Виктор Пономарев - Записки рецидивиста

• Название: Записки рецидивиста
• Автор: Виктор Пономарев
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Современная проза
• Год: 1998
• ISBN: 5-218-00741-2

Колония для малолетних преступников, тюрьмы, зоны, лагеря… Вот этапы жизненного пути одного из соавторов этой книги. Три десятка лет, проведенных в местах лишения свободы. С одной стороны, его жизнь и поступки вызывают осуждение, а с другой — сочувствие и сострадание, потому что начало его криминальной «одиссеи» было предопределено суровыми обстоятельствами пятидесятых годов.

Книга написана без всяких прикрас, языком жестким, порой грубым. А разве иначе расскажешь о той среде, где происходят описанные в ней события?

---

— Ты что, Дима, вчерашний день ищешь?

— Паспорт не могу найти. Что интересно: деньги на месте, а паспорта нет.

— Ты, Дима, вчера по пьянке, наверное, вместо денег за выпивку паспортом рассчитывался, — попытался пошутить один из парней.

Я специально стал выворачивать свои карманы, говорю:

— Ребята, проверьте у себя, может, он спьяну сунул в другой пиджак.

Все стали проверять, но бесполезно.

— Слушай, Дима, ты вчера в ресторане кувыркался изрядно, может, там где выронил, — высказал предположение парень по имени Славик.

Ребята стали выходить из купе, потом Соня, я выходил последним, чуть тормознулся, отвернул угол матраца, взял паспорт и сунул себе во внутренний карман «лепня» (пиджака). Вышли на перрон, говорю Соне:

— Пойдем к стоянке такси.

И очень удачно: только подошли — и такси тут как тут. Прыгнули в него.

— В город, — сказал я шоферу.

Вышли у рынка. Когда подъезжали к нему, я заметил «кишкодром» (столовую). Говорю:

— Соня, в такую рань ни один кабак не распахнет нам двери, даже если узнают, что ты звезда Голливуда Мэрилин Монро, а я не меньше чем Жан Марэ. А вот родной наш пролетарский общепит даст нам и стол, и кров, и пиво там бочковое может быть. А тебе, я вижу, ой как пивко не помешало бы, ты аж зелено-фиолетовая с лица.

В столовой я взял сосиски с тушеной капустой и котлеты с картофельным пюре по две порции, четыре бутылки «Жигулевского», бочкового не было. Пусть нам хуже будет, я согласен на такую замену. Выпили по стакану пива, я ем, Соня сидит понурая.

— Ешь, Соня, ешь. «Сиськи» мировые, десять лет таких не ел, и котлеты ништяк. В ином ресторане жеванину хуже дают.

— Что-то не лезет. Вина бы сейчас стакан, — ответила Соня.

— За чем же дело стало, любовь моя, луч света в темном переулке моей жизни. Считай, что я добрый доктор Айболит, — сказал я и вытащил из чемоданчика бутылку коньяку. Вчера я ее не то чтобы припрятал, просто очередь до нее не дошла в том пьяном угаре, где предпочтение было отдано «пойлу» — вермуту и красному крепкому.

Налил по полстакана четырехзвездочного. Заметил, как у Сони тряслись пальцы, когда она брала стакан. Выпили, Соня пошла покурить. Минут через пять вернулась, я разлил по стаканам оставшийся коньяк, получилось граммов по сто пятьдесят… Выпили, теперь и Соня поела, лицо ее порозовело, в глазах появился живой блеск.

— Соня, хоть и неудобно спрашивать у женщины возраст, но, учитывая, что мы с тобой не совсем посторонние, а в какой-то степени даже родственники, сколько тебе лет? — спросил я.

— Двадцать два, — улыбнулась молодая алкоголичка.

— Да мы с тобой почти ровесники, на пару лет я постарше буду. Чувствую, и у тебя жизнь нескладно сложилась.

Вышли из столовой, сели в скверике на лавочке, Соня закурила. Я размышлял. Давно уже понял, что Соня собой представляет. Самая обыкновенная «бикса с бана» (вокзальная проститутка). Что ждет ее в жизни? Ничего хорошего. Пока еще молодая и привлекательная, потаскается по поездам, не это недолго. Скатится до бичевки, бродяги, торгующей «любовью» за стакан вина где-нибудь под забором или на мусорной свалке. Мне ее даже как-то жалко стало, сказал ей:

— Соня, мы сейчас с тобой расстанемся. Я вижу, работать ты не хочешь, воровать тоже. А мне надо съездить по делу в одно место. Вот тебе пару «рэдовых бумаг» (червонцев), пока хватит. Сходи в баню, сделай, прическу и крутись на бану. Я подъеду, еще подкину. Поняла?

— Да.

И мы расстались.

Я сел в троллейбус и поехал в Ялту. На перевале остановились, водитель объявил пятнадцатиминутную стоянку. Тут же ресторан «Дружба», перед входом веселый азербайджанец приглашает всех попробовать шашлыки. Я съел пару, действительно, шашлык был замечательный, не то что из овчарки Эльзы, которую мы схавали в зоне не так давно. Выпил бутылку лимонаду. Тронулись в путь, за курортом Гурзуф дорога пошла вниз. Красота открылась неописуемая. Слева море, открытая бухта, на противоположной стороне бухты — Ласточкино Гнездо, гора уходит в море и по форме похожа на медведицу.

Приехал в Ялту. Ноги потащили на колхозный рынок, купил фруктов, пошастал по рынку, народу тьма. Вниз от базара спустился к пляжу, разделся, поплавал в море и потом целый день лежал, загорал, аж вставать не хотелось. До чего хорошо на свободе! Так и хотелось взять гитару и запеть старую довоенную лагерную песню, где есть такие слова: «Ваня в камеру заходит и такую речь заводит: любо, братцы, на свободе жить. Свободу вы любите, свободой дорожите, любо, братцы, на свободе жить».

Но это не для меня, беглого волка. Чутье подсказывало: надо быть осторожным. Всесоюзный розыск уже объявлен, иначе не могло и быть. «Эмигрировал» (совершил побег) и оторвался я «в масть» (удачно). Главное теперь не захезаться. Надо слинять и где-нибудь лечь на дно, затаиться. «Перекинуться» тоже не помешает — изменить свою внешность, особенно с такой приметной мордой. Решил отпускать усы и бакенбарды подлиннее. И еще: пока не воровать и «шерсть не сдирать». Так что «любимый город может спать спокойно».

К вечеру я оделся, пошел по набережной. Чемоданчик свой еще днем я сдал на автовокзале в камеру хранения, поэтому был налегке. Зашел в павильон «Соки — воды», взял два стакана томатного сока. Сижу, пью и засмотрелся на буфетчицу. Такая симпатичная миниатюрная южная дамочка с пышной кучерявой прической, что я моментально влюбился. Дело было вечером, делать было нечего. Настроение у меня было хорошее, только есть сильно захотел. Народу в павильоне почти не было, девушка стала считать деньги. «А не помочь ли ей в этом деле?» — промелькнула в подсознании мысль. Но быстро улетучилась, стоит ли мелочиться, да и какая может быть выручка в «Соках — водах».

— Девушка, — обратился я к ней, подойдя к стойке, — вы верите в любовь с первого взгляда?

— Нет, — ответила девушка, продолжая считать деньги.

— Тогда нам придется встретиться еще раз, чтобы не было с первого. Жаль только, долго до завтра ждать. А то могли бы пойти куда-нибудь, посидеть, отдохнуть, поесть. Ваш сок нагнал на меня волчий аппетит, а у вас, кроме горбатых коржиков, печенья и свежего воздуха, и поесть нечего для такого Буцефала, как я. Вы же не хотите, чтобы я тут же на ступеньках павильона скопытился от голода, дожидаясь нашей второй встречи. Для вас, конечно, это хорошо будет, — продолжал я развивать мысль. — К вам в павильон паломничество начнется, экскурсоводы станут водить туристов, показывать эти щербатые перекошенные ступеньки и говорить: «Уважаемые экскурсанты, посмотрите на эти ступеньки. Без слез и сострадания на них невозможно смотреть. Во имя любви на этих ступеньках провел свои последние минуты жизни молодой заезжий рыцарь, потому что молодая прекрасная принцесса отвергла его любовь». Может быть, и горсовет раскошелится на мемориальную доску, на которой золотыми буквами выбьют мое имя и надпись: «Она твоей любви не оценила. Ну и дура!» Самое обидное, «и никто не узнает, где могилка моя. На мою могилку бочек сорок вина, все тогда узнали бы, где могилка моя», — закончил я словами из песни.

Заметил, что девушка давно бросила считать деньги и с любопытством «кнокала» (смотрела) в мою сторону. Спросила:

— Что, донжуан, что ли?

— Нет, Рома я. А вас как звать, если это не государственная тайна?

— Государственная, государственная, но вам скажу по секрету: меня звать — обозвать, а фамилия — лопнуть, — смеясь, сказала девушка. — Шучу, конечно. Тоней меня звать.

— Ах, Тоня, Тоня, Тонечка, с ней случай был такой, служила наша Тонечка в столовой заводской, — продолжал я балагурить, вспомнив песню из кинофильма «Карнавальная ночь», нам его не так давно в зоне показывали.

— Не Тоня, а Таня в песне поется, — поправила меня Тоня. — Ладно, Рома, мне надо закрывать. Сейчас сдам выручку и поедем. Посиди подожди немного.

Она сдала деньги, переоделась и вышла ко мне в зал. Пошли на набережную, Тоня говорит:

— Если, Рома, хочешь, поедем со мной. У меня есть любимое место — «Партизанские костры». Тихое, хорошее кафе, и музыка обалденная.

— Конечно поедем. Какой разговор?

Мы сели на восьмой троллейбус, такси поймать не удалось, и приехали к «Партизанским кострам». Никогда в жизни я не был в таком кафе. Само кафе из плетеных веток, столы деревянные, вместо стульев круглые дубовые пни, а между столами течет маленькая речушка, скорей ручеек. Я заказал «Улыбку», «Черные глаза», себе бутылку «Экстры», закусок, какие только в меню были. Гулять так гулять.

Оркестр был небольшой: сакс, ударник, гитара, контрабас и аккордеон.

Подошел к музыкантам, заказал «Ой вы, очи, очи волошкови». Мы сидели с Тоней, выпивали, закусывали. Потом танцевали танго, фокстрот. Такого блаженства я еще в жизни не испытывал. Вот где жизнь, вот какие метаморфозы. Всего несколько дней отделяли меня от «дядиного дома» (колонии), от нар, от колючей проволоки, от ментов и «дубаков», от «барбосов»-следователей. Вспомнил ребят в зоне, Генку Циркача, где он сейчас, может, «затяпался» (попался) и уже где-нибудь в шизо? У него мало опыта, это первая его «эмиграция». Я пил водку, слушал музыку и ловил кайф.