Алисса Муссо-Нова - Хер Сон

• Название: Хер Сон
• Автор: Алисса Муссо-Нова
• Жанр: Психология, личное

Велик и могуч язык человеческий!

В каждом слове можно отыскать волшебную палочку!

Смешливая и озорная Алисса Муссо-Нова подарит вам совершенно интересный и необычный взгляд на жизнь.

Новые и неожиданные значения привычных слов, новые приметы, новые идеи и новые игры с Вселенной. Именно этим и занимается автор – играми с Вселенной, и делает это увлекательно, а главное – весело и непринужденно!

И входят в нашу жизнь чудеса: начинаем читать букву за буквой в книге, потом слово за словом в жизни, и оказывается, что Настоящее Волшебство – рядом, и совершенно доступно каждому из нас.

---

Фрязино

Сидел как-то за самоваром великий полководец Иван Сусанин да поглядывал на пышную девицу Зину, которая хлопотала у стола, потчуя гостей. «Ишь ты, фря какая! – думал Иван Сусанин, покручивая ус, – надо бы на карте пометить, где она живет. Вот отведу поляков тут недалеко по делу, да и вернусь к ее роскошным туловищам», – мечтал Сусанин, рисуя на карте кружочек и выцарапывая гусиным пером аккуратные буковки: «Фря Зина».

Наутро ушел Сусанин с поляками в дремучий лес, да и не вернулся. А карта на столе лежать осталась – позабыл он ее, ну и заблудился, конечно.

Так и сгинул.

Карту нашли потом, и название поселения так и осталось «Фрязино». В губерниии Московской принято на «о» города обозначать – Хотьково, Монино, Павшино, вот и Фрязина во Фрязино превратилось.

Такова селяви: сплошная шершеляфамщина!

Абрамцево

Есть прекрасный уголок на Валдайской возвышенности – он же знаменитая усадьба художников. Там и Савва Мамонтов гостевал, и Третьяков в свою коллекцию картинки присматривал. Да вы знаете – Абрамцево знаменитое. Почему Абрамцево – дык это история простая: художники картины свои хотели подороже продать, потому и рамы заказывали затейные, – с резьбой да позолотой.

Приезжают к ним Савва Мамонтов с Третьяковым и просят: «Продай, брат, нам картинку вот эту завалящую за три рубля».

А художник упирается: «Нет, господа хорошие, картина без рамы никуда! Обрамить надо! И не за три рубля, а за триста три я вам продам ее!»

«Вот ешкин кот! Лишь бы абрамить!» – в сердцах плевался знаменитый коллекционер Третьяков, не разобравшись в терминологии. Он решил, что это слово происходит от «Абрам», намекая на выгодные сделки, на которые все Абрамы большие доки.

«Поехали, друг мой, в Плес, ну их к бесам, этих абрамцевских!» – утешал приятеля добряк Савва Морозов, не успевший еще растратить свои миллионы на революционных матросов. – Там на Волге утес, диким мохом оброс – его как раз Левитан нарисовал намедни. Картинка маслом! И никаких Абрамов, разве что сам Левитан, да и тот – Исаак!»

А про художников что скажешь?

Это только в сказках художники нищие да голодные. Вот, например, художник Ярошенко, который прачек рисовал да нищих – он в Китай-городе, в Подкопаево домик имел крошечный – три этажа, да сад-палисад. Нижний этаж ресторация занимала, посереди сам жил в трехстах метрах, а верхний ярус студентам сдавал. Бедняга. У него и в Кисловодске именьице небольшое было – сейчас там его мемориальный музейчик небольшой трехэтажный имеется. Конечно, бедный, вон у царя целый громадный Зимний дворец – куда как больше московского да питерского домов ярошенсковских! А нищих он классно рисовал! Со смаком! Знал толк в бедняжечках!

Юная прекрасная девица улетает далеко-далеко

A ну и пусть! Ё! Пойду гулять тогда!

Надену толстовку и поскачу Толстовку так мягко облегающую все мои чресла и телеса, темно-синюю, уютную.

И буду скакать, как мячик, мягкий и теплый.

А сверху я накину некрасовку. Она будет развеваться за мной крылами, и я стану похожа на маленький розовый шквал – стремительная, легкая, летящая.

И сверху нацеплю непременно шаляпинку – для форса.

Как же без шаляпинки – ведь я кокетлива до безумия!

Буду глазками стрелять из-под шаляпинки. И лукаво улыбаться – веселый озорной ураган.

Может быть, добавить каштанку?

Наверное, это на Карлсона уже похоже:

«Юная прекрасная девица улетает далеко-далеко…»

О моде

Я тут размышляла об абсурде – в метро. И доразмышлялась до того, что решила, что время надо рационально использовать – хоть и для абсурдов всяческих. А поскольку живописью в метро или пением-танцами, скажем, заниматься нет простору, то остается одно – слагать вирши. Хоть и абсурдные. Глянула в журнальчик, который листала соседка, а там – мама дорогая! – наш брат девушка – вооруженная от каблуков до зубов! Страничка моды такая вот. Но нам без разницы – из чего абсурд состряпать. И вот – пожалуйста! – абсурд на модную тему:))))))):

Ходит дама с пистолетом,

ест чеснок и спит валетом,

то есть – пяткой к голове

прямо на сырой траве,

в голове у дамы – брямки,

и в ушах, и под панамкой,

а под мышкой – кобура!

кризис кончился —

УРА!

Теперь вот думаю: а если и впрямь кризис кончится?

Царские замашки

Всю жизнь завидовала Петру Первому! Делал чувак венценосный, что хотел! Кораблики строил, дощечки всякие стругал, брадобреем прославился! И не думал – царское это дело или не царское. Потому что все, что царь делает, – это все царские дела! А размышлять о том, уместно ли молоток в руки взять и как на это посмотрит княгиня Марья Алексеевна – это как раз удел граждан, к царям отношения не имеющих. Вот и граф Толстой – величина! Пахать для развлечения – это круть! И я, и я, и я пахать! Ну, хоть в сантехника поиграть!

Граф белые ступни достал из шелковых

ботинок

и, панталоны кружевные засучив,

шагнул по борозде,

в лорнет разглядывая лошадь,

тягающую плуг,

и блики золотистые с лорнета

плясали в серебристой бороде…

Один пахал,

другой стругал струганком,

рубил рубанком, и пилил пилой

и строил корабли и города в болотах.

А мне – на многие дела охота

теснится в неуемной голове.

Вот хочется запеть, и голосом владея,

очаровать пространство звуками

с небес…

но я, ни капли не робея,

поддерживаю царский интерес!

Презрев сантехников в нечистой робе,

я на санузел свой нацелю взор

и, облачившись в крепжоржет-панбархат,

возьму ключ разводной, отвертку и топор

и постелив салфетки кружевные,

я отверну от пола унитаз,

от стенки кран, и все дверные ручки,

я топором, отверткой и сверлом —

всех победю!

И мой победный глас

Услышите, когда в восторге

узрею, как с шипением вода

льет из стены фонтаном огроменным

и исчезает в черную дыру!

Проснусь я поутру

С сознанием исполненного долга

И вслед соседи с нижних этажей

меня глазами долго-долго-долго

с почтением все станут провожать…

А я пойду пахать!

Карету, мне, карету!

Пойти что ль в шпалы нынче поиграть?

Да здравствует железная дорога —

Как дел на свете интересных много!

Не пришей Кобыле Хвост

Х орошее в Москве такси! Особенно такое, которое по телефону вызывается! Набираешь номерок заветный, и заклинание волшебное: «Сивка-Бурка – НаКолесахКонурка, встань передо мной, как лист перед травой!», и встаешь, как трава стоит. И тут же лист нарисовывается: фарами моргает, дверки приветливо распахивает и увозит тебя в любую даль. Некоторых в туманную, а некоторых в булочную. Но наш Семен Семенович в булочную даль на такси не ездил. Он иногда на работу позволял себе, и с работы тоже, и в ресторан с дамой, ну и из ресторана – это уже само собой, кто ж из ресторана на метро добирается? Это же весь кайф растеряешь, пока в подземельях мыкаться будешь.

А служил наш Семен Семенович в одной конторе, которая себя называла гордым словом «Вымпел». В названии, конечно, тайный смысл был сокрыт – ведь за вымпел принято бороться, награда как-никак, хоть от этой награды ничего, кроме почета и треугольной тряпочки, не получается. А Семен Семенычу от «Вымпела» толк был – труд его вознаграждался ежемесячно перечислением некоторой суммы на банковскую карточку, отчего Семен Семенович осознавал себя как «Homo acquiesce» – «человек обеспеченный». И все бы так и продолжалось, но пришел однажды в декабре к Семен Семенычу странный Кристмас, и принес он ему подарки, не менее странные, чем он сам.

Начнем с того, что Кристмас назвался Кризасом, и подарки не сложил аккуратно в красные коттоновые специально приготовленные заботливой женой носочки Семен Семеныча, а свалил их кучей в углу и, шаркая ногами, удалился без песен и улыбок, и даже стишок прочесть не попросил.

Подарки сбились в углу и скалили страшные зубы.

– Дареному подарку в зубы не смотрят! – кинул клич Семен Семеныч и ринулся разгребать свое дареное добро. Он выставлял подарки по одному на стол, и скоро здесь выстроилась целая шеренга. Оглядев приобретения, Семен Семеныч задумчиво поскреб щеку: