Всеволод Буйтуров - Золотой Разброс 1. Слёзы Невидимых.

• Название: Золотой Разброс 1. Слёзы Невидимых.
• Автор: Всеволод Буйтуров
• Жанр: Фэнтези

На бескрайних просторах Сибири в месте слияния двух рек Невидимые Небесные Родители сотворили Племя своих Детей. В небывалом достатке жило, трудилось и преумножалось то Племя: Родители обильно проливали на Землю свои Слезы и от радости за своих чад, и от сожаления, если не могли уберечь их от неправедных поступков, а Слезы проявлялись в видимом мире как гигантское месторождение золота.

Дети мирно по-добрососедски делили охотничьи угодья и пастбища со своими соседями — Сибирскими татарами и Эвенами. Но случилось великое бедствие. По могучей Матери Реке приплыли на невиданных больших лодках люди, именовавшие себя Вольницей, до которых дошли слухи о небывалых богатствах Племени.

Во время осады городища Детей Невидимых по ходатайству Родителей Дух Земли и Дух Могучей Реки при поддержке Силы, данной Солнцем, таинственным образом переместили Детей в неведомом направлении вместе со скарбом и запасами Слёз. Но не все произошло так гладко, как предполагали Родители. Случился Великий Золотой Разброс, который коснулся и людей, разметав их во времени и пространстве.

На страницах романа предстоит встреча с людьми разных эпох, национальностей, культур, разного уровня развития и образования. Герои повествования – сын Хана Племени Фируз и прекрасная Лилия, в день нашествия Вольницы творившие свой Свадебный Обряд. А также, шаманы, дворяне, разночинцы, вельможи, куртизанки, кладоискатели, люди прошлых веков и нашего столетия, Духи, Водяные, Лешие, Русалки и другие яркие персонажи.

Ткань Пространства-Времени открывается читателю через сложную мозаику повествования, постепенно складываясь в единую картину, до конца сохраняя тайну и интригу.

---

Но изменённое зрение Бабая могло видеть то, что было ранее. И он со сладостной мукой прозревал в прошлое и видел наяву всё, что случилась в тот страшный день. И кровь сияла в лучах солнца, как разбросанные на траве самоцветные камни, которые, он помнил, привозили на Белую Гору торговцы-купцы и продавали на украшения Детям за смешную цену — за малую толику самородков!

Однако, странное зрение, которое подарила Фирузу его злая судьба, с некоторых пор приобрело ещё одну мучительную для него особенность. Бабай стал прозревать ещё и будущее. Страшнее ничего быть не могло! Как тёмными ночами то молил, а то поносил страшными словами он коварную Хозяйку Судеб, которая по-честному должна была помиловать его безумием, а разум его оставался незамутнённым уже многие годы. И вот теперь, если повезёт, видел Фируз по ночам картины той страшной ночи, а нет…

***

Молодая красавица с лицом, на котором, казалось, навечно застыла маска страдания, нетвёрдой походкой пробиралась вдоль изгороди к рубленному из брёвен большому дому, называвшемуся, Фируз уже знал, «казарма», где её поджидали здоровые мужики в странных одеждах.

И те, кто был не занят в карауле или не исполнял другой воинской работы, вроде чистки оружия и отработки воинского артикула, подходили к красавице, которая при их приближении начинала дрожать и внутренне вся сжималась, но при этом старалась держаться как можно более развязно. Она была изрядно пьяна: это помогало ей в нелегком ремесле полковой шлюхи.

Фируз с бессильной яростью наблюдал, как красавица уединяется по очереди с желающими её услуг мужчинами. Те при этом весело смеялись, похлопывали бедняжку по заду, щипали за груди и бока. Некоторые беззлобно давали ей легкого пинка, подгоняя к палатке — её рабочему месту и журили: « Опять напилась лохудра! Смотри ужо, не засни под Ванькой! Не то в воду скинем, а как протрезвеешь — все бесплатно попользуемся!»

Страшно и жутко становилось Бабаю от этих видений. Лицо, глаза, походка, голос, тело — всё было знакомое, родное. Но, вмешаться, защитить, оградить, обнять не мог несчастный свою утраченную возлюбленную.

Страшно, жутко было Фирузу. Он знал, что его возлюбленная погибла очень-очень давно: может, и больше ста лет уже прошло — счёт времени для Бабая был недоступен. Но вот она — живая, красивая, пьяная, чтоб заглушить душевную боль, идёт с очередным солдатом в свою проклятую палатку. И знает несчастный, что нет у красавицы иного пути. Чем ещё она прокормится и прокормит детей? Поздними вечерами он видел, как её, совсем пьяную, часто с трудом, вели под руки домой «после работы» мальчик и девочка. Мальчик до боли напоминал Бабаю себя в далёком безоблачном детстве. Девочка похожа на Лилию, такую, какой он увидел её впервые на пороге дома её родителей.

Вдогонку Лилии (или её призраку?) раздавались издевательские выкрики: «Небось! Тащи мамку до дому. Пусть отоспится! Она нам завтра в свежести понадобится! А ты, девонька, подрастай скорее. Вместе с мамкой нас ублажать будешь! И мальчонке применение найдем — писаный красавец растёт! Не трясись, малец, шутим, содомскому греху не привержены. А бабам завсегда применение найдём!»

Если счастье смерти недоступно Бабаю, то где же милосердное блаженное безумие! Проклята будь в веках подлая Хозяйка Судеб. Безумие положено несчастному по древним установлениям!

***

Городок Чумск был основан первопроходцами Вольницы в месте слияния Матери Реки и её правого притока реки Ушкуйки. Название новому Острогу, а затем Городу дали те же первопроходцы, от слова «чум» — так назывались передвижные жилища местных кочевых туземцев, часто встречаемые по берегам Большой Реки и Ушкуйки.

Малоприметные землянки и полуземлянки поселений Сибирских татар разглядели позже, уже освоившись на берегу. Наземные жилища также имелись у этого народа. Но были эти домишки низкими и приземистыми, и мало отличались от полуземлянок.

Суровый Сибирский край требовал бережного отношения к теплу в жилищах. Каждый решал эту нелёгкую задачу по-своему: кто-то при помощи тёплых шкур, накрывавших чумы, кто-то — за счёт заглубления в землю и малой высоты построек.

Единственные капитальные строения были только на вершине Белой Горы: что-то вроде крепости с капищем и жилыми домами за общей бревенчатой стеной. Знать, могли себе позволить так роскошествовать обособленно жившие на Горе люди.

Были дома из глиняного кирпича с глиняными крышами, только народ, их населявший, ушёл неведомо куда от неприятельской осады. И каменная храмина в центре поселения опустела…

***

Из стоявшего неподалеку от казарм экипажа Белую Гору наблюдали почтенного вида господин и дама ослепительной красоты. Что-то азиатское едва уловимо проглядывало в её чертах. На бедного бродягу дама глядела с болью и состраданием. На безобразное действо у казарм с участием пьяной шлюхи вообще не решалась поднять глаза.

Редкие прохожие удивлённо оглядывались на странную пару: виданное ли дело, чтоб благородные господа обращали внимание на сумасшедшего босяка и подвыпивших солдат?

Граф Брюханов (а это был, несомненно, он) хмурился, уже сожалея о решении взять в Чумск свою фаворитку Лилиан. Но, дело — прежде всего: необходимо было приглядеться к странному умалишённому, про которого ему отписывал чумский градоначальник.

Однако зрелище оказалось для мадемуазель слишком сильным. Даже нельзя было компенсировать тягостное впечатление достаточным количеством шампанского: политес следовало соблюдать. Сам факт появления Графа в местном «приличном» обществе с персоной сомнительного происхождения и занятий вызывал ненужные сплетни и кривотолки.

А в свете предстоящей поездки в Петербург, сплетни были крайне нежелательны. В вечно хмельной головке Лилиан, к тому же, прочно поселилась бредовая идея быть представленной ко двору, что при её статусе являлось полным абсурдом.

Всё складывалось не так, как мыслили Их Сиятельство. С самого начала поездка задумывалась небольшим этнографически-развлекательным вояжем. Градоначальник писал, что в Чумске появляется временами занятный абориген, к которому местные жители относятся со страхом, уважением и насмешкой одновременно. Кличут аборигена Бабай и, похоже, у местного населения связана с этой кличкой какая-то легенда.

Однако если начались неприятности, то уж, точно, жди их много. По-другому не бывает. Лев Николаевич и так был фраппирован ажитированным поведением своей подруги (про француженку и думалось французскими словами), которая при первом же визите к казармам устроила истерику и порывалась бежать к Бабаю сломя голову. У него самого нервы взбрыкнули, как лошадь, укушенная оводом. Изрядно похоже было обличье безумного оборванца, несмотря на лохмы и спутанную бороду, на портрет, который показывался Их Сиятельству из зеркала цирюльника во время бритья, завивки усов и прочих, необходимых культурному человеку процедур. («Только бы никто из уважаемых господ внимания не обратил!») Да кому такое в голову придёт — Графа с босяком сравнивать!

Неприятности стремительно преумножались. Не ко времени черт принес полицмейстера с городовым. Нешто не мог градоправитель прижать ретивого служаку, пока его друг с пассией разъяснят колоритного безумца?

Ан, нет. Полицмейстер, не добившись от убогого каких-либо объяснений, приказал городовому препроводить нарушителя спокойствия, смущавшего горожан своим диким видом, в участок для производства дознания и следствия.

Знали бы Их Сиятельство, что главные неприятности с Бабаем ещё впереди! Но, в конце концов, всё решилось. После коммерческих переговоров с жадноватым блюстителем чумского порядка, Граф забрал бедолагу в Верхнеудинск: уж больно диковинны были рассказы того про Невидимых Родителей, плачущих золотом. Надо было спокойно всё обдумать, истину от бреда отделить.

Так вот, поселился Бабай в графской усадьбе. Подолгу беседовал Лев Николаевич с новым жильцом. Тот даже немного стал в себя приходить. Побрили, помыли, накормили. Стал меньше дичиться. Про свою жизнь бездомную рассказывал. Только плохо понимал Граф его наречие, а Лилиан, «подругу разлюбезную», откуда-то разумевшую сибирские диалекты, звать не хотелось.

После визита в Чумск девушка запила пуще прежнего. Ругала домочадцев дурными словами. Графа в свою спальню не допускала. Кричала, что дурак, не понял ничего про себя, Гэгээна и Бабая. Через то лишились они общества бродячего бурятского мудреца, сказителя-виртуоза Гэгээна, часто прибегавшего к их гостеприимству. Коренные жители очень уважительно относились к Гэгээну, а просторный двор усадьбы Графа свободно вмещал всех желающих послушать удивительные баллады.

Дело в том, что едва привезли в Верхнеудинск странного Бабая, Гэгээн попросту исчез. То ли обиделся на что-то, то ли взыграла в очередной раз тяга к перехожей жизни.