Евгений Велихов - Я на валенках поеду в 35-й год... Воспоминания

• Название: Я на валенках поеду в 35-й год... Воспоминания
• Автор: Евгений Велихов
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-070154-4

Книга воспоминаний выдающегося ученого-физика современности и общественного деятеля Евгения Павловича Велихова представляет интерес для широкого круга читателей. Написанные в образной, часто юмористической форме, воспоминания дают представления о Личности, ярко проявившей себя в самых разных, порой острокритических ситуациях, связанных с жизнью нашего государства и мирового сообщества. Особый интерес вызывают воспоминания о встречах с руководителями многих стран, крупнейшими учеными, деятелями культуры и искусства.

---

На нашем факультете была очень серьёзная туристическая организация. После странствий с Женькой по России и Кавказу подмосковный туризм меня увлёк. Это были зачатки той культуры, которая получила в дальнейшем название «культуры шестидесятников» вместе с Б. Окуджавой, В. Высоцким и другими бардами, новым театром и самиздатом. Но у меня было много других интересов, и в эту среду я глубоко не погрузился.

Летом 1954 года я устроился коллектором в заполярную экспедицию Института географии. Экспедиция должна была подготовить данные для проекта железной дороги из Европы в Азию через Кокпельский перевал Уральского хребта. Мои задачи были чисто хозяйственными: получить экспедиционное оборудование, продукты и загрузить всё в поезд «Москва — Воркута». На этом поезде вместе с геодезической партией железнодорожников мы отправились до станции, откуда отходила так называемая «Мёртвая дорога» на Лабытнанги, Салехард и Норильск. Построен был только участок до Лабытнанги. Дорога строилась ГУЛАГом, и лагеря располагались по всей её длине. После смерти Сталина строительство прекратилось, лагеря закрыли. В этом году прошла знаменитая Маленковская амнистия.

Участок Москва — Котлас запомнился несусветной жарой и адаптацией к нравам географов и железнодорожников.

В академической партии было два начальника — главный и мой, его заместитель, а также два коллектора — студентка и я. Я было намерился приударить за студенткой, но мне доходчиво объяснили, что она занята. Партию железнодорожников возглавлял майор, весом в 130 кг. Как-то на остановке мы побежали за пивом. Бочка и очередь к ней оказались по другую сторону забора. Я полез на забор, а майор, несмотря на свой вес, бодро на него запрыгнул. Забор не выдержал и обрушился на бочку и очередь. Мы сбежали, но без пива. В поезде он обучал меня пить неразведённый спирт. Гранёный стакан заполнялся спиртом, а сверху тонким слоем наливалась наливка. Затем нужно было на выдохе аккуратно всё это выпить. Навык был серьёзным, и ошибки в исполнении были чреваты последствиями. Ещё одной новостью для меня была нестандартная половая ориентация майора. Слава богу, он запасся партнёром, и мне ничего не грозило, но с этим явлением я столкнулся первый раз в жизни.

Моё экспедиционное образование продвигалось весьма быстро. На станции мы перегрузили багаж и отправились в Лабытнанги. Скорость существенно уменьшилась из-за того, что построенное на вечной мерзлоте полотно стало со временем волнообразным. По сторонам мелькали брошенные лагерные зоны с вышками и колючей проволокой. «Пристанище гусей, окраины России»… (В. Туриянский). Над воротами зон висели выцветшие лозунги «Добро пожаловать!».

В Лабытнанги мы расположились в домике экспедиции и начали подготовку к отъезду. Наняли лошадей, проводника из местных и трёх рабочих — двух недавно амнистированных и одного, коми по национальности, мастера на все руки, похожего на индейцев из романов Фенимора Купера. Поехали на катере в Салехард через пойму Оби. Зрелище неописуемого величия! Могучая река без конца и края! Низкие берега, поросшие лесотундрой. Второй раз я попал туда через 53 года и испытал то же волнение.

С реки Салехард не виден, но из-за поворота поплыли пустые бутылки, наконец, появился берег с убогими хижинами и кое-какие городские постройки. Берег представлял феерическое зрелище. Стояла жара, и он был усыпан купающимися мужиками, в основном недавними зэками. Никаких купальных принадлежностей для них, конечно, в магазины не завезли, поэтому они плавали в разноцветных женских панталонах того типа, какие Жерар Филип привез из России и демонстрировал в Париже…

Лошадей и рабочих с проводником мы отправили в тундру на место встречи к реке Кокпела, а сами пытались договориться с лётчиками о перебросе. Летали двухместные самолёты «Ш-2» — так называемые шаврухи. Одномоторный фанерный самолёт, обклеенный серебрянкой, взлетал с воды и садился на небольшие озёрца, которых в тундре было предостаточно. Отправили моего начальника Е. Кунегина и несколько ящиков сгущёнки. Тут случилось ЧП. Кто-то заблудился в тундре, и начались поиски. Пока искали, у лётчиков закончился лимит полётов. Кунегин сидел на озере, обжирался сгущёнкой и пускал ракеты. Л. Долгушин вел переговоры с лётчиками. Сошлись на том, что надо помочь подклеить серебрянку и выпить с ними бидончик спирта. Отправили на это дело меня. Дело оказалось нелёгким, особенно в части потребления спирта, но обошлось. Закинули нас на озеро, скоро подошли и лошади.

Вечером первого дня я решил продемонстрировать свои трудовой энтузиазм. С трёхрядной сетью я умел обращаться, но не учёл, что сеть может быть некондиционной. Грузила проваливались в ячею, так называемую режу. Я плыл по озеру в резиновой лодочке, распутывал и ставил сеть. Меня жрал гнус и все, кому не лень: комары, мокрец (наногнус) и самая агрессивная мошка — чёрненькая, с белыми ножками, она напоминала в миниатюре правительственный лимузин ЗИЛ-110. Мошка не сосёт кровь, а выгрызает мясо. Я грёб, распутывал, ставил сеть и обмывал лицо водой. Кое-как справился, пошёл спать. Утром вышел из палатки и удивился: мир вокруг я видел как через танковую щель. Народ, глядя на меня, покатился со смеху. На лице не было ни глаз, ни ушей. Голова представляла собой большой бело-розовый шар. «И ахнул от ужаса русский народ — Ой, рожа, ой страшная рожа!» (А. К. Толстой). Зато это была мощнейшая вакцинация, и я до сих пор спокойно переживаю любой гнус. А рыба была одна из самых вкусных в мире — пыжьян и муксун. Меня научили готовить малосол: рыбу слегка солили внутри и клали в мох; через сутки мясо начинало отваливаться от костей и напоминало по консистенции густую сметану.

Перед выходом в поле отпраздновали с соседями день железнодорожника, как положено. Я допустил бестактность. Проводник потребовал ещё выпить, и Кунегин послал меня за спиртом. Мне стало жалко спирта, и я налил ему тройного одеколона, что было политически некорректно. Проводник выпил с выражением лица Ф. Раневской в фильме «Свадьба». Там А. Грибов налил ей что-то в рюмку, а Ф. Раневская, выпив, застыла с окаменевшим лицом, из уголка ее рта потекла струйка жидкости…

Проводник встал, вышел, и больше мы его не видели. Потеря была небольшая, так как у нас была карта и ещё один проводник, но мне попало и за одеколон, и за проводника. Спасло происшествие с железнодорожниками: сначала геодезист залез головой вперёд спать в спальный мешок и чуть не задохнулся (мы помогли его вытащить). Потом железнодорожники решили отметить это событие салютом из ракетницы, правда, не выходя из палатки. Палатку потушили и на радостях забыли про мою историю с проводником…

Некоторое время жили в лагере. Охотились. Однажды к нам приехали ханты. Предложили шкуры молодых оленей-важенок. На следующий день отправились к ним. Был Ильин день — яркий и солнечный. Вокруг снежные горы. С помощью лаек ханты собрали оленей и начали выбирать важенок под один тон для шубы девушки начальника. Выложили их перед нами, согласовали. Одну тушу освежевали и разрезали пополам. Вынули внутренности и заполнили кровью с солью. Сели вокруг есть мясо, обмакивая его в кровь. От нашей партии выделили меня. У меня тогда зубы были хорошие, мог достаточно выпить спирта и — что очень важно! — я курносый. Откусить ещё тёплое мясо оленя невозможно. Хозяева использовали острый нож, которым быстро орудовали перед носом, отрезая куски. К счастью, и у них, и у меня были короткие носы.

На следующий день ханты играли «в очко», а когда один из них всё выиграл, приехали играть к нам. В нас взыграл синдром белого человека — неужели не обыграем этих чучмеков?! Я всё понял и ушёл, проиграв двухнедельную зарплату, с остальными вышло хуже — наш гость обладал фантастической оперативной памятью.

Начался переход через Кокпельский перевал. Мне выдали коня — маленького, мохнатого и очень ловкого. С этого дня началась моя долгая любовь к лошадям. Шли сначала по лесотундре, потом вдоль Кокпелы. Горная речка состояла из бочагов и перекатов. В бочагах стояли хариусы. Я перекрывал бочаг небольшой сеткой, залезал в ледяную воду и гонял хариусов, пока все они не запутывались в сетку. В процессе нужно было нырнуть к запутавшемуся хариусу, прокусить ему загривок, пока он не выпутался, и плыть к следующему. Проводник с высокого берега считал добычу. Тут же на берегу устраивали коптильню и коптили рыбу. Свежекопчёный хариус — потрясающий деликатес, даже под спирт. Муксун, пыжьян, хариус и, позже в Салехарде, нельма! Такой вкусной рыбы я не ел ни в одном из лучших ресторанов мира.

Добрались до устья Кокпелы, где она впадает в известную реку Сосьву (сосьвенская селёдка — маленькая сиговая рыбка — считается замечательным деликатесом, похожим на ряпушку из Плещеева озера). Сосьва — мутноватая равнинная река, а Кокпела — чистая горная речка. Там, где они смешиваются, в чистой струе живёт таймень, а в мутной — щука. Щука боится тайменя. Долгушин в Москве ухитрился достать новый немецкий спиннинг и жаждал испытать его в деле. Забросил, клюнул окунь. Тащил, тащил его, и спиннинг сломался. Вытащил небольшого окунька.