Ольга Чигиринская - Шанс, в котором нет правил [черновик]

• Название: Шанс, в котором нет правил [черновик]
• Автор: Ольга Чигиринская
• Жанр: Научная Фантастика

Вторая книга цикла «В час, когда луна взойдет».

---

— Я и в глубине, и на поверхности души думаю, что мы идиоты. Нельзя совмещать два противонаправленных вида деятельности.

— Об этом надо было думать три года назад. И сказать Косте и его начальству открытым текстом: нельзя.

— Мы и тогда были идиотами.

— Именно. Так что сейчас у нас уже нет никакого способа прекратить ими быть. Или есть? Вот ты можешь сейчас спокойно сказать себе: этот парень пропадет там — и хрен с ним?

— Не могу, — Эней прищурился и посмотрел в небеса. В небесах куда-то струились перистые облака, похожие на кривые усмешки. Свинья ты, союзничек. Скотина исключительная во всех смыслах. Ни черта не делаешь, чтобы облегчить мне работу — только висишь над головой и требуешь, требуешь, требуешь…

И тут же вспомнился зимний парк, и снег, и холодные наглые пальцы за пазухой…

Извини, союзничек. Я был неправ, беру свои слова обратно. Я был неправ. Делаешь. Время от времени. Но ведь, если верить твоему же информбюро, дорогой союзничек, тот мальчик находится в гораздо худшем положении, чем я тогда. Потому что я тогда в худшем случае бы умер…

Ну не хочешь же ты мне сказать, что ты предложил и тебе отказали? Не может того быть.

А вообще странная история, с какого конца ни возьми. Ну Зодиак — понятно. Он вообще не любит, когда щепки летят. Но Волкову-то было зачем мальчишку спасать и пристраивать? И если уж пристраивать, то почему — туда?

…А еще, дорогой союзничек, меня слегка раздражает, это чтоб не сказать бесит, то, что не всегда могу сказать четко: это ты или я? Потому что когда Игорь отколол свой номер с Кесселем, я ему готов был голову оторвать, и оторвал бы, если бы не чувствовал за ним какой-то правоты, которая ни в одни ворота притом не лезет. Это я чувствовал или ты мне нашептывал? Ну вот как с тобой после этого дело иметь?

— А все-таки тебе этот довод пришел в голову последним, — сказал он, повернувшись к Антону.

— Нет. Я его просто приберегал под занавес. Как самый сильный.

— Ну хорошо, — мстительно сказал Эней, — тогда тебе все это и планировать. Будем считать всю эту затею учебной операцией. Ты ее распишешь. А мы раздраконим.

Антон не стал спорить. Он с самого начала на то и рассчитывал — потому что кэп и Игорь по уши загружены подготовкой операции в Питере.

— Есть расписать операцию, — сказал он, скрывая радость. А потом разбежался и нырнул в прозрачную холодную воду.

— И делать, — рявкнул Эней с берега, — тоже будешь ты!

— Что именно он будет делать? — поинтересовался, выходя из прибрежных зарослей, Кен.

— Спасать еще одну заблудшую душу, — проворчал Эней. — При соблюдении всех правил конспирации, которые только можно при этом соблюсти. А потом душа нас догонит и сожрет. За несогласование в роде, числе и падеже.

— Ты по-человечески объясняться можешь?

— Я тебе сводку по Краснодару показывал? Показывал. Можно с детьми такое делать? Нельзя. Поймать бы да настучать по очкам — так, понимаешь, тоже нельзя. Оперативная необходимость не велит. Ну и что делать прикажешь?

— А чего хочет Антон?

— Понятно чего — пойти и вытащить.

— Ну и правильно, — сказал Костя. — Надо попытаться.

* * *

Странное это было ощущение. Он ехал домой. Тем же самым поездом Москва-Саратов, купе на двоих. Мог бы монорельсом, это быстрее, но почему-то возникало ощущение неловкости. Наверное, из-за того, что разница в цене билета была существенной — причем не для него самого, а для мамы и дяди Володи.

Он ехал домой — а дом был в Москве. Все было в Москве.

Он смотрел в глаза попутчицы — пожилой дамы, преподавательницы физтеха и видел в них шестнадцатилетнего мальчика, возвращающегося из столичной супершколы к маминым пирожкам, дружеским гонкам на скутерах по бездорожью, первым поцелуям в городском парке… Словом, видел ту ложь, которую старательно создавал для мира.

Алина Евгеньевна опекала его с самой Москвы. Он не протестовал. Мальчик с открытки, мамин сынок. Попутчица млела. Прожил год в Москве — и никакой расхлябанности, никаких столичных привычек… как тут не сомлеть…

А Олег ловил себя на том, что испытывает нечто вроде признательности к Молоствову и его ныне покойной, а может и не покойной левой руке. Если бы не они и не глупостная их затея, он, Олег все еще не знал бы, кто он такой.

Поезд остановился на станции Сосновка. Олег сверился со схемой — остановка не предусмотрена. Но Сосновка — это граница области. А в области месяц назад был орор. Ерунда, конечно, всего шесть человек инфицированных — но тут лучше перебдеть, чем недобдеть. Санитарный кордон? Все еще бдят? Или снова…?

Он вышел из купе, поговорил с проводницей и получил от нее подтверждение своей догадке. Вернувшись с двумя кексами, объяснил Алине Евгеньевне, что это «чумной кордон», проводится поголовная ревакцинация всех, кто въезжает в область. Даже если транзитом.

Олег тихо порадовался, что прошел повторную вакцинацию в Москве. За три дня до отъезда. В районной поликлинике. Мог бы просто зайти в медпункт училища, но тогда отметка о вакцинации в унипаспорте выглядела бы слишком угрожающе.

Анна Евгеньевна тоже, как выяснилось, прошла ее в Москве, поэтому они распечатали кексы, налили себе чаю (в виду перерыва многие принялись чаевничать, и проводницы просто разрывались, так что пассажиры купе номер 6 обслужили себя сами) и продолжили беседу о современных системах кодирования.

Когда медики добрались до их купе, чай уже успел иссякнуть дважды, следа пребывания кексов на бренной земле не нашел бы и Винни-Пух, а попутчики обсуждали свежие — то бишь двухсотлетней давности — сплетни о Тьюринге и особенностях работы и жизнедеятельности дешифровщиков из Блетчли-парка.

— Добрый день, — вежливо постучавшись, дверь открыл сержант санвойск. За его спиной маячили врач и лаборант. — Простите за беспокойство — проводится ревакцинация. Пожалуйста, закатите правый рукав…

Он говорил гладко и несколько устало — чувствовалось, что речь откатана раз двести.

— Добрый день, — сказал вежливый мальчик Олег. — Я ревакцинировался в Москве, по месту жительства.

— Добрый день. Я тоже.

— Документы, пожалуйста, — утомленным голосом сказал сержант. Оба пассажира предъявили отметки о ревакцинации.

Паспорт Алины Евгеньевны чекер пропустил гладко. На паспорте Олега он пискнул — и выплюнул документ на стол.

— Долбаная машина, — сержант вздохнул и потряс чекер, после чего повторил манипуляции с паспортом.

Чекер настаивал на своем.

— Простите, — сказал сержант, — не читает.

Чекер у них, конечно, мог и сдать. Но почему на мне?

— У нас мало времени, — сказал врач. — Расписание, Лёша.

— Да, простите… — сержанту было неловко. — Понимаете, по инструкции мы должны или задержать вас в карантине, или… Ну, так будет быстрее всего — давайте мы проколем вас еще разик и поставим отметку.

Олег ничего не слышал о том, бывает ли вред от слишком скорой ревакцинации. По идее — нет, ведь эти ребята с красным кантом на берете должны ревакцинироваться каждый раз при входе в очаг… Но сбившийся с ноги чекер ему не понравился. Непонятно было только, что хуже — оставаться в карантине (и карантине ли еще) или позволить сделать инъекцию. Показывать пайцзу не хотелось. Если с медиками что-то нечисто, у них наверняка есть прием и на этот лом, а если чисто, он просто будет выглядеть дураком. Ладно, решил Олег, дураком не буду, а перестраховщиком придется. Нажал на планшетке комбинацию «желтый свет», закрыл ее, закатал рукав и повернулся к сержанту.

— Конечно. Пожалуйста.

Легкий укус инъектора, стремительно белеющее пятнышко на руке — и нарастающее чувство: «что-то не так».

Трудности с дыханием.

— Олежек! — обеспокоенно-ласково позвала Алина Евгеньевна.

— Ох, мама, — хорошо получилось у врача, искренне. — Аллергия, что ли? Сережа, антидот, быстро!

А зря я не дал красный сигнал, — подумал Олег. Пока желтый в красный перейдет, унесет меня лиса за синие леса. Кот и дрозд, спасите меня…

Мама… мамочка… кажется, я не доехал…

* * *

Чай, кексы и пирожки Алины Евгеньевны — Олег проклял свою прожорливость, когда все это пошло в обратном направлении.

Прожорливость — прозорливость… Паронимы. И почти антонимы.

Он почему-то сказал это вслух.

Он бы еще что-нибудь ляпнул, но его хлестко ударили по лицу. Несильно, кончиками пальцев. От неожиданности он заткнулся.

— Дай шланг, — сказал «санитар» «сержанту». — Он тут все заблевал.

— Лиц не прячете, — констатировал Олег. — Значит, будете убивать. Обидно.

На него хлынула вода. Он успел ухватить губами, сполоснул, сплюнул — вкус во рту стал получше.

Обидно. Рано. Нехорошие люди. А разве он сам хороший? Разве с ним так нельзя? Да нет, можно.