился в конвульсиях. Меркадер не в силах был оторвать взгляд от дергающегося тела. Вдруг его охватил ужас: со лба Троцкого исчезла кровь, лицо стало вытягиваться, обрастать черной бородой, голова покрылась копной густых, нечесаных волос. Куда-то исчезли и белая рубашка и парусиновые брюки; вместо них на Троцком появился черный разодранный кафтан, башмаки с подвязками, за плечами — потрепанная котомка. Троцкий поднялся на колени, потом выпрямился во весь рост. Лицо его было бледно, глаза горели зеленым светом: «Убийца! Ты лишил меня покоя, теперь я снова должен возвращаться к духам. Будь ты проклят! Пусть все несчастья обрушатся на тебя и на твой род. Будь проклят, проклят, проклят…» Троцкий взмахнул полами кафтана и стал подниматься к потолку. Покружив, он вылетел в окно, его уже совсем не было видно, а с небес, словно раскаты грома, неслось: «Проклят, проклят, проклят…»

Книга вторая

1. Спроси отца твоего

Прежде чем покончить с собой, Макс прилег на пропахшую пылью кушетку, положил рядом прощальное письмо и решил в последний раз воскресить в памяти тех, от кого уходил навсегда. Он закрыл глаза и тут же увидел родительский дом на Виленской улице, седые виски отца, едва заметные морщинки под глазами матери, рыжие кудри старшей сестры, пухленькие, вечно надутые губки — младшей. Боже, как они будут страдать, как переживут его уход из жизни! В груди что-то сжалось, к горлу подступил комок, слезы ручейками потекли по щекам. Быть может, пожалеть их? Не уходить, а спрятаться, уединиться, стать отшельником? Да, да, так он и сделает. Он устроится в каморке под крышей, вроде той, что у него здесь, в Петербурге, и станет читать, читать и читать. И только по вечерам он будет тайком пробираться на пустынный берег Невы и под отраженный свет луны размышлять, размышлять и размышлять.

Казалось, он нашел выход, но… была еще Раечка.

Маленькая, стройная в пышном тюлевом платьице, в белых чулочках и лаковых туфельках, она удивительно походила на фарфоровую балерину, что стояла на ломберном столике в гостиной. Только лицо у Раечки было совсем другое: пухлые щечки, покрытый веснушками носик и глаза — круглые-круглые, серые-серые. И ресницы — длинные-длинные, быстрые-быстрые.

По праздникам, когда они ездили в Вильно или когда дядя Леон с семьей приезжал к ним в Ковно, Раечка протягивала ему руку в белой перчатке и неизменно спрашивала: «Здравствуйте, Макс, — он был на полтора года старше, — как вы себя чувствуете?» При этом она так быстро хлопала ресницами, что Макс никогда не мог уловить выражения ее глаз, понять, рада она встрече с ним или нет.

Поздоровавшись с дедушкой и бабушкой, с тетушками и дядюшками, Раечка исчезала в компании кузин, а Макс тем временем нежно целовал бабушку и дедушку, по-мужски жал руки дядюшек, выслушивал комплименты тетушек, дружески похлопывал по плечу двоюродных братьев. При этом он не сводил глаз с дальнего угла, где, сбившись в кружок, шептались и хихикали кузины.

Решающий момент наступал, когда гости усаживались за стол. Макс подвигал кресло дедушке, подкладывал подушки младшей сестричке, помогал тетушкам, сновал, суетился и все для того, чтобы устроиться как можно ближе к Раечке. Удавалось это не всегда — она то садилась возле родителей на противоположном конце стола, то попадала в плотное кольцо кузин, и только на Пасху, когда в дом на Виленской съезжалась вся семья, и оттого приходилось накрывать отдельный «детский» стол, Макс был уверен, что окажется рядом с Раечкой.