Франсуаза Шандернагор - Королевская аллея

• Название: Королевская аллея
• Автор: Франсуаза Шандернагор
• Издательство: МИК
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1999
• ISBN: 5-87902-044-4

«Королевская аллея» — это жизнеописание второй жены короля Людовика XIV, госпожи де Ментенон. Талантливая стилизация автобиографии незаурядной женщины, чья необыкновенная судьба стала увлекательным сюжетом романа, принесла Франсуазе Шандернагор мировую известность. Книга издана во многих странах и получила ряд почетных литературных премий.

---

Увы, я не приняла в расчет ослепление и упрямство господина Фенелона. Этот аббатишка, которому я подарила свою дружбу и половину своего сердца, этот скромный прелат, обязанный мне своим возвышением, обратил в прах всю мою стратегию. Он твердил направо и налево, что госпожа Гюйон святая, что она его верный друг, и он не желает осуждать ее. Тщетно я представляла ему всю опасность его упорства, он не желал меня слушать. «Вы напрасно поддаетесь панике, мадам, все выяснится само собой!» — таков был его ответ…

Янсенисты торжествовали. Их главный писатель, господин Николь, издал книгу «Осуждение основных заблуждений квиетизма», где подробно разбирались все еретические высказывания госпожи Гюйон. В Сен-Сире вновь начались беспорядки; пришлось прогнать одного из духовников. Арле не мог скрыть своего торжества и во всеуслышанье объявлял, что если хорошенько поискать среди друзей «духовидицы», можно найти целую партию особ, приближенных к Трону…

По несчастному стечению обстоятельств, в это время оказалось вакантным епископство Камбре. Король, ничего не знавший о связях господина Фенелона с госпожою Гюйон и обо всех перипетиях дела, решил отблагодарить воспитателя своих внуков, отдав ему этот пост; я не решилась протестовать. Мало того, — господин Фенелон пожелал принять посвящение в самом Сен-Сире и самим господином де Мо; пришлось согласиться и на это.

Я все еще надеялась, что дело как-нибудь устроится.

Но пока я тешила себя призрачными надеждами, госпожа Гюйон, которую прятали в Мо, совершила чудовищную глупость: господин Боссюэ разрешил ей поехать подлечиться на Бурбонские воды, и она воспользовалась этим, чтобы сбежать. На сей раз Король выказал живейшее неудовольствие и приказал лейтенанту полиции, господину де Ларейни, отыскать и схватить беглянку. В декабре 1695 года тот арестовал ее; глупая женщина не нашла ничего лучшего, как спрятаться в самом сердце Парижа. Ее арест вновь раздул утихший было пожар.

Господин Ларейни без труда установил связь дамы с «маленькой паствой» герцогинь; узнал он также и о беспорядках в Сен-Сире и обо всем этом сообщил канцлеру, господину де Понтшартрену.

Теперь уже было невозможно спасти от скандала Шеврезов, Бовилье и Мортмаров; я начала всерьез опасаться за собственную судьбу. Дело из религиозного превратилось в политическое. Говорили, будто у герцогинь обнаружили целые списки должностей для «своих» людей; что их мужья собирались все изменить при Дворе и с моей помощью посадить на самые высокие государственные должности своих протеже; что под видом благочестия мы стремились «вертеть» Королем.

Я решительно порвала со своими друзьями: они стремились принести себя в жертву ради госпожи Гюйон, и теперь мне стало ясно, что эти люди обманывали меня, тогда как я слепо доверялась им. Я публично отреклась от господина Бовилье, поняв, что под прикрытием «чистой любви» он целых десять лет использовал мое доверие в корыстных интересах. И когда господин де Поншартрен и господин де Ларейни в моем присутствии показали Королю обвинение, которое намеревались предъявить парижским буржуа и кюре, заподозренным в приверженности квиетизму, я не колеблясь сообщила адреса тех, кого знала лично, желая выказать этим свою добрую волю. Кроме того, я решила еще надежнее обезопасить себя, навсегда порвав с господином Фенелоном.

В Сен-Сире были изъяты все его книги; я даже согласилась передать господину де Мо и епископу Шартрскому некоторые из писем, написанных мне воспитателем герцога Бургундского; наконец я признала, что простая любовь к Богу — заблуждение, и что спасение души обретается в печалях.

В январе 1697 года господин де Камбре издал свое «Толкование максим святых мучеников», а в феврале вышло «Наставление о молитве», сочиненное господином де Мо. Эти две книги снова растревожили весь наш муравейник: нация раскололась на два лагеря — сторонников и противников квиетизма.

Король с изумлением узнал, что господин Фенелон активно участвует в этой схватке, и заговорил об этом с господином де Мо, которого весьма уважал за образованность. Тот бросился на колени перед монархом, словно в театральной трагедии, и начал каяться, что не предупредил его ранее о прискорбной ереси епископа Камбре, который, по его словам, уже много лет состоит в квиетистах. На это Король ответил только, что весьма удивлен, как это я ни словом не намекнула ему на случившееся…

Я знала, что госпожу де Монтеспан погубила куда меньшая провинность: «дело отравителей» было сущим пустяком в сравнении с ересью, усугубленной политическим скандалом. Люди уже открыто говорили, что внуков Короля воспитывают люди новой религии. Я переживала муки ада, наблюдая эту катастрофу.

Дни, проводимые подле Короля, стали для меня сущей пыткой. Он ни о чем не говорил мне, он вообще не говорил со мною. Сидя с вышиванием возле моего супруга, немого, как могила, и мрачного, как туча, я колола себе иголкою пальцы, чтобы убедиться, что я еще жива и что моя плоть может пока служить прибежищем моему рассудку. Голова у меня шла кругом, сердце бешено колотилось. Я так исхудала и пожелтела, что Мадам, всегда «нежно любившая» меня, повсюду раззвонила, что я больна раком матки.

Но вот наконец, после долгого молчания, Король взорвался.

Как-то после обеда он долго шагал взад-вперед по моей комнате. Я делала вид, что просматриваю счета из Сен-Сира, хотя цифры прыгали у меня перед глазами. Внезапно Король остановился передо мною и, пристально глядя мне в лицо, сказал, даже не повысив голоса: «Не могу поблагодарить вас, сударыня, за то, что вы заставили меня выбрать одного еретика епископом и воспитателем моих внуков, а другого — председателем Государственного совета и государственным министром… Впрочем, будь они только еретиками, я бы еще смог это простить, однако они: вдобавок, оказались неуемными честолюбцами и с вашей помощью насажали своих протеже на все высокие должности. Да и это было бы еще простительно, но эти два безумца, к тому же, строили и вовсе фантастические проекты!» Я было потупилась, но он схватил меня за подбородок, не давши опустить голову, и заставил смотреть ему в глаза: «Я прочел в протоколах, что господин де Камбре служил герцогу де Шеврезу к вам самой… вам самой, не правда ли, мадам? Ничего не скажешь, чистое безумие! Не знаю, какой религии придерживается этот человек, но что до его политики… И как подумаю, что этого экзальтированного болвана, этого честолюбивого путаника я, по вашему совету, приставил воспитателем к будущему королю!»

Я все еще держала тетрадь счетов у себя на коленях; Король вырвал ее у меня из рук и яростно швырнул на столик, находившийся в нескольких шагах, но плохо рассчитал, и тетрадь шлепнулась на пол. Эта неудача окончательно разъярила его.

Он закричал мне в лицо: «Вам, верно, кажется, что у меня мало затруднений на границах, если вы навесили на меня еще и эту свару?» Вцепившись в ручки моего кресла, он тряс его так грубо, что я боялась упасть… Теперь я ждала лишь одного: чтобы Король указал мне место моего изгнания; я не сомневалась, что наш разговор должен кончиться опалою, о которой вот уже два месяца шептался весь Двор; однако мой супруг больше не сказал ни слова, — он сел, разложил бумаги и проработал в моей комнате до вечера, как обычно.

Тут-то я и вспомнила эту его привычку выдерживать приличия, которая в свое время заставила монарха ежедневно посещать госпожу де Монтеспан, тогда как между ними давно все было кончено; я решила, что точно так же он обойдется и со мною.

В течение нескольких месяцев Король продолжал приходить в мои апартаменты, но не говорил со мною; молчала и я. Господина де Камбре отослали в его епархию; затем Король предложил пожаловать мне титул герцогини, который, если судить по примеру мадемуазель де Фонтанж, являлся прелюдией к опале; не желая облегчать ему эту задачу, я гордо отказалась от этой, слишком «великой» для меня, милости.

Бон д'Эдикур донесла мне придворные слухи о том, что Король собирается заменить меня графинею де Грамон; это была англичанка лет сорока, все еще красивая и с чисто английским чувством юмора; она вышла замуж за шута де Грамона, который некогда посещал нас со Скарроном в компании господина Мата. Король, довольно долго забавлявшийся шутками мужа, теперь отличил его жену, прибывшую во Францию в свите изгнанного короля Якова I-го, и вот уже несколько недель, как возвышение графини стало и впрямь слишком явным.

— Послушайте, Франсуаза, вы не должны терпеть все это и даже не защищаться! — возмущенно говорила мне Бон д'Эдикур, теребя худыми пальцами свои длинные, когда-то огненно-рыжие, а ныне полуседые локоны; беспокойство и огорчение вызывали у нее тоскливую усмешку, обнажавшую длинные желтые зубы, и усугубляли хромоту, от которой она страдала с недавних пор. Ослепительно хорошенькая в молодые годы, она сделалась теперь на редкость безобразна, но мне достаточно было взглянуть на собственные, усеянные коричневыми пятнами, руки, чтобы с грустью констатировать: я и сама не менялась к лучшему.