Фредерик Пол - Дальние берега времени

• Название: Дальние берега времени
• Автор: Фредерик Пол
• Издательство: ООО "Издательство АСТ"
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2003
• ISBN: 5-17-019143-X, 5-9577-0042-8

…Ныне существующая Вселенная должна погибнуть. Погибнуть — дабы возродиться из тьмы космического Апокалипсиса, после которого единственные Живущие будут править Воскресшими. Так верят расы, века назад начавшие великую «звездную войну» — и уже «отправившие на небеса новой Вселенной» обитателей десятков планет. Расы, чья следующая цель — ничего не подозревающая Земля! Людям остается только одно — сражаться. Да еще — принять помощь неожиданных союзников — «чужих»…

---

— Так-то лучше, — милостиво сказал я. — Нам не из-за чего спорить, верно? Мы заодно. Вы работаете на хоршей. Меня взяли в плен Возлюбленные Руководители. Как говорится, враг моих врагов — мой друг, правильно?

«Розовый» не слушал. Он прилаживал шлем мне на голову, и я не сопротивлялся. Я преспокойно ждал, пока мне в уши сунут пуговки-наушники, ждал лекции с диаграммами и тому подобным. В общем-то я не знал, чего именно ждал, однако был уверен, что это нечто полезное.

Вышло по-другому.

Не то чтобы что-то полезное, а совсем наоборот — ужасное. Как только все было налажено, я и впрямь оказался в другом месте, но только место это я ни за что бы не выбрал.

Я лежал на спине и смотрел на пару «рождественских елок». И я кричал. «Елка», стоявшая передо мной — «она» была непривычного золотистого цвета, — методично срывала с меня одежду. Я пытался сопротивляться, но это было бесполезно. Меня крепко привязали к платформе, похожей на операционный стол. Я не мог шевельнуть рукой, даже когда «золотистый» начал операцию.

Для начала мне стали вырывать ногти. По одному. Потом, когда протестующие крики превратились в вопли боли, стало еще хуже. Одни ветки ухватили меня за интимные части тела, а другие начали отрезать их.

Виртуальная реальность давала полный эффект. Боль была чертовски настоящей. Кровь была настоящей. Крики были настоящими. Я сознавал, что меня — неизвестно ради чего — подвергают мучительной, смертельной пытке.

На «золотистого», похоже, мои крики не производили никакого впечатления. Он продолжал делать свое дело. А потом, когда мой мучитель сделал надрез на моей коже от грудной кости до лобка и начал сдирать с меня кожу, боль стала невыносимой.

И все же я ее перенес. Я терпел намного дольше, чем казалось возможным, пока машина, шарившая в моем животе, не наткнулась на что-то жизненно важное. И тогда, как мне кажется, я умер.

Другая «елка», розовая, сняла с моей головы шлем, и я снова упал на фарфоровый пол, крича и рыдая от ужаса, но живой и невредимый. На мне была одежда. Я был жив — не считая головной боли — и, насколько мог судить, находился в хорошей форме: все мое оказалось при мне. То есть физически я был в порядке, хотя память о боли оказалась почти столь же мучительной, как и сама боль. А розовый сказал:

— Теперь вы ответите на все наши вопросы относительно террористов, называющих себя «грязные ястребы».

Глава 4

После этого я ответил на все их вопросы. Я понял, что так надо. Когда у меня появлялись колебания, «елка» кивком указывала на шлем, и колебания сразу же исчезали.

Видите ли, независимо от того, что вам приходилось слышать, никто не выдержит серьезной, длительной физической пытки. Организм не позволит этого. Когда начинается настоящая агония, она отключает от цепи ту часть мозга, которая заведует волей. Это происходит независимо от ваших желаний и намерений. Сначала вы страдаете, потом кричите и, наконец, делаете все, что приказывает ваш истязатель. Выдаете любые тайны.

В Бюро нас учили, как поступать в подобных случаях. Например, можно прибегнуть к такому средству: разгрызть капсулу с наркотиком, отключающим все физические ощущения, так что ваш мучитель может делать что угодно, а вы ничего не чувствуете. Разумеется, это срабатывает в том случае, если вы успеете сунуть в рот капсулу. Но и такой способ по-настоящему проблему не решает, потому что вы прекрасно понимаете, какой непоправимый ущерб может нанести враг вашему единственному телу. И когда дело доходит до этого, вы начинаете говорить.

Мне не пришлось узнать худшее. Боль и так оказалась вполне достаточной. Я говорил, говорил и говорил. Довольно долго. Насколько долго — не знаю. Единственным инструментом, с помощью которого я мог измерять время, были внутренние часы: желудок, мочевой пузырь, кишечник. По их счету, первый раунд допроса длился вечность. Я рассказал стеклянным машинам все, что знал о «грязных ястребах». Зеленый записывал мой рассказ с помощью своих микрофонов и линз. Но это еще не все. Розовый тут же переключился на другую тему и стал расспрашивать о деталях их контрабандных операций и о том, что означает «контрабанда» в контексте более или менее независимых политических образований, называемых нациями, у каждой из которых есть свои собственные законы относительно того, что можно, а чего нельзя.

Потом от меня потребовали полный перечень предметов контрабанды — наркотики, «грязные» деньги, оружие — и объяснений того, для чего используется оружие. За этим последовали другие вопросы по крупным темам. Преступность. Терроризм. Почему эти отклонения продолжают существовать, несмотря на их явное негативное влияние на установленный порядок работы правительства и бизнеса?

Внезапно свет в линзах погас. Зеленая машина повернулась к стене, и в ней открылась дверь. А розовая сказала:

— Идите туда и отправьте биологические потребности. Продолжим, когда вы закончите.

Я заколебался. Наверное, сомнение затянулось немного дольше, чем дозволялось, потому что из-за головной боли мои рефлексы были заторможены, но машина не проявила терпения. Она потянулась ко мне довольно угрожающим жестом, и я повернулся и поспешил к проему в стене.

Глава 5

Комната для отправления биологических потребностей оказалась как две капли воды похожей на ту, которую я только что оставил: такие же фарфоровые стены желтого цвета, ни окон, ни картин. Отличие состояло в наличии не двух, а трех дверей — все были надежно заперты и не поддавались моим попыткам открыть их, — фарфорового ящика у стены и кучки еды на фарфоровом столике.

Пища оказалась по крайней мере знакомой. Все это я уже видел. Мы прожили несколько месяцев на точно таком же рационе: я, Пэт, все ее копии, Розалина Арцыбашева, Джимми Лин и Мартин Деласкес. Если не считать каких-то незнакомых и малоаппетитных, клейких на вид плетенок чего-то лилового и пахучего, все остальное представляло собой ту еду, которую Чудик копировал для нас с имевшихся на «Старлабе» запасов продовольствия. Яблоки. Кукурузные чипсы. Сушеные продукты в банках, коробках и пакетах. Все то, чем я был сыт по горло. Увидев такую кучу еды, я неожиданно понял, что изрядно проголодался. Поняв, что передо мной все то же, надоевшее за многие недели, ощутил, что есть хочется уже не так сильно.

Рядом с горкой продуктов стояли два кувшина с водой. Я отпил из одного — вода оказалась безвкусной, как будто ее дистиллировали, — но, утолив одну биологическую потребность, усугубил другую.

Мне понадобилось отлить.

Я с сомнением посмотрел на пол. Когда мы были пленниками Чудика и его Возлюбленных Руководителей, то пол в камере имел хитро установленную дренажную систему. Любой брошенный мусор абсорбировался и исчезал, не оставляя даже пятна. Таким образом убирались и отходы человеческой жизнедеятельности.

Этот канареечно-желтый фарфоровый пол выглядел иначе. Малообещающе. Но природе не скажешь «нет». Я выбрал угол и отпустил тормоза, а закончив, решил понаблюдать, исчезнет ли моча. Оптимизма я не питал.

Она не исчезла.

— Вот же хрень! — сказал я.

Что ж, ничего особенного не произошло. Не забывайте, что всего за несколько часов до этого будущее виделось в розовом свете: дом, покой, безопасность, Пэт Эдкок, которую я, как стало ясно, любил.

Но я не попал домой. И не был в безопасности. Пэт неизвестно где, а мое положение только ухудшилось. Если на то пошло, у меня даже не было горшка.

Поэтому я сделал то единственное, что еще мог. Вспомнил, чему меня учили в Бюро.

Глубокий вдох. Потом бросил в рот немного кукурузных чипсов, открыл наугад банку (цыпленок по-королевски — изрядная гадость в холодной слизи). Осмотрел комнату: не следят ли за мной чьи-нибудь любопытные глаза — конечно, это не имело значения, — и начал систематически простукивать стены, двери и ящик.

Зачем?

Не то чтобы я на что-то по-настоящему надеялся. Даже если раздобуду какие-то жалкие обрывки информации, шансов на возвращение в штаб-квартиру Бюро в Арлингтоне не больше, чем у куска льда выбраться из преисподней. Просто такая у меня работа.

В тренировочном лагере один из самых придирчивых инструкторов объяснил это, когда мы, выстроившись в шеренгу, потные, мокрые и грязные после полосы препятствий и перед началом пятикилометрового марша, внимали ему с едва скрываемой ненавистью. Инструкторы редко выказывают сочувствие. Тот, о ком я говорю, вообще был лишен этого чувства.

— Что, устали? Вам еще неведома настоящая усталость. Вам, лоботрясам, будет куда хуже, когда служба подойдет к концу. Вы будете вымотаны, от вас будет нести дерьмом, но это не дает вам права на слабость. Что бы ни случилось, что бы ни делали с вами плохие парни, делайте свое дело. Если вам отобьют печенку, отрежут яйца или выколют глаза, не забывайте того, что я сейчас говорю. Вам платят за то, чтобы вы делали то, что положено, чтобы, если каким-то чудом останетесь в живых, смогли доложить обо всем, что видели и слышали. Вопросы?