Назар Гельдыев - Мелодия Секизяба (сборник)

• Название: Мелодия Секизяба (сборник)
• Автор: Назар Гельдыев
• Издательство: Магарыф
• Жанр: Короткие истории
• Год: 1985

Книга «Мелодия Секизяба» — об одном из древних народов Востока — туркменах, которые ткут самые прочные и красивые ковры, выращивают самых лучших скакунов — ахалтекинских коней, бесценный золотистый каракуль, известный всеми миру.

Н. Гельдыев пишет о красивых, сильных людях, которые строят самый большой по протяжённости Каракумский канал, о людях, которые превращают пустыню в цветущий оазис. И вместе с тем, эта книга — о детстве, юности. Роман написан своеобразным, мастерским, умелым пером.

---

— А даю слово председателю комсомольской организации Мамеду, — объявил Ташли-ага. — Хотя формально Ашир не является в настоящее время членом колхоза, мы не считаем его дела чужими, тем более, что вырос он у нас, и, я уверен, рано или поздно, вернётся к нам. Вот почему мы думаем, что поступили правильно, вынеся сегодняшний вопрос на обсуждение открытого комсомольского собрания с участием наиболее уважаемых людей аула, уже вышедших из комсомольского возраста, таких, скажем, как Беки-ага, Ильмурад-ага или, к примеру, я сам.

Когда я услышал про открытое комсомольское собрание, то, признаюсь, почувствовал себя не совсем уютно по причине, о которой я уже говорил. Но когда Ташли-ага сказал, что и сам останется, а вместе с ним и другие яшули, на душе у меня полегчало: значит, они не дадут меня на растерзание таким, как Нязик. И я с благодарностью посмотрел на наших стариков — и на самого Ташли-ага, довольно поглаживавшего свою поседевшую голову, и на Беки-ага, напряжённо оглядывавшего всех своим выпученным глазом, в котором, как говорили врачи, ещё сидел осколок, изуродовавший лицо этого, до сих пор ещё красивого мужчины с могучей грудью и сильными волосатыми руками — одного из самых любимых учителей нашей школы. И Ильмурад-ага, с одобрительной улыбкой, показывавшей его большие, белые, растущие немного вкривь и вкось зубы, смотрел на меня, словно подбадривая. Мне не довелось у него учиться, но наша бульдозерная бригада никогда не отказывала ему в воскресный день помочь на школьном участке — и вот он теперь ободряюще улыбался мне, чуть сощуривая свои узкие монгольские глаза.

Наш старый директор ушёл на пенсию три года назад, и тогда на его место был назначен новый. Никто не знал его, он сам попросил послать его в глубинку, в гущу жизни, бросил свой дом в Ашхабаде и приехал в нашу школу. Подозреваю, что и здесь не обошлось без Ташли-ага. «Колхозники нашего аула заслужили, чтобы у них было всё, самое лучшее», — нередко говорил Ташли-ага по тому или иному поводу. Кажется мне, что и Ильмурад-ага он считал тоже лучшим: он был известный в республике поэт. Рядом с ним примостился председатель совета старейшин Италмаз-ага и его неразлучный спутник и давний друг Экиз-ага — их гладко выбритые головы в свете ярких ламп казалось принадлежали марсианским мудрецам.

Разглядев всё это, я успокоился окончательно. Я ещё не представлял, о чём пойдёт речь, но что бы там ни было, наши мудрые старики всегда найдут способ направить речи по нужному руслу.

Мамед объявил собрание открытым. Он же и первым взял слово. Говорил он быстро, горячо и не очень внятно, тем не менее слушали его очень внимательно.

— Как вы все слышали, — начал он, — наш почтенный Ташли-ага назвал Ашира виновником торжества. Это, конечно, правильно. Но не только Ашир может быть так назван. Точно так же виновниками того, что мы тут все собрались, являются и Чарыяр, и Гюльнахал, и Кумыш. И если смотреть в корень проблемы, то самыми главными виновниками собрания являются даже не они, а родители Ашира и Гюльнахал — отец Ашира, Поллы-ага, которого вы все хорошо знаете, и мать Гюльнахал — Огульсенем. Конечно, в том, что происходит, виноваты в первую очередь они. И мы, представители комитета комсомола, и наши почтенные яшули несколько раз в разное время говорили и с Поллы-ага, и с тётушкой Огульсенем, но как видите, результатов эти разговоры не принесли. На все наши и не только наши доводы родители Ашира и Гюльнахал твердили, что они хотят добра своим единственным детям и просят не мешать им устроить это счастье по собственному разумению. После того, как даже слова Ташли-ага, Беки-ага, равно как и других старейшин, не возымели никакого действия, мы и собрали вас здесь. Вы понимаете, что мы не можем позволить коверкать жизнь наших же товарищей из-за пережитков прошлого — пусть виновниками этого выступают даже их собственные родители. Единственное, с чем надо согласиться, это с тем, что если люди любят друг друга и хотят пожениться — наш долг, всех комсомольцев и членов колхоза, по мере сил помочь им в этом. Но как вы понимаете, в этих условиях сделать это очень непросто. Мы долго ломали себе головы, собирали несколько раз комсомольский актив, советовались, конечно, с уважаемыми старейшинами. И вот какое решение мы просим вас обсудить и поддержать. Как вы считаете, надо помочь Аширу жениться на Кумыш?

— Надо, надо, — закричали все, а Нязик не могла не добавить под общий смех: «Давно пора». Ещё немного — и будет поздно».

— Все так думают? — спросил Мамед.

— Все, все…

— Тогда скажу про нашу идею. Родители Ашира и родители Гюльнахал получат возможность сыграть свадьбу. Но не такую, какую им хотелось бы, а такую, которая принесёт их детям счастье. То, что мы хотим сделать, хотя и несколько жестоко, но справедливо: ведь эти люди хотят возродить позорный обычай — выдать своих детей за калым. Надо проучить их немного, чтобы отбить к этому охоту у тех, у кого она могла бы появиться. Не только мы так считаем, но и наши уважаемые яшули. Пусть Ашир женится на той, которую любит, и пусть мы все повеселимся на его свадьбе. Согласны?

— Но как это сделать? — крикнул кто-то.

— Эю можно сделать, — продолжал Мамед, — только общими силами. После того, как на невесту набросят курте, никто в течение трёх дней не должен видеть её лица — это положено по старым обычаям, за которые так стоят родители Ашира. Пусть курте набросят на Гюльнахал — наша задача сделать так, чтобы в доме Ашира под ним оказалась уже Кумыш.

— Но ведь рано или поздно это обнаружится, — донёсся чей-то неуверенный голос.

Мамед был готов ответить и на это, но руку поднял Ташли-ага и наступила мёртвая тишина.

— Правильно, — сказал он. — Это обнаружится. Но разве мы хотим, чтобы лицо нашей красавицы Кумыш навсегда осталось от нас скрытым под курте? Нет, конечно. Трёх дней вполне достаточно. Но вот что я хотел посоветовать тебе, Кумыш — эти три дня не должны пройти для тебя зря. Эти три дня даны тебе для того, чтобы ты сумела найти путь к сердцу родителей Ашира, так, чтобы ни о какой другой невестке они и думать не хотели, поняла? А вас всех, всю молодёжь, — обратился он к ребятам и девушкам, — мы собрали для того, чтобы вы не чувствовали себя ни обманутыми, ни обиженными. Это комсомольская свадьба, понимаете. Ваш товарищ, Ашир, женится, а вы все ему помогаете. Гуляйте, веселитесь, но просьба у меня ко всем только одна: эти три дня вам придётся держать язык за зубами.

— А как же Гюльнахал? — раздался ещё чей-то голос.

Ташли-ага подумал:

— Вопрос с Гюльнахал решим так: ты, Гюльнахал, возьми слово со своей матери, почтенной Огульсенем, что все деньги, которые она получит как калым, положит на сберегательную книжку на твоё имя.

— А потом? — крикнул снова кто-то. Мне показалось, что это была неугомонная Нязик.

— А потом, — широко улыбаясь, сказал Ташли-ага, под согласное покачивание голов старейшин, — как только под курте окажется вместо Гюльнахал наша Кумыш, — Гюльнахал и Чарыяр отправятся по командировке колхоза в Ашхабад на десятидневный семинар механизаторов сельского хозяйства.

— Есть ещё вопросы?

Вопросов больше не было.

Я вышел с собрания не в силах понять на каком я свете. Случайно или нет рядом со мной оказалась Нязик, но в эту минуту мне меньше всего хотелось быть мишенью её шуток. Я резко остановился, словно намереваясь повернуть назад, и поискал глазами Кумыш, но она уже исчезла. Тогда я боком выбрался из толпы и в кромешной темноте, одному мне известной тропинкой побрёл домой. День был такой, что немудрено было потерять голову от всех его событий.

Дома было пусто, гараж открыт, машины не видно. Заснуть я не мог. Поздно ночью вернулись родители, они были очень возбуждены, особенно отец, который всё говорил и говорил, едва не до рассвета, Когда я проснулся с первыми лучами солнца, из комнаты родителей ещё доносились их голоса.

Работа есть работа

Утром, собираясь на работу, я решил поговорить с отцом ещё по одному вопросу, который очень меня волновал:

— Теперь, когда все твои мечты, как ты сам сказал, сбылись, обещай мне не ездить больше на базар со своими помидорами.

Отец понял, почему я так говорил. Но ничего не возразил. Он только попробовал объяснить свою позицию.

— Ты просто не представляешь, Ашир, что такое настоящая свадьба. Сказать по чести, это просто разорение, сам увидишь. Когда подумаешь, сколько нужно денег, теряешь сознание. Не всем такие расходы по карману даже сейчас, когда бедняков давно уж нет. Так что потерпи немного — ещё разок-другой придётся мне съездить. Зато потом — обещаю: на базар — ни ногой. И глядя на моё нахмуренное лицо, добавил как-то просительно:

— Не мешай мне, Ашир. Я хочу устроить такую свадьбу для своего единственного сына, чтобы слух о ней дошёл до самого Ашхабада.