Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6437 ( № 44 2013)

• Название: Литературная Газета 6437 ( № 44 2013)
• Автор: Литературка Литературная Газета
• Жанр: Публицистика

"Литературная газета" общественно-политический еженедельник Главный редактор "Литературной газеты" Поляков Юрий Михайлович http://www.lgz.ru/

---

– Да, известна и ваша любовь к театру, ваше особое отношение к Татьяне Дорониной, недавно отметившей свой юбилей. Не было желания, кроме статей о ней, написать ещё и книгу?

– Было. Но, во-первых, это невероятно трудно, потому что книгу о себе она уже написала. Второе: я знал, что Галина Ореханова уже подготовила такую книгу. Я не мог бы написать о Дорониной большую книгу: чтобы сделать это, нужно хоть один спектакль провести с ней начиная с репетиции. Татьяна Васильевна ведь довольно закрытый человек, она не очень к себе впускает, хотя я с ней дружен. Лакуны большие. И потому книжку написать я пока не смог. Но если она свистнет мне – я брошу всё и напишу. Я опытный журналист и умею работать с материалом.

– Давайте поговорим о кинематографе. Вы возглавляли жюри Гатчинского кинофестиваля…

– Более того – я его создавал. Да и сам начинал в кино, снимался в массовке. Любовь к кино у меня от жены, Валя разбиралась в нём здорово, любила кинематограф так же, как я литературу: с одной стороны форма, с другой – подлинность. Когда ты имеешь дело с большим произведением, оно может быть написано в любой манере – и оно всегда подлинное. Это был фестиваль, где имела значение литературная первооснова. Моё глубокое убеждение, что без неё кино не может существовать. Почти всё знаковое американское кино держится на литературной первооснове. Призовой фонд давало то же издатель­ство «Терра». По полному 90-томному собранию сочинений Льва Толстого и по репринту 86 томов энциклопедии Брокгауза и Ефрона.

– Что сейчас происходит с российским кино?

– Я мало смотрю современное кино, особенно отечественное. В фестивальных просмотрах, конечно, появляются грандиозные фильмы, которые зритель не видит и не увидит, а что касается того вала разрекламированных лент, то, как бы они ни маскировались, это всегда Донцова или Голливуд. Донцова – плохо прописанная, Голливуд – любительский.

– Почему сложилась такая ситуация? У нас же было добротное советское кино?

– Изменилась идеология, другим стало наше отношение к Церкви, к базовым человеческим ценностям. Советское кино – что бы мы ни говорили – было христианским по духу. Даже если ломалась церковь – как в «Бежином луге», – под этим билось христианское отношение к человеку как к другу, в каждом кадре ощущалось желание перемен к лучшему.

– В этом году вы не устаёте радовать читателей. В двух номерах журнала «День и ночь» опубликованы фрагменты ваших «Дневников» за 2012 год. Всего же их вышло уже несколько томов. Безусловно, они добавили вам популярности, но не ощущается ли диктат формы?

– Это безумно интересный жанр. Крупный филолог Вера Константиновна Харченко написала о моих дневниках книжку «Синергетика жанра». Синергетика – это саморазвитие. Мой дневник – я не хочу сравнивать – это не дневник царя Николая Второго: поел, попил, пострелял ворон. Дневник игровой, каждый день написан как рассказ, всякий раз я стараюсь сменить интонацию, подобрать интересный материал. Конечно, это определённое ярмо. Простой пример. Начался учебный год, первый семинар шёл три часа сорок минут, в пять я приехал домой, мне звонит сосед, у него билет на «Евгения Онегина» в Театр Вахтангова. Я ему: «Толя, я без сил». «Часик у вас есть, Сергей Николаевич». Час я отдохнул, посидел и поехал туда. Что это? Диктат формы или диктат жизни? Не знаю.

– В ваших дневниках мелькает множество фамилий, с некоторыми людьми вы часто пересекаетесь. Это знаменитости, люди, с которыми вы, например, работаете. Какие отношения потом?

– Все понимают, что мы – люди открытых профессий, поэтому никто вслух сказать не может: «А что же ты такое обо мне пишешь?» Потому что я сразу отвечу: «А пиши и ты обо мне!» Почему мы должны писать только о том, что нас в людях привлекает? Почему мы не можем писать о том, что мы в людях не приветствуем? В конце концов я пишу дневник не про этих людей, я пишу дневник знаменитого высшего учебного заведения в том числе. Я пишу корабль, который идёт. А вот потонет он или нет – не знаю.

– А над чем сейчас работаете?

– Над романом.

– И о чём же он будет?

– Как всегда – обо мне. Он будет несколько новым по форме. У меня нет двух романов, похожих по форме. Мне скучно было бы писать роман по уже наезженной колее.

– Сергей Николаевич, что читаете из современной литературы?

– Поскольку я работаю в жюри международной литературной премии «Москва-Пенне» – это русско-итальянская премия, – то всё лето читал номинантов.

– А как вы объясните своё непопадание в списки наших известных премий?

– А я ничего не сдаю. Однажды сдавал «Марбург» на «Букера», роман печатался в «Новом мире». Я знал, что это бесполезно. Но сдал. Несколько членов жюри предыдущих лет говорили потом, что, дескать, свинство, что уж в короткий список ты должен был попасть. Да и не слежу я особо за награждениями. Хотя, как правило, все премированные книжки прочитываю, правда, не сразу, иногда года через два-три.

– Раньше весь литературный процесс шёл в «толстых» журналах. И вы активно там печатались. С чем вы связываете их современное угнетённое состояние?

– Они его благополучно добились сами. С начала перестройки журналы невероятно завысили свои тиражи, в известной степени искусственно. Они поторопились отделиться от государства, заранее подсчитали свои барыши, которые показались им совершенно невероятными, забыв о том, что они работают на почти бесплатной государственной бумаге, редакции расположены в бесплатных учреждениях, пользуются социальными пакетами; типографии, которые их печатают, пользуются теми же социальными преференциями и поэтому всё так дёшево. А сейчас всё стало дорого. Вдобавок надо печатать если не своих, то по крайней мере близких людей. Тем не менее в «толстяках» попадается и много интересного. Лидером по прозе, мне кажется, стал «Октябрь», я его читаю по премии «Москва-Пенне», в прошлом году двумя из трёх финалистов стали авторы этого журнала – Валерий Попов с очень сильным романом о дочери «Плясать до смерти» и Фарид Нагим с повестью «Мальчики под шаром».

– С кем из коллег по цеху поддерживаете отношения?

– Я их боюсь как огня. Хотя в товарищеских отношениях со многими…

– Ну, может быть, есть идейно близкие писатели?

– Я люблю письмо Лимонова, Захара Прилепина. Всегда читаю Маканина. Поддерживаю отношения с Олегом Павловым. Дружу с поэтом Владимиром Костровым. В добрых отношениях с Прохановым. Стараюсь читать – соглашаюсь или нет, чаще нет – всю критику Ивановой и Латыниной. У меня сложные отношения с ними. Читаю Чупринина. Старый и въедливый читатель «ЛГ», сам являюсь её автором.

– Откуда в ваших романах и повестях столько публицистичности? Я понимаю, что есть статьи, дневники, но откуда она в художественных вещах?

– От темперамента. От совершенно русской черты – поиска справедливости. А не был ли публицистичен Достоевский? А чем занимался Толстой? Это нам сейчас кажется, что это не публицистика, когда Нехлюдов едет на каторгу за Катериной. Тогда это былая голая публицистика. А ведь как будто из сегодняшнего дня. Через 20 лет в моих романах публицистика исчезнет, будут видеть только факты дня.

– Сергей Николаевич, давайте поговорим о вашей работе в Литературном институте, где вы заведуете кафедрой. В этом году вы набрали семинар. Сами отбирали рукописи студентов. Какие были критерии?

– Первое – это язык, затем – жизненный охват. К сожалению, закон настаивает, чтобы мы брали людей после школы. Но для прозаика после школы ещё нет материала, ему бы года два-три покрутиться. Хотя исключения бывают. У меня был парнишка на семинаре – Серёжа Самсонов – сейчас писатель, автор романа «Аномалия Камлаева». Он пришёл как раз после школы. Сейчас своими новыми ребятами я очень доволен, ещё неизвестно, кто кого учит.

Беседу вёл Владимир АРТАМОНОВ

Три обязательных вопроса:

– В начале ХХ века критики наперебой говорили, что писатель измельчал. А что можно сказать о нынешнем времени?

– Критик всегда хочет сказать, что он умнее и глубже писателя. Возможно, мельчает время, в котором так много раздражителей и уходят глобальные идеи переустройства человеческого существования. А может быть, писатели перестали верить в Бога?

– Почему писатели перестали быть «властителями дум»? Можете ли вы представить ситуацию «литература без читателя» и будете ли продолжать писать, если это станет явью?

– Потому, что писательское бесстрашие сегодня на службе у политики, писатель перестал открывать глубинное и неповторимое в человеке, глубинное в постели и на кухне – не в счёт. Без читателей и даже без денег я буду продолжать писать, потому что читателей и собеседников я найду в собственной литературе.