Мишель Моран - Нефертити

• Название: Нефертити
• Автор: Мишель Моран
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-29056-7

Из глубины веков смотрят на нас прекрасные глаза царицы Нефертити, запечатленные на знаменитом скульптурном портрете. Что скрывается за ее непостижимым взором? Эта женщина достигла вершин власти. Ее супруг, фараон Аменхотеп IV (Эхнатон), был одной из самых загадочных личностей в истории человечества. Его называли фараоном-еретиком, фараоном-ниспровергателем. Можно ли быть счастливой рядом с таким человеком? И если да, то какой ценой дается это счастье?

---

Аменхотеп взглянул на нас из-под густых ресниц. Он был мальчишкой. Дующимся, не уверенным в себе ребенком.

— Тогда почему Панахеси говорит…

— Он лжет! — воскликнула Нефертити. — Кто может быть настолько глуп, чтобы желать видеть на троне твоего брата, когда можно служить такому фараону, как ты?

Но в глазах Аменхотепа вспыхнул нехороший огонек, и он отвернулся.

— Если бы мой брат не умер, ты стала бы его женой.

— Я никогда не вышла бы замуж за Тутмоса, — быстро произнесла Нефертити.

Мысли царя приняли опасное направление. Аменхотеп повернулся ко мне:

— Говорят, что сестра Нефертити никогда не лжет. Твой отец когда-нибудь говорил дома о Тутмосе?

Нефертити побледнела. Я медленно кивнула.

— Он намеревался отдать твою сестру за него?

Мне хватило ума понять, что, если я сейчас не солгу, любимой женой фараона в Мемфисе будет Кийя, а Нефертити — всего лишь еще одной из множества царских жен. Аменхотеп подался вперед, лицо его потемнело. Нужно было солгать всего лишь раз, чтобы изменить вечность, чтобы обеспечить нам возможность навеки запечатлеть наши имена на великолепных монументах Фив. Я взглянула на Нефертити. Та ждала, что я стану делать. Я посмотрела Аменхотепу в глаза и дала ответ, который хотел бы слышать мой отец и который сейчас надеялась услышать Нефертити.

— Визирь Эйе всегда верил, что на трон Египта взойдешь ты. Именно тебе он предназначал свою дочь, даже когда ты еще был ребенком.

Аменхотеп потрясенно уставился на меня.

— Это судьба… — прошептал он, снова откидываясь на спинку кресла. — Судьба! Твой отец знал, что я займу трон Египта!

— Да, — прошептала Нефертити, глядя на меня.

Я проглотила вставший в горле комок. Я солгала ради моей сестры. Я пошла против совести, чтобы защитить нашу семью.

Семнадцатилетний фараон Египта встал.

— Эйе будет великим визирем всей этой страны! — провозгласил он. — В Мемфисе он будет отвечать за наши отношения с другими странами, и я возвышу его над всеми прочими визирями!

Аменхотеп снова посмотрел на меня.

— Можешь идти, — небрежно бросил он. — У нас с царицей дела.

Нефертити протянула было руку — остановить меня, но я строго покачала головой и проскользнула мимо нее к двери. На глаза у меня навернулись слезы, и я смахнула их тыльной стороной ладони. Я солгала царю Египта, наивысшему представителю Амона в этой земле. «Маат будет стыдно за меня», — прошептала я вслух, но среди колонн коридоров меня было некому услышать.

Я подумала было, не пойти ли к матери — но она скажет, что я поступила правильно. Я ушла в сад и уселась на самой дальней каменной скамье. Боги накажут меня за мою ложь. Маат захочет возмездия.

— Нечасто сестра царицы гуляет в саду одна.

Это оказался военачальник Нахтмин.

Я смахнула слезы.

— Если фараон увидит нас вместе, он будет недоволен, — сказала я строго, пытаясь взять себя в руки.

— Неважно. Новый фараон скоро уедет в Мемфис.

Я бросила на него быстрый взгляд.

— А ты не поедешь?

— Поедут только те, кто сам решит ехать. Большая часть войска останется в Фивах. — Военачальник уселся рядом, не спрашивая у меня дозволения. — Так почему же ты сидишь среди ив одна?

Мои глаза снова увлажнились. Мне было стыдно перед богами.

— Ну так что? Кто-то разбил твое сердце? — настойчиво спросил Нахтмин. — Хочешь, я изгоню его?

Я невольно рассмеялась.

— Меня не интересуют юноши, — сказала я.

Мы немного помолчали.

— Так почему же все-таки ты плакала?

— Я солгала, — прошептала я.

Нахтмин посмотрел на меня, и уголки его губ поползли вверх.

— И это все?

— Может, для тебя в этом нет ничего особенного, но для меня это очень важно. Я никогда не лгала.

— Никогда? Ни про разбитую посуду, ни про ожерелье, которое кто-то потерял, а ты нашла?

— Нет. Никогда с тех пор, как я сделалась достаточно взрослой, чтобы понимать законы Маат.

Военачальник ничего не ответил, и я поняла, что кажусь ему, человеку, повидавшему войну и кровопролитие, сущим ребенком.

— Это неважно, — прошептала я.

— Это важно, — серьезно возразил он. — Ты ценишь правду. Ты солгала лишь сейчас.

Я промолчала.

— Ничего страшного, твоя тайна умрет вместе со мной.

Я вскочила, рассердившись.

— Зря я стала с тобой разговаривать!

— Ты думаешь, что я перестану тебя уважать из-за твоей лжи? — Он добродушно рассмеялся. — Египетский двор построен на лжи. Ты увидишь это сама в Мемфисе.

— Тогда я закрою глаза, — отозвалась я с ребяческим упрямством.

— И подвергнешь себя опасности. Лучше держи их открытыми, госпожа моя. От этого зависит судьба твоего отца.

— Откуда ты знаешь, от чего зависит судьба моего отца?

— Ну, если ты не сохранишь способность рассуждать здраво, то кто же это будет? Твоя красавица-сестра? Фараон Аменхотеп Младший? Они будут слишком заняты постройкой храмов, — ответил Нахтмин. — А может, — изменнически произнес он, — даже борьбой со жречеством, чтобы завладеть его богатствами.

Должно быть, вид у меня был ошеломленный, потому что военачальник поинтересовался:

— Ты что, вправду считаешь, что никто, кроме твоей семьи, этого не замечает? От молодого фараона лучше держаться подальше. Если жрецы Амона падут, та же судьба ждет и многих других богатых людей, — предсказал он.

— Моя сестра не имеет с этим ничего общего, — твердо произнесла я и зашагала обратно ко дворцу.

Мне не понравилось, как Нахтмин припутал мою семью к замыслам Аменхотепа. Но он пошел за мною следом, приноравливаясь к моей походке.

— Госпожа моя, я тебя обидел?

— Да, обидел.

— Извини. Впредь я буду осторожнее. В конце концов, ты же будешь одной из самых опасных женщин при дворе.

Я остановилась.

— Посвященной в тайны, ради которых визири и жрецы будут щедро платить шпионам, лишь бы разузнать их.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Об информации, госпожа Мутноджмет, — ответил Нахтмин и зашагал в сторону конюшен.

— А что, по-твоему, способна сделать информация? — крикнула я ему вслед.

— Все, что угодно, — бросил он через плечо, — если попадет не в те руки.

Тем вечером я постелила себе постель в комнате, расположенной рядом с личными покоями царя, зная, что моя сестра находится за стеной, но я не могу ее позвать. Я посмотрела на выставленные на подоконнике горшочки с травами, которые перенесли путешествие из Ахмима в Фивы, а теперь их еще и таскали из комнаты в комнату. Завтра царица объявит о дате нашего отъезда в Мемфис, и травам придется снова проститься с насиженным местом.

Когда Ипу пришла помочь мне раздеться, она заметила мой унылый вид и прищелкнула языком.

— Что случилось, госпожа?

Я пожала плечами, притворяясь, будто дело в какой-нибудь чепухе.

— Ты скучаешь по дому, — предположила Ипу, и я кивнула.

Ипу стянула с меня через голову облегающее платье, и я надела другое, свежее. Потом я послушно уселась на кровать, чтобы она могла причесать меня.

— А ты когда-нибудь скучаешь по дому? — тихо спросила я.

— Только когда думаю о братьях. — Ипу улыбнулась. — Я росла вместе с семью братьями. Потому-то я так хорошо и лажу с мужчинами.

Я рассмеялась.

— Ты ладишь со всеми. Я видела тебя на празднествах. Наверное, во всех Фивах не найти человека, которого ты не знала бы.

Ипу небрежно повела плечом, но возражать не стала.

— У нас в Файюме все такие. Дружелюбные.

— Так ты родилась у Меридова озера?

Ипу кивнула:

— В небольшой деревне между озером и Нилом.

Она принялась рассказывать про глинистые пустоши, уходящие в зеленые плодородные холмы, и виноградники, покрывающие берега сине-зеленого Нила.

— Во всем Египте не найти лучшего места для садоводства или выращивания хлеба; и там растет самый лучший папирус.

— А чем занималась твоя семья? — спросила я.

— Мой отец был личным виноделом фараона.

— И ты оставила отцовские виноградники ради работы во дворце?

— Только после его смерти. Мне тогда было двенадцать лет — я была самой младшей из пятерых дочерей и семерых сыновей. Мать во мне не нуждалась, а я унаследовала ее умение обращаться с косметикой.

Я посмотрела в висящее над нами зеркало, на густо накрашенные глаза Ипу, на мазки малахита, никогда не расползавшиеся от жары.

— Старший дал мне место в свите царицы. Постепенно я стала ее любимицей.

И при этом царица позволила ей перейти ко мне. Я подумала о тете и всех ее бескорыстных деяниях, которые остались незамеченными. И о том, с какой любовью она относилась к своему сыну, себялюбивому и думающему лишь о себе.

— Во дворце жить лучше, чем на виноградниках, — продолжала тем временем Ипу. — Жить в городе, где женщины могут купить все, что им нужно… — Она довольно вздохнула. — Сурьму, благовония, настоящие парики, редкие лакомства. Суда плавают по всему Нилу и останавливаются в Фивах. А в Файюме сроду не причаливал ни один корабль.