Даниил Краминов - Сумерки в полдень

• Название: Сумерки в полдень
• Автор: Даниил Краминов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Политика
• Год: 1975

Роман «Сумерки в полдень» рассказывает о сложной и порою опасной работе, которую вели за рубежом советские люди — дипломаты, корреспонденты, разведчики — в тот предвоенный период, когда правящие круги Англии, Франции и некоторых других стран решили использовать Гитлера для новой попытки разгромить Страну Советов. Действие романа развертывается в Москве, Берлине, Нюрнберге, Мюнхене, Лондоне. Перед читателями проходят как вымышленные герои, так и государственные деятели и дипломаты того времени.

---

Хозяйка понимающе улыбнулась: хочешь, мол, скрывать — скрывай, но меня не обманешь. Она шагнула к столу.

— А судьбу предсказывать умеете? А дурные приметы отгадывать?

— Нет, не умею ни судьбу предсказывать, ни приметы отгадывать…

Агриппина вздохнула и пожаловалась, что «дурные приметы», или, как говорили местные старики, «знамения», все лето сулили Заборью какую-то большую беду. Сначала разразилась страшная гроза, и молния расколола, как лучину, вековой дуб-великан, стоявший у колодца. Потом налетел ураган, который разметал крыши, вырвал с корнем и положил поперек улицы березы. Затем полились дожди, и в лесу высыпали грибы. Их было такое множество и росли они так быстро, что деревня не успевала их собирать, солить и сушить. Наполнив кадки, бочки и даже ведра грибами и развесив грибные гирлянды вокруг печек, под потолками, на переметах чердаков, заборьевцы забеспокоились: «Такая пропасть грибов… Не к добру это». Знатоки и толкователи примет зловеще напоминали: «Спокон веков известно: много грибов — быть войне!..»

— Прости нас, Антон Васильич, что твоим занятиям помешали, — пробасил хозяин, появляясь за спиной у жены. — Насчет войны хочу спросить.

Антон повернулся на табурете. Здоровяк Федотыч пригибал голову с короткими светлыми волосами, чтобы не подпирать ею потрескавшиеся доски потолка; Агриппина едва доставала ему до плеча. Иссеченное ранними морщинами лицо Федотыча было обеспокоено. Агриппина, не дав мужу сказать, торопливо затараторила:

— У нас два сына в армии. Старшему, Семену то есть, — он у нас на самом Дальнем Востоке — вертаться пора, младшего, Яшеньку моего, прошлой осенью взяли, и он теперь под Минском служит, а там мокрище кругом — болота, комарье, того гляди хворость какую схватит…

— Ничего страшного, — заметил Антон. — Мой брат Петр уже года два служит в тех же местах и на болезни не жалуется.

— Там же служит? — обрадованно воскликнула Агриппина, словно открыла наконец дверцу в неприступную душу москвича. — Ой, хорошо-то как! Может, они встречаются? Ваш брат и мой Яшенька…

Федотыч протянул длинную, большую руку, поймал увертливое плечо жены, поставил Агриппину рядом с собой.

— Погоди ты с Яшенькой, — укоризненно забасил он и, повернувшись к Антону, пояснил с усмешкой: — Беда с этими бабами, слово нужное не дадут сказать, трещат свое, как сороки, потому и чепуха на постном масле получается. Война — дело мужское, значит, мужикам и толковать о ней, а эта трещотка со своими разговорами лезет…

Агриппина возмущенно фыркнула, но перебивать не стала: пальцы-клещи стискивали ее плечо.

— Мы не своей волей пришли, — продолжал Федотыч, — соседи послали. Спросите, говорят, у жильца вашего, ведь он ученый человек, правильно, что грибы скорую войну предвещают или как?

Он напряженно смотрел в лицо Антона, и его взгляд выражал ожидание и беспокойство.

— Ну подумайте сами, как могут грибы предвещать войну? — заговорил Антон, поднимаясь. — Грибов много, потому что дожди. В других местах дождей нет, нет и грибов, и примет там тоже никаких нет.

— Приметы везде есть, — поспешила вставить Агриппина, отдирая пальцы мужа от своего плеча и порываясь к Антону. — Сестра Марьи, соседки нашей, из-под самого Пскова приехала и сказывает, что у них там хоть грибов и нет, а все только о войне и говорят. Заместо грибов там все лето звезды падали. «Так, — говорит, — и сыпались, так и сыпались, будто их кто с неба стряхивал, что яблоки с яблонь».

— Ни грибы, ни звезды не могут ничего предвещать, — назидательно возразил Антон. — Все разговоры об этом — одно суеверие.

— А мужики говорят, не миновать нам войны с немцами…

— Много ваши мужики знают! — иронически воскликнул Антон.

Газеты уже давно писали, что опасность большой войны в Европе возрастает, а Володя Пятов, приезжавший в начале лига на несколько дней в Москву, рассказывал, что война чуть было не вспыхнула в мае, когда Гитлер двинул свои дивизии к чехословацким границам. Но Чехословакия сумела в несколько дней поставить под ружье более миллиона солдат, и немецкие генералы, обнаружив против себя многочисленную, хорошо вооруженную армию, не решились начать военные действия. Игорь Ватуев, выслушав Володю, лишь насмешливо ухмыльнулся. Он был помощником высокопоставленного дипломата и хвастливо намекал, что знает значительно больше других. Встретив вопрошающий взгляд Антона, Игорь сказал, что дело вовсе не в немецких генералах, а в Гитлере: встретив единодушный отпор со стороны Праги, Москвы, Парижа и Лондона, он струсил. И Ватуев тут же рассказал им не то анекдот, не то быль: единодушие четырех столиц вызвало у Гитлера такой припадок ярости, что фашистский фюрер упал в истерике на пол, катался по ковру и грыз его, за что получил прозвище «пожиратель ковров». После майской неудачи Гитлер присмирел и, как полагал Игорь Ватуев, присмирел надолго, может быть, даже навсегда. Володя подтвердил, что Гитлер действительно «притих». Он покинул Берлин и спрятался в своем убежище в горах Баварии. И хотя в Москве в последние месяцы много говорили о призывах в Красную Армию, этому не придавали особого значения: как гласил популярный лозунг «Хочешь мира — готовься к войне». Все надеялись и даже верили, что враг не осмелится развязать войну: ведь его, как уверенно утверждали знатоки и ораторы, ожидал неминуемый сокрушительный разгром.

— На нас не посмеют напасть, — сказал Антон, твердо веря в то, что читал в газетах, слышал в разговорах. — А если нападут, то получат такой отпор, что и костей не соберут.

Выражение ожидания и тревоги сменилось на лице Федотыча откровенным разочарованием. Он обиженно замигал и, взяв Агриппину под локоть, направился к двери.

— Чепуха на постном масле получается, — глухо проворчал он. — Говорили, ученый человек, а он, как Игнат Кумушкин на собрании, — только словами сыпет…

Дверь за ними закрылась медленно, но плотно и крепко, будто с той стороны ее подперли бревном.

Быстро красневший Антон вспыхнул от стыда: Игната Кумушкина звали в деревне «орателем» и «звонарем», и сравнение с ним не могло сделать чести «ученому человеку». Антон вернулся к столу, где его ждала неоконченная страница, раздраженно бросил ее на стопку исписанных листков и, взглянув в окошко, задумался.

— Идиотство! — выругался Антон про себя. — Такое суеверие после двадцати лет новой жизни! «Дурные приметы»! «Знамения»! Чертовщина какая-то!

Однако чем больше он размышлял, тем меньше хотелось ему возвращаться к рукописи: давние интриги хитрых и циничных политиканов — Дизраэли и Бисмарка — казались теперь мелкими, почти ничтожными в сравнении с той опасностью, которая волновала жителей Заборья.

Обычно, когда трудно подвигалась работа, Антон шел в Широкое и оттуда звонил в Москву Кате. Разговор с ней «вдохновлял» его, и трудности оказывались позади. Он решил прибегнуть к испытанному средству и направился лесной дорогой в соседнее село.

На опушке из крайних кустов орешника неожиданно и шумно появился сосед Федотыча Серега Ухватов, заставив Антона отпрянуть назад. Пьянчуга и враль, Серега любил потешаться над чужой неудачей или промахом, и испуг москвича развеселил его.

— Напужались? — спросил Серега и захохотал. Не получив ответа, пояснил: — В нашем лесу пужаться нечего: грибники да лоси, а лось — зверь смирный, человека не трогает.

Серега Ухватов опустил к ногам большую плетеную корзину, полную грибов, и стал бесцеремонно рассматривать Антона, сощурив и без того маленькие и хитрые глазки. В рваном ватнике, в опорках на босу ногу, небритый и взлохмаченный, Серега был страшноват: встреча с таким не обрадует не только в лесу, но и на людной улице.

Антон хотел пройти мимо Ухватова, но тот, широко расставив ноги в опорках, загородил тропинку.

— Куда путь держишь?

— В Широкое.

— Это ты правильно надумал, — одобрил Серега. — Широкое — веселое село, не чета нашему Заборью. Там и выпить и закусить можно.

Антон шагнул в сторону, чтобы обойти его, но Серега, проворно подхватив свою корзину, пошел с ним рядом. Заглядывая в лицо москвича, он с наглой усмешкой заговорил о том, что слышал от кого-то, будто «головастее молодого прохвессора Карзанова во всей Москве нет». Прежде чем что-нибудь выпросить у человека, Серега — это было известно всему Заборью — сначала бессовестно льстил своей жертве. «Душа человеческая, — говорил он, — как колесо: не смажешь ее — никуда не поедешь».

Вдруг Серега остановился и, толкнув Антона локтем, приложил палец к губам. Справа от них трещали сухие сучья, шелестели раздвигаемые кусты: кто-то двигался наперерез им.

— Лось?

— Не, — прошептал Серега. — Человек. Хруст тихий, шаг легкий.

Над кустарником показалась женская голова: растрепанные каштановые волосы скрывали склоненное лицо. Выбравшись на тропинку, женщина выпрямилась и поправила волосы. Она была в синем вылинявшем лыжном костюме, в лыжных ботинках, в руках держала палку и ведро. Незнакомка шагнула через тропу.