Сергей Обручев - Таинственные истории

• Название: Таинственные истории
• Автор: Сергей Обручев
• Издательство: Мысль
• Жанр: История
• Год: 1973

Выдающийся первооткрыватель и ученый С. В. Обручев оставил после себя неопубликованную рукопись — своеобразное историко-географическое исследование. В нем автор, анализируя архивные и литературные материалы, опираясь на богатейший собственный экспедиционный опыт, восстанавливает давно и недавно минувшие события из истории открытия отдаленных районов нашей планеты.

---

Поэтому можно думать, что в избе зимовало никак не больше пяти человек, а вернее, три, скелеты которых были найдены. По-видимому, они прожили месяца два после окончания хода песцов, то есть после начала ноября.

Из современного положения костей в заливе Симса трудно сделать какие-либо выводы. Остатки двух черепов найдены всего в 1—1,5 м от избушки, а третий — в культурном слое внутри зимовья. Мелкие обломки костей перемешаны с обрывками мехов, щепой и прочим в избушке. Была ли дверь открыта — неизвестно, так как в 1941 г. ее уже не застали на месте. Во всяком случае ясно, что дикие звери — песцы, медведи — имели доступ к трупам и части их вытащили наружу. Представляется удивительным, что люди, умершие позже, не унесли трупы более ранних покойников подальше и не похоронили их. Остатки черепов, находившиеся в 1—1,5 м от избы, лежат слишком близко к зимовью и унесены, конечно, зверями.

Вывод напрашивается такой: или люди умерли все одновременно, или живые так ослабели, что не могли уже передвигаться.

Из костей позвоночных, изученных И. М. Громовым, главная масса принадлежит песцам — их обнаружено 187 штук. Песцы, кроме одного, сеголетки, но старше пяти месяцев, с вполне сменившимися зубами. Только один — второгодник. Такой возрастной состав характерен и для современных промыслов. Песец на севере совершает регулярные миграции; особенно много песцов в прибрежных районах в начале сентября. В конце месяца песец в массе мигрирует на юг. К ноябрю в тундре остаются только редкие старые песцы, поэтому уже с ноября для зимовщиков залива Симса мог наступить голод.

Кроме песцовых И. М. Громов обнаружил обломки костей одного оленя, вероятно убитого зимовщиками осенью в последних стадах, откочевавших на юг в конце сентября. Найдены также пять остатков костей моржа — так что в начале зимы люди могли убить и одного морского зверя.

Интересные данные мы находим в статье В. А. Фоканова об остатках шкур млекопитающих. В заливе Симса в остатках мехов больше половины кусков — шкурки песца, все они уже перелинявшие и добывались начиная с конца сентября. Шкурки соболя, встречающиеся в сборах в заливе Симса и на острове Фаддея, в общем составляют меньше половины, и они привезены, очевидно, из долины Енисея, так как экспедиция еще не дошла до восточного ареала соболя. Поэтому следует предполагать, что уже по пути зимовщики совершали обменные операции с западносибирскими местными жителями в Мангазее и на Енисее.

Количество шерсти северного оленя невелико, и неясно, принадлежат ли они домашнему или дикому оленю. Собачья шерсть — только одни клок — похож на шерсть лайки; его происхождение неизвестно: получена ли шкура от местных жителей на Енисее, или зимовщики имели свою собаку.

В группе залива Симса была одна женщина. В. В. Гинзбург обнаружил ее скелет в останках, привезенных с Таймыра. Форма черепа брахикринная, и череп может принадлежать монголоидной расе; вероятно, это женщина из народов северо-западной Сибири. Б. О. Долгих на основании изучения остатков женских украшений приходит к выводу, что эта женщина была нганасанкой. Л. И. Якунина нашла женскую обувь (один чирок) и среди обрывков шелковой ткани кусок сарафана того типа, который носят до сих пор в Ямало-Ненецком и Ханты-Мансийском округах. Но А. П. Окладников считает этот сарафан русской одеждой (1951, стр. 28). Б. О. Долгих (1951), анализируя все женские украшения, привезенные с Таймыра, приходит к выводу, что они являются нганасанскими, такими, какие носят до сих пор нганасанки.

Но вот что меняет дело: если мы обратимся к перечню находок, то увидим, что значительная часть этих женских украшений собрана на острове Фаддея! Так, Б. Долгих указывает, что нганасанки привешивают к полам праздничной меховой одежды по четыре колокольчика разной величины. Такое количество, «притом разной величины, обнаружено и в наших находках». Но из этих четырех три найдены на острове Фаддея и только один — в заливе Симса! Точно так же медаль, которую Б. Долгих считает тождественной «медали-подвеске на зимнем костюме нганасанки», найдена на острове Фаддея. Там же найдены все серьги, подвески, гребенки, пластинки, кольца-подвески; последние Б. Долгих считает типичными для женских костюмов нганасанок.

Следовательно, мы можем полагать, что или в группе острова Фаддея также могла быть женщина — из местных национальностей северной Сибири, или на кочах во время морского пути вокруг Таймыра погибла еще одна женщина! Или, наконец, — что проще всего и что допускает и А. П. Окладников — все эти женские уборы, найденные на острове Фаддея, были в обменном фонде и женщина залива Симса не была так богата нарядами.

К вопросу о национальности этой женщины и найденных остатках ее одежды мы еще вернемся.

Интересно остановиться еще на некоторых выводах, которые были сделаны после первичной обработки материалов 1940—1941 гг. Выводы эти, принадлежащие главным образом Б. О. Долгих, были опубликованы им в 1948 г., но после полной обработки всех археологических материалов они частью опровергнуты публикацией 1951 г. Прежде всего следует отметить предположение Б. О. Долгих о том, что русские прибыли не с Енисея или из Мангазеи, а прямо из поморских городов Европейской России. Цель похода — меховая торговля в устьях Хатанги и Анабара. Это предположение разобрано ниже. Затем ход экспедиции Б. О. Долгих рисует таким образом: «Морское судно (коч), шедшее на восток, в обход Таймыра, было около северо-западного берега северного острова Фаддея раздавлено льдами пли погибло, налетев на камни».

Непосредственной причиной гибели судна и высадки на острове Фаддея, по Б. О. Долгих, мог быть неожиданный напор льдов. Люди укрыли часть вещей и, когда замерзло море, перешли с саночками с острова на материковый берег в залив Симса. Вероятно, их было на коче шесть — десять человек, но не все они погибли при аварии; высадилось на остров не менее пяти — шести.

В заливе Симса построена избушка «для более слабых членов экспедиции, с тем чтобы остальные отправились за помощью».

А. П. Окладников опровергает этот вывод, указывая, что вещи на острове Фаддея были положены на каменную грядку для просушки, что к ним не успели вернуться; по-видимому, при последующей морской поездке экипаж судна погиб. Размещение вещей указывает, что это не запрятанный клад; нельзя считать также, что вещи выброшены морем с разбитого судна: они не группируются по весу, а расположены в общем по сортам — отдельно оружие, отдельно деньги и другие ценные предметы, отдельно меха. И только впоследствии вещи были раздавлены упавшими глыбами и вмыты вместе с морской галькой, которая иногда перемывалась морем и на этом высоком уровне. Несомненно, с этим анализом А. П. Окладникова надо согласиться, принять его выводы и считать, что экипаж коча погиб, не вернувшись на остров Фаддея из небольшого плавания.

Дальнейшие выводы Б. О. Долгих, касающиеся залива Симса, также вызывают сомнения. Он пытается установить, кто жил в избушке. Прежде всего слабым, не ушедшим с другими пешком, надо считать, по его мнению, кормчего — человека, несомненно, более преклонного возраста, но с большим знанием и опытом. Он был одновременно главой торгово-промысловой артели. В пользу этого, как считает Б. О. Долгих, говорит наличие большой суммы денег и доверенных ему компасов и солнечных часов; ему же принадлежат остатки кафтана из хорошего тонкого сукна; затем кортик, в который вложена жалованная грамота. Вторым погибшим в заливе Симса был малолетний сын или жена кормчего (если будет установлено, что погибла женщина). Но так как В. В. Гинзбург установил, что третий скелет в заливе Симса принадлежит женщине, сразу отпадает предположение Долгих — погиб не сын кормчего, а женщина. Конечно, она могла быть женой любого из двух русских, оставшихся в заливе Симса. Что касается некоторых сторон характеристики самого кормчего, то описание Б. О. Долгих также вызывает сомнение: во-первых, деньги и вещи могли принадлежать и другому мужчине — мы не имеем точного определения принадлежности вещей. Характеристика большого ножа как «кортика» оспаривается рядом исследователей; А. П. Окладников, например, пишет, что это простой нож. Что касается «жалованной грамоты», то А. П. Окладников возражает против такого определения: «жалованные грамоты» не пишутся на простои бумаге и ие прячутся в виде обертки ножа.

М. Ф. Косинский, которому принадлежит в сборнике 1951 г. очерк об оружии, указывает, что кортики появились в России только в XVIII в. Нож, который Б. О. Долгих называет «кортиком», — «один из видов русского поясного ножа XVII столетия» (1951, стр. 95). По поводу грамоты М. Ф. Косинский замечает, что «трудно найти более неподходящее место для хранения документа» (там же).

В. В. Гейман, разбиравший надпись на грамоте, указывает, что можно прочесть только отрывки двух слов: «жалов… г[м]оты»; он приходит к выводу, что, возможно, это грамота, но «странно, что начальник экспедиции засунул такой важный документ в ножны». Сомнения эти вполне оправданны: никто в XVII в. не осмелился бы носить жалованную грамоту в ножнах. Мы знаем, например, в делах Сибирского приказа Енисейский сыск 1660 г. о боярском сыне Федоре Усове, который «носит государеву грамоту» «не по чину — за голенищем, а доведется-де государева грамота носить и выше — за пазухою» (Оглоблин, 1895, т. 1, стр. 198). Эта грамота, кстати, оказалась «воровской», то есть поддельной. Очевидно, более небрежно можно было носить лишь простые грамоты, — например, «проезжие», которые воеводы давали торговым людям.