StEll Ir - Сказки детского Леса

• Название: Сказки детского Леса
• Автор: StEll Ir
• Жанр: Сказка

---

Покои, ранее оживлённые чуть не в любое время суток, теперь были прозрачно тихи. И, наверное, звон упавшей капли был бы таким же гулким и громким здесь, как и его одинокие шаги. Только ветер. На завесах окон остался ветер и он, какой-то теперь совсем уже будто не царь, закрыл аккуратно некоторые оставшиеся растворёнными окна. Приближалась зима, он остался жить один…

***

Один, это могло показаться только, что страшно и тяжело, но там лес был, рядом с замком, он, царь который раньше был настоящий, стал туда, в лес, ходить. И ничего, что зима была скоро уже, лес стоял прозрачный, с облетевшей листвой, с как будто почти уже спящими деревьями. Там по-прежнему хорошо очень вдыхалось, там был простор. И выдыхалось тоже легко: ему нечего больше было терять. А простор теперь везде был. Целый мир неумолимого простора.

Сначала совсем никого и это могло свести с ума, но появились шорохи и по воздуху в тишине рябь и стало легче. Царь ходил по застывшему замку среди наглухо закрытых от зимы окон и стен и зажигал вечерами свечи в пустых комнатах. Становилось теплее от их маленьких чувствительных огоньков. И всё-таки – шорохи. Они, шорохи, были неслышны почти и почти всегда мимолётны. Если не обратить внимания, так можно и не заметить. Только в его положении как-то трудно было не обратить внимания. Иногда они мерещились, очень редко были почти реальными до словно падения чего рядом совсем, а обычно были словно вот за ближайшим углом и лёгкое движение воздуха.

«Заходи - гостем будешь!», подумалось как-то раз и он очень явственно ощутил, что в том мире, в котором он прожил всю жизнь он теперь как-то стал не хозяин, куда уж там царь. Хоть и один на весь мир. А словно издалека, издалека… пришёл… В гости. К себе во дворец. Этой ночью случилось смешно. Так – лёгкий приступ, но, конечно, не все выживают. Когда он уже лежал под одеялом, а последние свечи вечера догорели без остатка, почудилось что-то совсем тёмное вверху комнаты в углу, как будто себе ворчит… Он всмотрелся повнимательней – оно заворчало попотешнее. Да с под неба-то потолка прямо в объятия – навались, навались, навались… Совсем спеленал шёпотом, навалился непроглядностью, одолел, одолел, одолел… Как положено, всё по ящичкам, «К худу или к добру?» по-детски выверено спросил.

«Да к какому там худу!» – вздохнулось в ответ из-под косматых бровей. – «Ведь нет никого»…

«Вдвоём», подумалось как-то тогда. Хоть и непонятное какое-то было вдвоём. А всё ж вдвоём будет легче.

«Легче, как же!» – подумалось ему в ответ словно всей темнотой. – «Будет тут легче»…

- Ты – кто? – спросил в ответ царь и попросил ещё: – Подвинься чуть-чуть.

«А – это можно!» – понял неясный друг и от груди отлегло. – «Я здесь живу».

И застонал, застонал, застонал. «Лучше бы не надо», подумал царь.

«Хорошо», – согласился, и стонать перестал. Затих, заворочался и умостился в кроватном углу клубком.

А потом, другой ночью пришло нелегко. Как не из лёгких ощущение сдвигающихся, тёмных без устали стен. Неясный тёмный друг спал себе в углу, а оно началось… Душно… И стены шевельнулись и пошли, медленно, спокойно, безостановимо… Он, царь, тогда не заснул, он почувствовал всем собой, а потом увидал… Вокруг хоть глаз коли – теми тьма, а он хорошо увидал, как двинулись со всех четырёх сторон бывшие раньше обычными, родными и добрыми, теперь тёмные и непроведанно обесчувствленные четыре стены. Застонал во сне-то бабаюшка, застонал, застонал, застонал. Тяжёл тёмных стеночек гнёт… Царь подумал – сейчас, наверное, всё, пристала пора догонять остальных. Да мало ли кто чего подумал. Не пристала ещё пора. Гляди - очнулся бабайкин ёж. Удивлённо так засопел на образовавшуюся тесноту и повлекло, повлекло, повлекло…

***

Очнулся уж рано. Очнулся рано, утром совсем, на вспотевшей прохладе листвы. Это был лес. Стен не было, замка не было, друга тёмного и то не было, а лес был. Прозрачный, светлый на фоне не проясняющегося больше неба, притихший, как заговоренный. Царь встал , обеими ногами встал, крепко, как мог. Упёрся собой в сырую листву, глазами – в звонкий лес тишины. В воздухе свежем и ясно было, а непрочно глазам. Как то ли движение, да помимо глаз, то ли как что-то острое промелькнёт, а взглядом и не увидать. Как обернуться и не увидеть совсем ничего. Как вслушаться, а не услышать и самого себя. Как пытаться идти и замереть на полшаге. Хитро прищурился с берёзки неясный звук. Покатилась звенящая нигде капелька. Внутри неуют. Ох не понравилось, ох не понравилось, как тревожиться и не понимать смотрел на то царь. Ничего ничего не видать, а как на ладони ведь всё. Он повёл глазами себя вокруг и попытался идти. Не случилось идти. При всём желании не случилось. Морочило оно зачем-то его. Зато как из-под ног унеслось впопрыг, как унеслось вдруг впопрыг… И тогда не выдержал он. Внимательно тряхнул головой, вдохнул небо в лёгкие и стал себе и, на всякий случай, здесь – царь. Почувствовали сразу, попрыгали тихонько все по кустам и сидят тихонько, как вроде мы, а вроде и не мы. Никого никогда не трогали, по пустякам не тревожили. И видны стали, как миленькие, совсем все: сидят себе кто куда, как каждый себе ни причём. Один малый шорох от усердия даже чуть с ветки не упал, но ничего – обошлось. Наступила сплошная сознательность и стало возможно идти. Царь тогда и пошёл… Через лес…

Шёл и приговаривал: «Ёжики-ёжики, не бойтесь тьмы! Ёжики-ёжики не бойтесь тьмы!». Когда над ухом уже давний ночной товарищ: «Не бывает, говорит, больше ёжиков, не бывает, не бывает. Всех ёжиков увело…». А царь глянул тогда на него. Внимательно так. И товарища тёмного вмиг постиг оптимизм. Не беспокоило больше отсутствие ёжиков и внутривенное уныние. Сразу как поправился:

- Зато у нас есть тень-потетень! – говорит.

- Это какая тень-потетень? - на всякий случай ещё раз внимательно спросил царь.

- Нормальная, нормальная! – поспешил заверить полночный друг. – Как у всех, как положено, вполне по стандарту приемлемая. Вполне потетень.

- Ну хорошо, – сказал тогда он, а сам шёл да шёл и приговаривать даже забыл.

Шёл пока не спросил строго сам себя: «Стой! Кто идёт?». Кто - было понятно. «А куда?». А вот куда – приводило в затруднение. «Кто ходит в гости по утрам – тот поступает мудро!», вспомнил он давно позабытую мудрость и определил координаты дальнейшего следования уже однозначно – в гости.

***

Попытка прийти в гости в первый день, как и в три последующие, успехом не увенчалась. В стройных рядах начались смешки и лёгкие перемигивания. Он остановился. Посмотрел на них строго. Всё стихло.

Пришлось сделать привал. Он сел и задумался. Шорохи тут же разбежались и завозились вокруг. Друг был рядом где-то, но виду не подавал.

- А ну-ка, воинство, сбор! – разрешил царь светлую мысль.

Посбежались, порасселись, поразохались. «Да, с такими чудесами далеко не уйдёшь, верно ведь», подумал царь и устроил тогда им перебор. Чтоб не охали.

Охать мигом поотучивались и выяснилось, что в наличии: восемь собственно шорохов, четыре неявисьсюда, три серьёзныша и два непонятно кто. И это ещё без ночного товарища, который утверждал, что есть у них тень-потетень, а её при расчёте и не оказалось как раз. Но спросить было не с кого – ночной друг продолжал делать вид, что потерялся в лесу. Царь пытался было сам стать искать потетень. В стройных рядах начались ухмылки и задорное ёрничанье.

- К кому в гости идём? – спросил тогда сразу со всех, так что ночной соратник попытался обратиться случайной ёлочкой в вокруг лиственном сплошь лесу, а два неявисьсюда в срочном порядке объявились словно бы и поддержали «Ходить, так ходить!».

«Да, как есть воины!», подумал царь ввиду безуспешных попыток трёх серьёзнышей попрятаться поскорей друг за друга.

- А ты не переживай! – утешала объявившаяся невесть откуда тень-потетень. – Не на войну ж собрались. В гости!

Царь согласился и дальше то ли пошли, то ли тронулись. Ещё день шли почти слаженно, поутихнув и от смеха почти не трясясь. Попался зачем-то бурелом и царь отлучился ненадолго искать проход. По приходу уж – в стройных рядах мелкие колики и хроническое передёргивание. Усмирив бунт, царь повёл и повёл. На седьмой день они успешно добрались до стен неделю назад покинутого ими замка. Как завидели, как завидели! В стройных рядах судороги с равномерным повизгиванием плавно сменились укатыванием с попытками умирания.

- Над кем смеётесь? – спросил грозно, обернувшись на них, он и они ответили: «Над тобой». – Ага! – понял он сразу и не стал им мешать.

«Идти, идти, думал, идти, на опушке стоя, не боись никого…». Обернулся, огляделся. «Останься здесь… за меня…», попросил. Тогда тот, кто был с ним ночью в темноте, согласился, и надо было идти. Оставили только в подмогу боевому товарищу двоих неявисьсюда, пару шорохов и остался ещё один непонятно кто. Подались они в замок, «А теперь нам надо идти, подумал, не выдержим мы здесь долго. Знать бы ещё куда… Ага!».