Генри Каттнер - Ярость

• Название: Ярость
• Автор: Генри Каттнер
• Издательство: Северо-Запад
• Жанр: Фэнтези
• Год: 1992
• ISBN: 5-8352-0011-0

Шестьсот лет прошло с момента гибели Земли. Наука смогла создать искусственную среду на дне океана Венеры. В башнях живут бессмертные, исчисляющие свои года столетиями. Они мудры, поэтому они могут принимать ответственные решения, управлять жизнью короткоживущих. Но раса, живущая в комфорте и не развивающаяся, обречена рано или поздно на загнивание и гибель.

И вот среди бессмертных родился человек, способный двигать мир вперед. Если бы Сэм знал, что век его долог, он бы не торопился так яростно жить…

Генри Каттнер (1915–1958) — известный американский писатель-фантаст, одно из самых ярких имен 40–50-х годов — начала «золотого века» научно-фантастической литературы США. За время своей недолгой (около двадцати лет) писательской карьеры Каттнер зарекомендовал себя как мастер различных направлений НФ. Его произведения оказали заметное влияние на последующее развитие этого жанра в Америке.

---

— Для слабых и старых жизнь наверху может оказаться слишком тяжелой.

— Зато сильным будет чем заняться. Кроме того, есть много работы по обслуживанию, которая не требует никакой физической подготовки. Но она тоже нужна. Возложив это на старых и слабых, мы можем высвободить здоровых и молодых. Вам придется много строить и заниматься расчисткой.

— По оценкам наших специалистов, период полураспада активированного тора составляет двенадцать лет. Через двенадцать лет мы сможем вернуться назад в Купола.

— До этого надо дожить. К тому же не забывайте про заговорщиков, тех, кто уцелел. Они могут напасть, прежде чем мы до них доберемся. Двенадцать лет — время немалое.

— Да, — задумчиво сказал Захария, глядя в лицо своего внука. — Да, я согласен, это немалое время, очень немалое.

«И сказал Господь… восстаньте и идите… в землю, о которой я клялся отцу вашему Аврааму… в землю, текущую молоком и медом… И пошли сыны Израилевы среди моря по суше: воды же были им стеною по правую и по левую сторону».

Книга Исход.

Последний в истории человечества исход состоялся семьсот лет назад. Теперь начинался следующий. Масштабы переселения были слишком огромны, чтобы средний человек мог их осознать полностью, и, оглядываясь назад, люди вспоминали лишь общее мучительное настроение — близкая к панике истерия, тупое недовольство судьбой и безоговорочное, слепое подчинение приказам. Люди Куполов сызмальства знали, что повиновение — самый легкий способ существования. И на этот раз они делали то, что было приказано. Ворча и бранясь, они против своей воли выполняли команды любого, кто мог приказывать достаточно властно.

В начале переселения никто не поверил бы, что его удастся осуществить в указанное время. Никто, оглядываясь назад, не мог объяснить, как это удалось сделать. Но переселение совершилось. Какой тяжести гирю нужно было найти, чтобы перевесить эту чудовищную массу инерции, накопившейся в людях за семьсот лет оседлой жизни?

И эта гиря была найдена. Ядро атома. Почти невесомое с точки зрения физических величин, оно смогло так надавить на весы, как никакой другой груз. А виной всему был страх, живший в душе каждого человека, когда-либо поднимавшего взгляд к своду Купола. В каждом Куполе, в самом центре, висел задрапированный символическим черным покрывалом шар, напоминавший об участи навсегда потерянной Земли.

Люди сдвинулись с места.

Кедра в последний раз оглядела свою уютную, изящно обставленную комнату. Она прощалась с ней спокойно и тихо.

— Мы больше никогда не вернемся сюда, — сказала она.

— Почему? — отозвался терпеливо дожидавшийся ее у двери Захария.

— Ты же знаешь, что не вернемся. И это хорошо. Я ненавижу Сэма Рида. Он заставляет меня смотреть в лицо неприятным вещам. И всякий раз он делает это только в собственных интересах, а вовсе не для того, чтобы облагодетельствовать человечество. И сейчас он проделал все это потому, что он выдумал фантастическую ложь и не видит другого способа из нее выпутаться.

— Интересно, а вдруг мы когда-нибудь сможем его поймать?

Кедра пожала плечами. «Даже если бы и могли, то сейчас это уже не имеет значения. Мы знаем методы Сэма. Когда он оказывается в отчаянной ситуации, он применяет отчаянные средства. Каждый раз происходит одно и то же. Я ожидала, что он будет пытаться навести нас на ложный след, но он слишком уж быстро осваивает новые методы. Нет, я не думаю, что нам когда-нибудь удастся что-то доказать».

— Ты готова, дорогая? Лифт ждет.

— Хорошо. — Она вздохнула и повернулась к двери. — Мне нужно отогнать чувство, будто я иду на смерть. Я всего лишь собираюсь перечеркнуть прошлое и начать жизнь с начала. Это будет неспокойно и, наверное, даже опасно, хотя опасность меня волнует меньше всего. Но это будет жизнь, которую мне придется вести дольше, чем я бы хотела. Но самое ужасное, Захария, это то, что меня заставляют это делать!

Он засмеялся: «Я чувствую то же самое. Я думаю, первые беспозвоночные, которые вышли на землю из доисторического океана, испытывали похожие ощущения. Они, наверное, ненавидели каждую минуту жизни на суше! Теперь пришло время человечеству выползти из воды и встать на сухую землю, но никто, даже Сэм Рид, не может сделать так, чтобы мы радовались этому!»

— Он еще пожалеет об этом, — она застегнула верхнюю пуговицу своего плаща и на негнущихся ногах тяжело пересекла комнату, словно желая, чтобы каждый ее шаг впечатался в пол, по которому ей не суждено больше ступать — разве что лет через сто, из чистого любопытства. «Как странно это тогда будет выглядеть! — подумала она. — Как темно и душно, после стольких лет жизни на свежем воздухе. Мы будем удивляться, как мы все это выносили. Боже мой, как бы я хотела, чтобы Сэма Рида вообще не было на свете!»

Захария открыл перед ней дверь. «Наши планы остаются в силе и наверху. Я справлялся о твоем… твоей живой мине. Родители и ребенок в полной безопасности, в надежном месте».

— Было бы лучше, — неестественно громко сказала Кедра, — если бы это все-таки был мальчик. Потому что… это более надежно, в конце концов. И, разумеется, это не единственное наше оружие. Сэма нужно остановить во что бы то ни стало. Возможно, мы будем действовать так же бесчестно, как он. Но мы его остановим. Время работает на нас.

Захария пристально посмотрел ей в глаза, но ничего не сказал.

— Я понял, что ты что-то затеваешь, — сказал Хейл, — когда ты отпустил заговорщиков на свободу. Не в твоих правилах выпускать из рук то, что еще можно использовать.

Сэм посмотрел на него из-под сросшихся бровей: «Ты мечтал о колонизации суши, — прямо ответил он, — колонизация состоялась».

— Роботы-самолеты, роботы-подводные лодки, дистанционное управление… как долго все это создавалось! — изумленно проговорил Хейл, и покачал головой. — Да, ты поработал на славу. Никто, кроме тебя, не осилил бы это.

— Через двенадцать лет, — спокойно перебил его Сэм, — они акклиматизируются. Еще через двенадцать — им так понравится здесь, что назад их уже не затащишь. Помнишь, ты говорил мне, откуда берутся первопроходцы? Одной рукой заманивать, другой — выталкивать. Плохие условия дома и Обетованная Земля впереди. Обетованной Земли оказалось мало. Пришлось… — он пожал плечами.

Хейл некоторое время молчал, изучая Сэма взглядом много повидавшего человека. Наконец, он прервал молчание:

— Помнишь, что произошло с Моисеем, Сэм? — мягко спросил он и, не дожидаясь ответа, повернулся и вышел из комнаты.

Человечество пустило корни и разрослось. Сначала медленно, вяло, потом набирая силу и крепость. Внизу, в заброшенных Куполах, после того, как их покинули десятки тысяч людей, воцарилась странная, необычная тишина.

Но в умирающих городах еще шевелилась жизнь. Нашлись люди, которые не захотели их покидать. Некоторые из них были слишком стары, они прожили здесь много лет и не представляли себе другой жизни. Некоторые были тяжело больны и предпочитали умереть медленной, спокойной смертью. Некоторые были наркоманами. Они тихо перемещались в мертвой пустоте опустевших скорлуп. Никогда, с тех пор как человечество колонизировало Венеру, под сводами Куполов не было так тихо. Слышно было, как шуршат, замедляясь, тротуары. Слышно было, как из огромных динамиков доносятся неясные морские звуки. Слышно было шарканье шагов одиноких прохожих.

Но скоро шаги смолкли, и единственными звуками остались проникающие снаружи шелесты моря.

Толстые стены сотрясались от грохота бомбардировки. Карандаш в руке Сэма плясал на непрерывно подрагивающей бумаге. Задрожал пол, вздрогнула крышка стола, и все стихло. Сэм скорчил недовольную гримасу. Бомбардировка шла третий день, и он не позволял себе отвлекаться на такие мелочи, как трясущиеся стены.

Молодая женщина в узкой коричневой тунике наклонилась вперед, наблюдая за движением его карандаша. Ее черные волосы косым крылом падали на лицо. Она оторвала листок блокнота почти в ту же секунду, как карандаш завис над бумагой, быстро пошла по вздрагивающему полу к своему рабочему месту, села перед экраном и начала диктовать. Ее голос звучал мягко, но отчетливо. Появление ее загорелого лица на десятке других, разбросанных по осажденному форту экранов сразу привлекло внимание офицеров, ожидавших последних приказаний. Фиалково-голубые глаза сосредоточенно щурились, а бархатистый голос ровно произносил слова команд.

— Отлично, — сказал Сэм, когда она закончила читать. — Отлично, Сигна. Теперь пусть введут Захарию.

Она встала и прошла через комнату. Сэм с удовольствием наблюдал за ее плавными, но точными движениями. Открывшаяся дверь вела не в приемную, а в небольшой бокс, в котором была установлена аппаратура просвечивания, не позволявшая проносить оружие в кабинет Сэма. Сэм всегда старался исключить случайности. Снова раздался грохот бомбардировки, и первая тоненькая трещина змейкой сбежала по одной из стен. От всей этой аппаратуры будет не много толку, когда стены рухнут. Но какое-то время они еще простоят.