Роман Днепровский - Ироническая проза. Ч. 1

• Название: Ироническая проза. Ч. 1
• Автор: Роман Днепровский
• Жанр: Юмористическая проза

---

Признаюсь: для меня долгое время оставалось загадкой: откуда вдруг в родном городе, совершенно никакого отношения к казачеству не имевшем, в 1992 году вдруг появилось столько казаков? Нет, была, конечно же, когда-то в городе небольшая казачья станица, была… И даже улица сохранилась в Иркутске с названием «Казачья» — правда, при совецкой власти её название немного подправили, сделав её «красноказачьей» — но, даже и в таком виде, топоним сохранился. Однако, топоним — это, скорее, отголосок прошлого — а вот откуда в самом начале девяностых в городе вдруг появилось такое обилие казаков, для меня — да и не только для меня, но и для большинства иркутян — таки оставалось загадкой.

Высказывались на сей счёт самые разные предположения, и наиболее правдоподобной теорией происхождения казачества в родном городе мне кажется та, что утверждает, будто это самое Иркутское Казачье Войско было ни чем иным, как замаскированным под общественную организацию BDSM-клубом. В пользу этой теории говорит и то, что главное, чем запомнились иркутянам казаки, были их перманентные игрища с плётками и регулярная порка отступников и ренегатов прямо на дворе казачьей Управы.

Несколько лет назад у нас с супругой была квартира в доме, который к этой самой Управе примыкал торцом. Правда, в те годы, когда мы там жили, казачий ренессанс уже пошёл на спад, многочисленные казачьи сходки сошли на нет, а двор Управы казачий атаман превратил в небольшую платную автостоянку — надо же атаману на что-то существовать, верно?… Соответственно, и охраняли платную парковку сами же казаки — не знаю, правда, получали ли они за это дело какую-то зарплату, или несли охрану на общественных началах, «за идею», так сказать… Всякое может быть. Об этом периоде жизни под боком у казачества мы с женой сохранили самые яркие воспоминания.

Дело в том, что небольшое каменное здание Управы находилось в глубине двора, а с улицы попасть во двор можно было только через калитку. Калитка же была оборудована какой-то щеколдой, которая автоматически захлапывалась изнутри, и которую не было никакой возможности открыть снаружи. А ещё эта калитка была оборудована кнопкой дверного звонка, провод от которой тянулся, непосредственно, к самому звонку — огромному электро-монстру, наподобие тех, которые ставятся в качестве звуковой сигнализации, или устанавливаются в школах для подачи сигнала на перемену.

Казаки на своей автостоянке дежурили, как правило, по двое-трое человек, и очень любили коротать ночь, сидя за бутылкой водки. На дежурство они заступали, как правило, в восемь часов вечера — а первая бутылка выпивалась строго после 23.00.: раньше этого времени мог запросто нагрянуть с проверкой атаман. Бутылка водки настоящему казаку — что слону дробина, поэтому в районе полуночи станичники обязательно делегировали кого-нибудь за второй, а часам к трём ночи — и за третьей.

Обычно, казачий засланец выходил в город, не поставив щеколду калитки на предохранитель — поэтому, вернувшись из ночного магазина, оказывался перед закрытой дверью. Здесь и начиналось самое интересное: гонец нажимал кнопку звонка — раз, два, три — и звонок радостно откликался, оглашая окрестные дворы своим звоном. Звук у звонка был громкий, сильный — а окружавшие казачью Управу со всех сторон четырёхэтажные «сталинки» отлично отражали этот звук от стен, служа, таким образом, дополнительными резонаторами.

Итак, водочный засланец звонил. Где-то, после третьего звонка во двор Управы выползал его кореш, и истошно орал:

- Кого тут, на хер, черти носят среди ночи?!!…

- Саня, это ж я! — орал гонец с той стороны калитки, — открывай, давай!

- Так это ты, Лёха? — уточнял станичник, стоя на крылечке управы.

- Да я это, я! — орал Лёха из-за забора, — открывай скорее!

- А нахер ты калитку-то захлопнул? — любопытствовал Саня с крыльца, — я же тебе говорил, чтобы ты её не захлапывал — а ты взял, да и захлопнул…

- Да я ж не нарочно! — орал Лёха, — она сама захлопнулась! Ну, открывай, давай!

- Погоди там пока, — отвечал Саня, — щас до нужника схожу, вернусь обратно, и открою! — и шёл в деревянный щелястый сортир, располагавшийся на заднем дворе Управы.

Случалось, что в этом сортире казак засыпал, и тогда Лёха опять начинал жать на кнопку звонка. Тогда из Управы выходил казак Петро, и у них с Саней происходил следующий диалог:

- Кого это, б**дь, тут среди ночи носит? — грозно вопрошал Петро с крыльца, — х*ли звонишь, каззёл? Ща выйду — п**дюлей огребёшь!!!

- Да это же я, Лёха! — орал гонец, — открывай уже!!!

- Так это ты, Лёха? — уточнял Петро.

- Да я же, я! — продолжал орать Лёха, — я пузырь принёс, открывай!

- А зачем ты калитку захлопнул? — подозрительно спрашивал Петро, — Саня же тебе сказал, чтоб ты её не захлапывал — а ты захлопнул…

- Да она сама захлопнулась! — по новому кругу начинал объяснять несчастный Лёха, — я и не хотел, чтобы она захлапывалась — а она захлопнулась…

- А где Саня? — ещё более подозрительно спрашивал Петро, — он же, вроде, тебе открывать пошёл. Где он?

- Да он в сортир пошёл, — объяснял Лёха из-за забора, — да, кажись, уснул там, в сортире-то…

- И чо теперь? — вновь вопрошал Петро с крылечка.

- «Чо — чо»! Открывай, давай! — голосил Лёха с улицы, — я уже задолбался тут стоять! Я ж тут с пузырём стою!…

- С пузырём — это хорошо! — философски констатировал Петро, — щас, погодь: пойду, возьму ключи от калитки, и открою тебе, — и Петро уходил в Управу.

Иногда бывало так, что Петро срубался сразу же, зайдя в Управу, и через некоторое время Лёхины матерные вопли и звонки возобновлялись. Эти вопли и звонки будили уснувшего в сортире Саню, и он шёл выяснять, кому это не спится в ночь глухую, удостоверял Лёхину личность, интересовался, зачем это Лёха, уходя, захлопнул за собой калитку. Потом разговор переходил на Петруху, который ушёл в Управу за ключом от калитки, да там и срубился…

Саня шёл будить Петруху, затем они вдвоём выходили во двор, принимались бранить Лёху за то, что тот захлопнул калитку и за то, что он слишком долго ходил за пузырём — и, наконец, отворяли калитку и запускали засланца во двор. На этом месте, кто-нибудь из них обязательно задевал стоящую на парковке машину, и машина начинала выть автосигнализацией. Успокоившиеся, было, после Лёхиных воплей и звонков собаки, жившие здесь же, во дворе, просыпались и начинали аккомпанировать автосигнализации — а из соседних дворов им отвечали другие собаки. Лёха, Саня и Петро втроём, отчаянно матерясь, начинали носиться по двору Управы и загонять собак в будки, задевая при этом другие, стоявшие тут же, автомобили — и те тоже начинали истошно выть сиреной. А через некоторое время всё обязательно стихало… Окна нашей спальни выходили, в аккурат, на казачье подворье. Это было незабываемо…

Ещё казаки очень любили устраивать у себя во дворе праздники. Праздники были двух видов: застолья и порка виновных. Иногда эти два мероприятия объединялись в одно: выпоров очередных ренегатов и внутренних врагов казачества, станичники выставляли во дворе столы, накрывали их — и, рассевшись и приняв на грудь, начинали хором петь казачьи песни. Когда же бОльшая часть хора была уже не в состоянии петь самостоятельно, включали магнитофон и слушали записи песен в исполнении казачьих певцов Трофима, Круга, Кучина и Шуфутинского. Казачьи праздники, порою, затягивались часов до двух ночи, и это, почему-то, очень не нравилось жильцам нашего дома и соседних домов.

На четвёртом этаже, прямо над нами, жила Роза Исааковна. Эта Роза Исааковна происходила из старинного рода потомственных стоматологов, носила золотые серьги, золотую цепочку, золотые кольца и золотые зубы. Кроме того, Роза Исааковна была ярко обесцвеченной блондинкой — а в остальном, в её внешности преобладали семитские черты. Предки Розы Исааковны никогда не проводили никаких казачьих расказачиваний и не исполняли директив Якова Свердлова — они тихо-мирно лечили людям зубы, за что пользовались среди иркутян любовью и уважением. Но, видимо, Б-гу было угодно, чтобы именно Роза Исааковна стала грозой всего иркутского казачества.

Случилось это так: однажды, ещё в начале девяностых — то есть, до того, как мы с супругой переехали в тот самый дом, казаки устроили очередной свой праздник с непременным казачьим развлечением — поркой. Выпоров очередных виновных, станичники, по обычаю, накрыли столы, тут же перепились в хлам, и устроили буйную оргию: кто-то орал песни, кто-то по очереди махал войсковой шашкой, кто-то просто громко и с выражением матерился… Казачьи игрища затянулись за полночь: к этому времени, Роза Исааковна уже дважды спускалась со своего четвёртого этажа на двор к казакам, и делала им замечания. Как она рассказывала после, оба раза казаки отреагировали более-менее адекватно, но своих бесчинств не прекратили — а когда Роза отправилась к ним с третьим замечанием, кто-то из этих ухарей что-то такое ей ответил… не совсем хорошее. Касаемое её, Розы, происхождения…