Борис Майоров - Я смотрю хоккей

• Название: Я смотрю хоккей
• Автор: Борис Майоров
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Спорт
• Год: 1970

Воспоминания и дневниковые записи талантливого советского хоккеиста.

---

Тарасов — за молодежь. Недаром у него в команде рождаются самые молодые тройки экстра-класса. Он чаще других получает нарекания за то, что его команду досрочно покидает какой-нибудь прославленный ветеран…

Вот ведь какое удивительное и, вероятно, неповторимое сочетание вроде бы взаимоисключающих противоположностей уживается многие годы в одной команде. Но Чернышев и Тарасов не просто уживаются, а сотрудничают, помогают друг другу и семь лет подряд ведут сборную по дороге побед. Не правда ли, странно? А может, не так уж странно? Может, по такому принципу и должны подбираться тренеры в команду — чтобы один дополнял и обогащал другого? Может, именно во взаимной критике, в долгих и мучительных спорах людей полярных взглядов, характеров, темпераментов и рождается истина?

Во всяком случае, когда в 1963 году они стали работать в сборной вдвоем, казалось, что это ненадолго, что двум столь разным людям не ужиться в одной команде, что «в одну телегу впрячь не можно…». Но союз этот всем на удивление оказался прочным и плодотворным.

День пятый STOCKHOLM

Еле-еле добрался до номера и, если бы не слово, которое дал себе еще в Москве, ни за что бы не засел за дневник: так устал от матча Швеция — Чехословакия, будто сам играл.

Вот это был хоккей! Обычно матч, даже самый лучший, состоит из приливов и отливов. В какие-то моменты темп вдруг взвинчивается, игра идет быстрее, больше острых моментов, и наконец кульминация, апофеоз, взрыв. Потом опять на некоторое время буря на поле стихает. А это был какой-то сплошной шестидесятиминутный взрыв!

За кого я болел? Пожалуй, все-таки за шведов. Правда, проиграй они этот матч, и одна команда практически выпала бы из борьбы за «золото»: с двумя поражениями вряд ли можно на что-то рассчитывать. Но уж очень мне по душе эта команда. По игре она достойна самой лучшей участи.

2:0 — победили шведы. Один гол забили через три минуты после начала матча, другой — за три минуты до конца. Счет для хоккея более чем скромный. И все изумительная игра вратарей. Ведь обе команды думали главным образом о том, чтобы забить гол, потом уже о своих воротах. Это понятно. Шведам отступать даль-ше некуда. Сборная Чехословакии идет впереди всех и настроилась, чувствуется, на первое место. Накал предельный. Ставки — выше некуда: золотые медали. И все вместе — матч небывалой красоты. Немного довелось мне видеть таких, хотя этот чемпионат для меня восьмой.

Припоминаю все, что было тогда на поле. Должно же что-то запомниться особенно. Да, есть! Только не что-то, а кто-то. Ульф Стернер…

Я вспоминаю, как один мой приятель рассказывал о Леониде Утесове. Утесова спросили, чем отличается игра, скажем, Давида Ойстраха от игры другого, тоже хорошего, но не такого виртуозного скрипача. Простому смертному ведь трудно уловить тончайшие оттенки. Утесов сказал примерно так:

— Когда я слушаю молодого и очень талантливого артиста, я тоже получаю удовольствие. И все же я крепко держусь за ручки кресла: в трудных местах мне кажется — вот-вот сорвется. А когда играет Ойстрах, я откидываюсь на спинку стула и все мои мышцы расслаблены. Я просто наслаждаюсь. Звуки льются так, будто их никто из скрипки не извлекает, а они рождаются сами собой.

Стернер в углу. Его теснят двое. Кажется, ему некуда деваться с шайбой. Но он находит никому не видимое, но единственно правильное и естественное продолжение так, будто это дважды два. Он не просто не фальшивит. Впечатление от его игры такое, что он и не может сфальшивить. У него безупречная техника обводки, но он прибегает к ней, только если не обвести нельзя. Он видит все на несколько ходов вперед, и его главное оружие — пас. Этот пас всегда точен по исполнению и обязательно ведет к обострению. Стернер никогда не спешит и всегда на месте. У него, правда, недостаточно высокая скорость бега на коньках. Но его тактический кругозор так обширен, а скорость мысли настолько велика, что этот недостаток и незаметен вовсе. Во время матча он создает своим партнерам столько моментов, что счет может расти с баскетбольной быстротой. Но партнеры Стернера, хоть и очень быстрые ребята, часто не поспевают за его мыслью.

Вполне возможно, Стернер потому так мне нравится, что мы с ним игроки одного амплуа. Оба считаемся разыгрывающими. И в сборную, по-моему, пришли в одно и то же время. Помню, в 1961 году в Лозанне перед нашим матчем со шведами Чернышев сказал нам:

— Посмотрите за их двадцатым номером. Интересный парень.

Наверное, если бы не это замечание, я бы и не заметил тогда Стернера. Во время моего первого чемпионата все они были для меня на одно лицо, кроме самых знаменитых, вроде Тумбы или Влаха. Но после слов старшего тренера я запомнил этого бледнолицего гиганта, хотя, честно говоря, особого впечатления он на меня не произвел. Потом мы встретились в Стокгольме в 1963 году. Его талант развернулся вовсю. Правда, играл он совсем не так, как сейчас. Он не создавал возможностей другим. Другие трудились на него. А он блестяще завершал атаки. Шутка ли: на его счету три гола в матче с Канадой.

И здесь у нас с ним какое-то сходство: я ведь тоже когда-то забивал много голов — в Швейцарии, на первом моем чемпионате мира, был даже самым результативным нападающим.

Со Стернером мы знакомы давно и питаем друг к другу симпатию. Никогда не забуду, как после окончания первенства мира в Вене они вместе с Хомлквистом, вратарем сборной Швеции, внесли меня, капитана сборной СССР, на руках в городскую ратушу: так приветствовали шведы чемпионов мира.

У Стернера очень богатая хоккейная биография. Целый сезон он выступал в канадских профессиональных командах. Как у любого большого спортсмена, были у него сезоны более или менее удачные. Он ничем не проявил себя в Любляне и Вене, его, как бывшего профессионала, не допустили к участию в Гренобльской олимпиаде. И вот новая встреча в Стокгольме. Стернер — в расцвете таланта, в зените славы, любимец публики. Все это он заслужил своим мастерством. Ему бы радоваться. Но я не уверен, что у Ульфа так уж весело на душе. Мы с ним сегодня перекинулись парой слов. Игрой-то он своей доволен, жизнью — не очень.

— Я раньше арендовал бензоколонку. Но хоккей отнимает столько времени, что пришлось от нее отказаться. Сбережений нет. Что делать буду, когда играть кончу, не знаю. Я ведь из-за этого хоккея и без образования остался — все некогда было.

— Поступай сейчас, пока не поздно, — пробовал я дать совет.

— Нет, поздно, голова уже не та, не воспринимает науку…

Этот разговор со Стернером состоялся у раздевалки после матча сборной СССР с финнами. Наши победили — 6:1. К сожалению, спартаковская тройка ничего не показала. На ее счету ни одного гола. Обратил на это внимание и Озеров. Что значит старый спартаковец! Уже вечером в отеле, когда я по привычке заглянул к нему в номер поделиться дневными впечатлениями, он сказал:

— Плохо ребята играют… — А потом добавил, словно и себя и меня утешая: — Ну ничего, они еще себя покажут. Тройка ведь в один день не рождается.

* * *

Мы с Озеровым старые друзья. Он всегда следил за нашей тройкой особенно внимательно, брал у нас первое в нашей жизни интервью для радио, поддерживал нас в трудные минуты. И в сборной он нас со Славкой и Женькой всегда как-то выделял. Я думаю, это не потому, что мы чем-то отличаемся от других. Нас объединяет одно: мы — спартаковцы.

Я уж и не знаю, чем это объяснить, но всех спартаковцев связывает между собой нечто большее, чем обычные человеческие отношения. «Спартак» — это для всех нас как пароль какой-то, что ли. Так, наверно, объединяла людей в прежние времена принадлежность к какой-нибудь масонской ложе… Николай Тимофеевич Дементьев однажды так сказал по этому поводу:

— Мы так все привязаны к «Спартаку», и болельщики у него такие отчаянные потому, что он, «Спартак», голый. У всех базы, стадионы, катки искусственные. А у нас ни кола ни двора, один энтузиазм.

Это, наверное, правильно. Но это еще не все. Вот я, скажем, сижу на трибуне, смотрю футбол. В перерыве — соревнования по бегу. Объявляют по радио: «По первой дорожке бежит такой-то («Динамо»), по второй — такой-то (ЦСКА), по третьей — такой-то («Спартак»)». И сразу аплодисменты. А я сижу на трибуне, и гордость меня распирает, так и хочется встать во весь рост и крикнуть: «И я тоже из «Спартака»…»

За нас и болеют, так сказать, лишь по велению сердца. Ну, военному вроде по штату положено болеть за ЦСКА, милиционеру — за «Динамо», железнодорожнику — за «Локомотив». А за нас? За нас никому не положено, а болельщиков больше, чем у всех. Как это получается? Бог его знает… Обратите внимание: из «Спартака» хорошие игроки редко уходят. Иной раз даже но году сидят на скамейках запасных, а в другие команды не идут. Но кое-кто уходит. Вот Анатолий Фирсов, например. С тех пор прошло уже много лет, но и сейчас будто что-то стоит между нами. И не только у меня сохранилась обида, а и у Старшинова, и у Фоменкова, и у Кузьмина, и у Макарова. В общем, у всех старых спартаковцев. Я-то сейчас в обиде на него даже не за то, что он ушел, — сколько можно поминать старое! Но вот что мне горько: нигде и никогда не говорит Фирсов, чей он воспитанник, где научился играть и стал сильным хоккеистом. Он ведь в ЦСКА уже мастером пришел… А может, не забыл он своего первого клуба? Может, просто стесняется вспоминать о том, что ушел от нас? Может, даже жалеет? Вполне допускаю.