Джим Роджерс - Будущее глазами одного из самых влиятельных инвесторов в мире. Почему Азия станет доминировать, у России есть хорошие шансы, а Европа и Америка продолжат падение

• Название: Будущее глазами одного из самых влиятельных инвесторов в мире. Почему Азия станет доминировать, у России есть хорошие шансы, а Европа и Америка продолжат падение
• Автор: Джим Роджерс
• Жанр: Публицистика
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-91657-846-1

В своей новой книге один из самых проницательных инвесторов нашего времени Джим Роджерс делится наблюдениями и выводами о том, что происходит в мире и какие тенденции намечаются в будущем. Он объясняет, почему в XXI веке доминирующей экономической силой станет Азия и для чего он с женой и двумя дочерьми переехал в Сингапур. Автор пытается выяснить причины упадка Америки и Евросоюза и установить, что мы можем сделать, чтобы этому воспрепятствовать. Роджерс заявляет, что век Уолл-стрит, когда финансовый сектор обеспечивал до 25 % роста США, подошел к концу. Экономика будущего будет определяться сырьевыми рынками.

---

Конец же наступил как раз Британии. В 1976 году, не сумев продать государственные ценные бумаги, эта бывшая империя вынуждена была униженно просить Международный валютный фонд о субсидии. Еще в 1918 году над этой великой державой никогда не заходило солнце, но за одно поколение она низверглась в экономический хаос, а за три стала банкротом. Когда Британия оправилась, набирали вес Соединенные Штаты, за полвека ставшие доминирующей мировой силой с точки зрения экономики, военной мощи и геополитики. Маргарет Тэтчер, избранная в 1979 году, сумела остановить крушение Великобритании, и ей страна обязана многими позитивными изменениями. Но именно в 1979 году началась добыча нефти в Северном море (найдите мне гигантское нефтяное месторождение, и я тоже обеспечу вам хорошую жизнь). Помимо ужесточения фискальной политики, Маргарет Тэтчер прекратила регулирование обменных курсов, которое действовало в Британии с 1939 года. Когда в 1964 году я приехал в Оксфорд, фунт стерлингов не был свободно конвертируемой валютой. Нельзя было купить или продать фунт без соблюдения строгих правил и ограничений. Нельзя было вывозить из страны значительные суммы. Фунт постоянно находился в кризисе. Каждую неделю на занятиях по экономике разговор постепенно сползал на новые проблемы с фунтом. Курс был установлен на отметке 2,80 доллара, но был явно завышен. Он вовсе не отражал состояния – довольно плачевного – британской экономики. Государство, находясь на грани банкротства, становилось все менее конкурентоспособным. Никто не хотел инвестировать в Великобританию, да и она сама мало куда уже могла инвестировать. У меня как у студента Оксфорда был банковский счет иностранного гражданина, где отмечалось, что вносимые мной деньги – иностранные, в моем случае доллары, поэтому я, к счастью, мог ими свободно распоряжаться. Банк отмечал, сколько иностранной валюты я ввез. Мне не разрешили бы покинуть страну, имей я на руках большую сумму валюты. Счет строго и жестко контролировался. Денег у меня было не так уж много, но я старался не брать до выходных больше определенной суммы, потому что обычно именно на выходных правительство девальвировало валюту. Это было очевидно даже наивному двадцатидвухлетнему юнцу. Два года у меня в кармане никогда не водилось больше двух шиллингов шести пенсов – британской полукроны. Ситуация становилась все хуже и хуже (торговый баланс ухудшался, национальный долг рос), и, оказалось, я был прав. Однако правительство объявило девальвацию только через год после того, как я окончил университет.

Я был прав, но ошибся во временны́х расчетах: эта особенность, которую я воспринимал со смешанными чувствами – все верно, но слишком рано, – неоднократно сказывалась во время моей карьеры инвестора и составляла одну из ее наиболее примечательных черт. Фунт упал до 2,40 доллара, но курс не удержался. После того как обменные курсы в 1970-х отпустили, он оказался на отметке 1,06 доллара. Если бы курс валюты в это время можно было бы опускать постепенно, британская промышленность сумела бы адаптироваться, подготовиться к возможным изменениям и стать более конкурентоспособной. Вместо этого последовал обвал фунта. При Тэтчер Лондон вновь стал международным финансовым центром, и Великобритания пережила 20–25 лет расцвета. Но сегодня ресурсы Северного моря истощаются. Соединенное Королевство внось становится импортером нефти. И поскольку финансы сейчас уже не считаются драйвером благосостояния (в ближайшие 20–30 лет много денег на финансах не сделаешь), истощается и Лондон. Страна страдает от долгов и снова пребывает в упадке.

В 2010 году я вместе с семьей снова посетил Оксфорд. Меня пригласили прочитать одну из лекций Оливера Смитиса в Бэллиол-колледже – серии лекций, учрежденной американским генетиком британского происхождения, получившим образование в Бэллиоле, Нобелевским лауреатом 2007 года, и названной в его честь. Мне предложили поделиться взглядами на будущее с нынешними студентами. Но если бы вы спросили о цели визита моих дочерей, девочки ответили бы: «Отдать им лодку». Расскажу все по порядку.

Для Оксфорда есть только один значимый вид спорта – гребля. И нет более важного спортивного события, чем Регата. Первая регата между Оксфордом и Кембриджем была проведена в 1829 году. Каждую весну на Темзе соревнуются восьмерки – в последнюю субботу марта или в первую субботу апреля. В Йеле я три года был рулевым, много читал и слышал о регате и хорошо понимал ее значимость, когда приехал в Оксфорд. Участвуя в ней, ты становишься в стране кем-то вроде национального героя. Козырни участием – и мало найдется в Англии пабов, где тебе не поставили бы пинту пива или (ведь это все-таки Англия) несколько пинт. (В 2010 году около 250 тысяч зрителей выстроились вдоль трассы длиной более семи километров. Регата собрала у экранов более шести миллионов человек только в Великобритании. Она транслировалась BBC более чем в 150 странах.) Сотни студентов, представляющих различные команды Оксфордских колледжей, включая множество рулевых, каждую весну соперничают за девять мест в так называемой «синей лодке». Синей она называется потому, что атлеты Оксфорда и Кембриджа, выступающие на самом высоком уровне, получают спортивную Синюю награду. Естественно, что этой награды по определению заслуживают и все участники обеих команд Регаты, которых и называют синими (темно-синие – оксфордцы, светло-синие – кембриджцы). Когда меня избрали рулевым Синей лодки на втором курсе обучения в Оксфорде, я стал всего лишь вторым американским рулевым за 137 лет проведения Регаты. Кстати говоря, первый американец тоже учился и в Йеле, и в Бэллиоле. А в тот год, когда он был рулевым (кажется, это был 1951-й), лодка Оксфорда пошла ко дну. Когда объявили, что Оксфорд выбрал этого Роджерса, выпускника Йеля, который учится в Бэллиол-колледже, все подняли шум: «О господи, еще один американец сейчас потопит Оксфорд!» Я почти потерял место в составе.

После того как тебя выбрали, ты должен сам купить себе синий блейзер, специальные синие шарфы и свитеры, а также белые брюки. Носить все это следует с черными туфлями. У меня была только одна пара выходной обуви – темно-коричневые, которые я считал компромиссом между черным и коричневым цветом. По паре каждого цвета я себе позволить не мог, так что решил, что темно-коричневые, из дубленой кожи, сойдут за оба варианта. Помню, как Дункан Клегг, президент Оксфордского университетского гребного клуба, подошел ко мне и сказал:

– Тебе надо избавиться от этих коричневых туфель.

– Но они не просто коричневые, а темно-коричневые, из дубленой кожи, – ответил я. (И кстати, для меня довольно дорогие.)

– Нет, – сказал Дункан, – не пойдет.

Я возразил:

– У меня нет денег! Все эти вещи стоили мне целое состояние, и мне просто не хватило на пару туфель. Очень обидно, если из-за этого я потеряю место в лодке, но я ничего не могу поделать.

В итоге мне разрешили оставить коричневые туфли.

Тогда, в 1966-м, мы опередили Кембридж в Регате на три с половиной корпуса. В 1965 году, за год до этого, впервые в истории гонки (положив начало традиции, которая соблюдается и по сей день) резервные составы университетов сошлись в предварительном старте. Я управлял оксфордской лодкой «Айсис». (Лодка резервного состава называется в честь рукава Темзы, реки Айсис, протекающей через город.) В тот год, мой первый в Оксфорде, я соревновался за место в Синей лодке. Но из-за одного «недоразумения», как сказали бы британцы, я вообще чуть не бросил греблю. Поскольку любой спорт в Оксфорде непрофессиональный (от нас даже требовали покупать собственную форму), тренеров по гребле набирали из числа желающих, и в тот год главным тренером, формировавшим команду на Регату, стал австралиец Сэм Маккензи, экс-чемпион мира по гребле. Довольно темная личность, он был всегда нацелен на любовные похождения, по профессии же был определителем пола цыплят. За эти умения его высоко ценили в области птицеводства. Набирая состав на гонку против Кембриджа, Маккензи и президент яхт-клуба Майлс Морланд в том году приняли следующее решение. Проблему, с которой я столкнулся, описывает Кристофер Додд в своей книге 1983 года «Регата Оксфорд – Кембридж» (Oxford and Cambridge Boat Race): «Джим Роджерс-младший спокойно учился в Бэллиол-колледже и был рулевым “Айсис”, но в январе получил [от отца] письмо, шокировавшее его. Он думал над ним несколько дней, чувствуя себя простаком за границей, а потом решил, что лучшее в этой ситуации – сойти с дистанции. Он не хотел участвовать в игре, в которой к тому же невозможно было понять, кто играет с хорошими картами, а кто нет. Он пошел к своему тренеру Дэвиду Харди и объяснил, что собирается отказаться от места в команде “Айсис” и бросает греблю. Харди, почуяв неладное, провел расследование. Он вызвал Роджерса и попытался выжать из него, почему же тот отказался. Харди озадачил такой поворот, ведь этот парень был хорошим рулевым. И тогда Роджерс показал ему письмо…