Мария Романова - Подростки бессмертны

• Название: Подростки бессмертны
• Автор: Мария Романова
• Жанр: Современная проза

Если хоть одному человеку будет интересно узнать, как круглая отличница опустилась на самое маргинальное дно, бродяжничая и планомерно спиваясь, едва выжив в окружении наркоманов, алкоголиков, хулиганов и бродяг…

---

Они еле-как нарисовали оценки за год. Педагоги меня жалели, пытались образумить, помня мои предыдущие заслуги и таланты, а теперь выводили натянутые тройки. Я не заслужила даже их. Правда, по легким предметам — русскому и астрономии — мне все же поставили честные пятерки.

Да. Алкоголизм, особенно детский — это страшно. Попадя в эти липкие сети, вырваться практически невозможно, особенно когда и желания такого нет. Я ведь не считала себя алкоголиком, искренне полагая, что это все несерьезно. Любые обвинения в алкоголизме почему-то встречались в штыки. Говорят, признание проблемы — полпути к ее решению. Я же упорно не хотела признавать свой недуг, просто не верила даже в это, влипая тем временем все сильнее. Но апофеоз моего безумства пришелся на летние каникулы.

20

Начало лета ознаменовалось областным фестивалем живой музыки. Он проходил на берегу озера, вдали от цивилизации. Конечно, такое событие нельзя пропускать, и я, не раздумывая, отправилась туда с какими-то знакомыми неформалами, выпросив у папы брезентовую палатку. Он долго не хотел ее давать, берёг для своих вылазок в лес, но все же согласился.

В первый день мы вроде даже пытались что-то приготовить покушать. Но быстро забросили это занятие, так и не доведя суп из тушенки, макарон и какого-то лопуха (его кинул кто-то ради прикола) до готовности — мы торопились «прийти в форму» (накидаться побыстрее), и было уже не до супа. А потом об котелок и вовсе кто-то споткнулся, опрокинув наше варево.

Дальше мои воспоминания обрывочны — будто разрозненные, внезапные вспышки, мне даже вряд ли удастся связать их в единую картину. Это была неделя полной невменяемости, я еще ни разу не уходила в настолько безумный отрыв.

Вот представьте: ночь, всюду костры, огромный палаточный городок в лесу, несколько сцен, тысячи людей. А я уже не понимаю, где нахожусь, резко осознав один ясный факт: я иду по сырой земле, ночью, в одних носках. Где ботинки — неизвестно. Что я здесь делаю, куда шла, где моя палатка и хоть кто-нибудь из знакомых? Замерзнув, я просто на автомате подсаживаюсь к какому-то костерку. Там мне, разумеется, наливают и еще чем-то подкармливают (имею в виду колеса).

Потом я мечусь по чьей-то палатке (как я там оказалась?) с дикими криками «эти линии электропередач повсюду! Везде провода! Прогоните гигантскую стрекозу!»

Еще вспышка памяти: я иду с кем-то по лесу в темноте, тут из кустов выбегают деревенские ребята и начинают нас прессовать. А потом какой-то парень в тельняшке и с топором, появившийся из неоткуда, их разгоняет, страшно матерясь при этом.

Еще один случайный эпизод. Я ищу, где бы поспать, и мы в составе семнадцати человек (специально посчитали) набиваемся в чью-то двухместную палатку в несколько слоев, настоящая куча-мала. Кто-то еще умудряется курить и даже пить при этом, а несколько нижних человек блюют прям на себя.

Помню, как стою на какой-то полянке и в панике стряхиваю с себя несуществующих тараканов.

Все-таки это безумство наконец прекратилось: лагерь стал потихоньку сворачиваться, люди разъезжались, алкоголь и наркотики у всех закончились. Фестиваль не обошелся без жертв: кто-то утонул в озере, кого-то зарезали, кто-то передознулся. К счастью, моих близких знакомых среди этих несчастных не оказалось.

Я, обутая в разные по цвету и размеру кеды, отправилась на поиски папиной палатки и нашла ее в плачевном состоянии: она была втоптана в грязь, разрезана сзади (кто-то таким образом своровал консервы). Кое-как отряхнув брезентуху, я запихала ее в пакет и с кем-то из знакомых отправилась обратно в город.

Из-за палатки папа очень расстроился, но мама уговорила не ругать меня, пообещав все зашить и постирать. А я отправилась отсыпаться, даже не приняв душ.

Пару дней я точно проспала, потом еще несколько дней отлеживалась, лишь изредка выходя «в свет». Вскоре жизнь вернулась в привычное русло, и я продолжила гулять и пить. А через пару недель начала серьезно волноваться.

У меня уже давно должны были начаться месячные. А их все нет.

Это что, я на фестивале могла залететь? Это не укладывалось в голове, от одной мысли начинало трясти и тошнить. Что мне делать, если я беременна? Аборт или рожать тогда? А куда ребенка, ну какая из меня мать?! Я тщетно пыталась восстановить в памяти события той недели, но пробелов было гораздо больше, чем скудных воспоминаний.

Надо было что-то предпринять, что-то придумать. И я не нашла другого выхода, кроме как рассказать маме о своих подозрениях.

— Мам, ну это, у меня после фестиваля месячных все нет и нет, а давно уже должны были начаться. Че делать-то? — запинаясь, говорила я. Мне было стыдно и страшно, но мама оставалась единственной надеждой на решение. Рассказать такое еще кому-то язык вообще не поворачивался, я не хотела так позориться. А мама-то все стерпит.

— Ну что, пошли к врачу, — обреченно и грустно ответила она, — а ты от кого могла забеременеть-то?

— Мам, я не знаю. Я вообще ничего не помню с той поездки, — выдала я очередное откровение.

Ни о каких тестах мы тогда и слыхом не слыхивали, и единственным методом узнать правду был поход к гинекологу. Грубая пожилая женщина, выслушав причину визита с брезгливым и надменным видом, приступила к осмотру. А вскоре ее презрительность и вовсе сменилась гневом.

— Да ты издеваешься, что ли, будто у меня других дел нету! Вон там очередь сидит, а ты тут, идиотка, время мое отнимаешь! — грозно заворчала она, всплеснув руками.

— А что там у меня? — не поняла я.

— Какая тебе беременность, идиотка, ты ж девочка еще. Че, не помнишь, трахалась или нет? Ну молодежь, вообще поколение идиотов растет, — отчитывала меня гинекологша.

— Угу, — виновато ответила я, ликуя в душе. Мое счастье не описать словами. Наверное, то же испытывает смертник, идущий на эшафот, когда в последний момент узнает о своем помиловании.

— А почему у меня задержка тогда? — решила я уточнить на всякий случай.

— Ну мало ли из-за чего. Может, простудилась. Да и вообще в твоем возрасте это нормально, — неохотно объяснила врачиха и выставила меня за дверь.

— Доченька, ну что сказали? — спросила мама, еле сдерживая нетерпение.

— Да все хорошо, я еще девочка! — радостно сообщила я, а вся очередь непонимающе уставилась в нашу сторону.

— Ну ты и дурёха, — облегченно вздохнула мама, — не пугай так больше. Да и вообще следи за собой.

Камень свалился с души, и я вернулась к своей беззаботной жизни. Вскоре, когда я вернулась с очередной гулянки отсыпаться, ко мне пожаловала Василиса. Она разбудила меня в моей же постели, дала время немного прийти в себя, умыться.

— Слушай, мне тут твоя помощь нужна, — бодро начала она. В голове моей звенело от ее высокого голоса.

— Конечно, помогу, а что нужно? — не поняла я. Ну что я вообще могу для нее сделать, кроме как собаку выгулять? Но не станет же она приходить только ради этого.

— Я в детский лагерь еду, буду спортивным инструктором и воспитателем, на месяц. Поехали со мной, там помогать будешь за детишками присматривать. Мне одной не справиться.

Ехать в лагерь совсем не хотелось: ну с кем я там буду бухать, гулять? Только и придется выслушивать ее ворчание насчет моего курения. Но мудрая Василиса знала, на что надавить. Я не могла отказать ей в помощи, искренне веря, что я действительно ей нужна. Подростки все принимают за чистую монету. И я чувствовала себя невероятно важной, что смогу пригодиться САМОЙ Василисе, которая была для меня средоточием вселенской мудрости.

Вскоре мы были на месте. И если б не та поездка, мудрость и неравнодушие Василисы — не знаю, чтобы со мной сейчас было, во что бы я могла превратиться.

21

Назвать это место настоящим лагерем можно было с натяжкой. На самом деле, это просто переоборудованная для летнего отдыха обычная школа, расположенная в одном из отдаленных поселков области. А из нашего города туда поехала отдыхать группа детей из развивающего кружка, где Василиса в то время вела спортивные занятия. Вот ее и взяли воспитателем.

Эта школа была совсем маленькой, даже скорее походила на садик. В кабинетах поставили кровати — так и получился «санаторный корпус». Мы с Василисой заняли какую-то небольшую комнатку, с нами еще приютился ее «медведь» — бурят-монгольский волкодав Бьёрн.

До сих пор поражаюсь ее великодушию, несгибаемости что ли. В то время, как все ее коллеги брезгливо на меня морщились (а мои бритые виски, вечно слипшиеся волосы и грязная рваная одежда у многих вызывали отвращение), Василиса вообще не подавала виду и, казалось, нисколько не смущена. Наоборот, она всем представила меня как родную сестру, не боясь осуждения за спиной. Даже родители стеснялись ходить со мной по улице, все время упрекая за внешний вид. От нее же я подобного ни разу не слышала, хотя по другим, менее значительным поводам, издевки раздавались щедро.