Мария Романова - Подростки бессмертны

• Название: Подростки бессмертны
• Автор: Мария Романова
• Жанр: Современная проза

Если хоть одному человеку будет интересно узнать, как круглая отличница опустилась на самое маргинальное дно, бродяжничая и планомерно спиваясь, едва выжив в окружении наркоманов, алкоголиков, хулиганов и бродяг…

---

Психологиня долго мне что-то впаривала, но мой загаженный мозг не смог воспринять всего и тем более запомнить. Мы с ней даже о чем-то спорили вроде. Было еще несколько безрезультатных встреч с этой знахаркой душ человеческих, на которые мама слёзно умоляла меня ходить. И мы шли всей семьей (уговорить папу оказалось еще сложнее, но мама всегда была настойчива и могла канючить часами) — налаживать родственные отношения и мою планомерно просираемую жизнь.

Кажется, психологиня учила папу принимать и любить меня такой, как есть, и стараться меня не бить сгоряча. Меня все уговаривала сказать «папа, я тебя люблю», но произнести эти ужасные слова язык у меня так и не повернулся. Мне тогда и подумать об этом было противно, настолько я ненавидела «психа-отца», размахивающего чуть что кулаками, и мы с ним лишь ненавистно зыркали друг на друга.

Сама же психологиня вечно поглядывала на часы, будто с нетерпением ждала окончания сеанса, что не прибавляло моего к ней доверия. Помирить нас с папой ей так и не удалось.

Весь десятый класс пролетел в пьяном угаре, даже и вспомнить особо нечего. Какие-то нескончаемые поездки автостопом, вписки-сейшены-тусовки-ночевки-пьяный петтинг с кем не попадя (со временем Шнырь как-то от меня отдалился, и мы расстались даже без всяких объяснений).

Надо сказать, к парням мое созревающее тело влекло безумно, особенно по синьке. Но какой-то внутренний тормоз (вернее страх, внушенный заботливой мамой, который мне потом еще доставит хлопот) у меня был невероятно прочен. Даже в абсолютной невменяемости я не позволяла себе идти до конца в этом деле — как будто условный рефлекс какой.

И мне повезло, что это была ниферская тусовка: неформалы гораздо галантнее и скромнее в этом отношении, чем те же гопы, а мне было с чем сравнивать (та же гоп-компания на трубах, с которой я кантовалась в двенадцать- тринадцать лет, где пацаны вечно лапали девчонок). Эти парни, напротив — никогда не наглели, обычно наоборот — нетрезвые девочки соблазняли нерешительных гривотрясов. Никаких изнасилований и прочей ерунды вообще не наблюдалось, мне подобные случаи неизвестны (кроме слухов о Мотильде и плойке, в которые я не особо верила. Скорее всего, она сама же это и выдумала для устрашения). И можно было даже смело уснуть мертвецки пьяной, находясь в окружении поддатых ребят, с полной уверенностью, что тебя никто не тронет. Да, это был неоспоримый плюс той тусовки.

Алкоголь, конечно — зло. Но есть вещи, которые разрушают человека быстрее алкоголя и наркотиков. Это смесь из чувства вины (а оно у меня подсознательно присутствовало, ведь я понимала, как страдают родители), озлобленности и ненависти к себе.

Да, именно ненависти. Как я не старалась самоутвердиться, уверенность так и не пришла ко мне. Лишь с некоторыми людьми мне было комфортно, естественно и легко, с остальными же я казалась себе совершенно никчемным человеком, неинтересным и вообще никому не нужным. С теми же, кто мне сильно нравился или вызывал уважение, было сложно связать и пары слов.

Зато алкоголь делал меня веселой и остроумной, ставил центром внимания. Я и сама не заметила, как стала просыпаться каждый день с единственной мыслью: «надо семнадцать рублей на Трою».

Родители, видя деградацию дочурки, отчаянно бились со мной за мою судьбу всеми правдами-неправдами, но все было тщетно. Мы опять скандалили, я убегала, возвращалась или меня находили, и все по новой.

Был лишь один человек, способный хоть как-то достучаться до меня — Василиса. На игры я перестала ездить (была лишь пару раз, да и то ради попоек), но мы все еще поддерживали связь, иногда встречались (наверняка, мама просила ее повлиять на меня). Я ее очень уважала, но эти встречи не были для меня такими уж приятными.

У нее такая манера общения — всех троллить и вечно стебаться. Вот меня она троллила от всей души, иногда я даже всерьез обижалась. А еще всем говорила, что я ее сестра (что очень льстило). При Василисе я даже стеснялась курить — сама она давно бросила, и постоянно надо мной насмехалась из-за этого, называя «пепельницей» (как любой бывший курильщик, не умеющий спокойно реагировать на курящих людей).

Впрочем, отказать ей выгулять собаку или составить компанию за бутылкой пива я не могла, происходило это не сильно часто. А мудрая Василиса, будучи когда-то тоже трудным подростком, как-то сумела втереться мне в доверие. Несмотря на ее вечные подколы, на тот момент она стала для меня каким-то гуру, вроде дона Хуана для Кастанеды.

Мы могли философствовать о жизни, обсуждать половые вопросы, проблемы с родителями, с ровесниками и прочие важные вещи. Казалось, она знает все на свете, и мне никогда не стать такой умудрённой.

Помню, она гениально помогла решить «крупную неприятность» (для меня тогда ситуация виделась очень серьезной, и я переживала).

Один гопёнок из школы (а там я посещала аж по несколько уроков в неделю), младше на пару лет, занял у меня пятьдесят рублей. Вскоре я поняла, что отдавать он не собирается: начал постоянно оттягивать возврат со словами «дома забыл», а потом и вовсе оборзел, сказав, что не отдаст (видимо, не считая нужным возвращать долг неформалке).

Сумма небольшая (но для школьника совсем не лишняя), да и не жалко особо. Но спускать на тормозах, быть терпилой — нельзя, так и не заметишь, как чморить начнут. Тем более что он корешился со старшими авторитетами, будто некий «сын полка». Ну знаете, бывают такие малолетки-прилипалы в компаниях, которые всех веселят своей дерзостью.

Я размышляла, что предпринять — уговоры были бессмысленны, и мудрая Василиса, как всегда, все придумала. Ее план мне совсем не понравился и я начала спорить, но она убедила сделать именно так.

Когда я встретила гопёнка в курилке и, добро приобняв за плечо, будто хорошего знакомого (этот картинный жест посоветовала Василиса для пущего эффекта) попросила отойти в сторонку, он уже заподозрил неладное и был сбит с толку такой фамильярностью с моей стороны (а мы не были приятелями). Теперь оставалось самым зловещим голосом выдать подсказанную Василисой волшебную фразу.

— Слушай, Шиша, — вкрадчиво начала я, — вот ты где живешь — знаю. Как в школу ходишь — тоже знаю. Если не хочешь пидором стать в ближайшее время, деньги чтоб завтра принес. Понял? — я отыграла роль уверенно, как репетировали.

От такой неожиданности у него округлились глаза, он изо всех сил старался выглядеть по-прежнему борзо. Но лишь каким-то непривычно растерянным, запинающимся голосом возмутился: «к-кто меня п-пидором-то сделает, ты что ли?»

— Короче, ты меня слышал, — зловеще улыбнулась я и ровной походкой двинулась восвояси.

А на самом деле мне было страшно, я как всегда запараноила: а вдруг этот Шиша старшакам пожалуется и они пойдут со мной базарить за гнусные угрозы? Что я им отвечу? Типа пошутила?

Но Василисин расчет оказался верен. Вот если б ему пригрозили побоями— другое дело. Но о таких угрозах, как лишение невинности анальным путем, жаловаться язык не повернется. И Шиша, хоть и не поверил сначала, все же не на шутку испугался. Он же не знал, что впрягаться за меня абсолютно некому, и это блеф. Но воображение Шиши, видимо, само все дорисовало.

В этот же день он, как-то стесняясь и робея (что было для него совсем несвойственно) отдал мне долг и старался больше не смотреть в мою сторону. А я все еще не могла поверить, что план сработал. Ай да Василиса!

Что еще запомнилось за тот год?

Мы с какими-то нефорами в гостях у малолетних мажоров, мечтающих тоже стать неформалами, опрометчиво оставленных родителями без присмотра на выходные. А мы для них, значит, образцы поведения. Кто их нашел — не знаю. Помню только, как после опустошения домашнего мини-бара (просто невиданная роскошь) я хотела поблевать в форточку. Но не рассчитала немного, и содержимое желудка оказалось между толстыми рамами, внутри окна, примерзая к стеклам — хороший подарочек гостеприимным детишкам.

Помню, как меня окружили какие-то гопы по дороге домой.

— Ты че такая страшная, хули ты так ходишь? — стандартно начал один из них.

— Да у меня даже хуй бы на тебя не встал, — подхватил второй.

— Ну и слава богу, нахуй мне твой хуй сдался, — парировала поддатая, а значит смелая я.

— Иди отсюда, дура, — обиделся гопник.

Был большой ажиотаж вокруг миллениума. Кто-то, как всегда, обещал конец света, другие верили в лучшее. Как я входила в двадцать первый век, в новое тысячелетие? Пьяная, в подъезде чужого города, распивая спирт с малознакомым панком, а затем сосущаяся с ним же под грохот салюта и веселые крики счастливых детей.

Помню, как в школе вызывала директорша к себе на разговор (ну чтоб я одевалась по-приличнее), поймав в коридоре с поставленным ирокезом. А я ей жестоко дерзила, начитавшись о своих детских правах в учебнике по обществознанию. После этого она хотела меня исключить — мой внешний вид и бесчисленные прогулы могли стать прекрасным поводом, но учителя, как всегда, меня отстояли.