Ольга Голотвина - Сокровище троллей

• Название: Сокровище троллей
• Автор: Ольга Голотвина
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-516-00134-5

Снова нет покоя на постоялом дворе «Посох чародея». На побережье Тагизарны хлынули ватаги кладоискателей. И разыскивают древнее сокровище на удивление окрестным троллям, Подгорным Тварям и разбойникам…

А на самом постоялом дворе идет повседневная жизнь — то есть суматоха, сумятица, неожиданные встречи и странные переплетения судеб. Кто-то обдумывает планы кровной мести, кто-то скрывается от ужасного зверобога, кто-то, чтобы спасти свою жизнь, пытается раскрыть тайну лесной речушки. Словом, проклятие, наложенное на постоялый двор, действует: спокойной жизни в «Посохе чародея» не будет!

---

Оскорбленный Бурьян скатился с дерева. Он готов был не хуже медведя-шатуна сорвать на бабке норов.

— Да я ж тебя…

Гульда твердо встретила его взгляд — и брань застряла в глотке разбойника. Вдруг подумалось ему, что бабка вовсе не слабенькая тростиночка. И рука на посохе лежит твердо, уверенно. И взгляд бесстрашный. Конечно, он, Бурьян, парень молодой да крепкий, но и Гульда не будет принимать колотушки со слезами и визгом. Баба лихая, постарается за себя постоять. И одной Хозяйке Зла известно, чья возьмет.

Бурьян сдержался и сказал примирительно:

— Ладно… долго еще снег месить?

— Да почти дошли уже!

* * *

— И запомни: если увидишь на дворе бабку Гульду — сразу разворачивайся и бегом в деревню, в «Жареный петух». Где просит милостыню она, другим побирушкам не место.

— Да почему не место? Наш брат нищий и ватагами бродит… По слухам, «Посох чародея» — богатый постоялый двор. Что ж, там двум бродягам не найдется угол под крышей и пожевать чего?

— Молод ты, Ланат, не слушаешь старших, а старшие худого не посоветуют. Говорю тебе: бабку Гульду обходи на драконий скок. Ты ее ни с кем не спутаешь: толстая, горластая, с посохом… Этим посохом тебя и попотчует, если сунешься ей поперек пути.

Однорукий нищий недоверчиво покосился на своего старого спутника:

— Шутишь? Я ж как-никак наемником был! Хоть и остался при одной клешне, а все-таки… посохом, баба…

— Э-эх, Ланат, бестолочь ты… Может, пойдешь со мной в деревню?

— И не увижу место, про которое байки складывают? Из-за старухи с палкой?

— Старухи с палкой?! Э-хе-хе! Она же ведьма, это всем известно. На постоялый двор Кринаша, говорят, проклятие наложила.

— Проклятие? — встревожился однорукий нищий.

— Ну да. Кринаш с нею вроде как повздорил. Так она ему возьми да брякни: пусть, мол, на твой двор валятся ворохом чужие невзгоды — а ты, мол, замаешься их разбирать… Слушай, пойдем в деревню, а?

— Ну уж нет! — хохотнул Ланат. — Чтоб я на «Посох чародея» взглянуть отказался?! А не его ли вывеска там виднеется?

И впрямь — за расступившимися деревьями виден был край крыши и удивительной красоты вывеска над нею: седобородый чародей держал на ладони осиянный золотистым светом крошечный постоялый двор.

* * *

— Ну, почти дошли. Теперь вниз — и на лед!

— Вниз, да? — с сомнением протянул Бурьян, осторожно остановившись на краю обрыва.

— А ты иву попроси помочь, — усмехнулась Гульда.

Ива и впрямь могла стать неплохой помощницей. Старая, истрепанная ветрами, она склонилась над краем оврага, свесив ветви почти до покрывшего Безымянку льда.

— Ой, бабка, смотри! Одной мы веревочкой связаны! Я брякнусь, так и тебя следом утяну!

— Да помню, помню… как тут забудешь, если ты меня всю дорогу дергаешь, как упрямую кобылу за повод! Годы мои не те — на веревке ходить… Лучше глянь, как отсюда далеко видно… и как тут красиво!

Бурьян негромко выругался! Нашла красоту, ботва гнилая! Холодные, угрюмые места, где не любят бывать люди!

Не то чтобы слыли здешние края приютом лесных ужасов. Ни разу не загрызли тут никого волчьи стаи. И Подгорные Твари бродят не гуще, чем в прочих местах. Не подкарауливают путников разбойники… это уж Бурьян знает лучше прочих. Что здесь разбойникам делать-то?

А все-таки есть причина, почему сюда не ходят! Вот только не говорят о ней… даже мысли о ней гонят прочь…

Бурьян бегло посмотрел вниз («Хорошо, что речку льдом затянуло!») и перевел взгляд на другой берег.

Не так уж далеко отсюда и видно. Вон та проплешина меж деревьев — край Смрадного болота, а больше ничего и не видать…

Но возразить Бурьян не успел. Тычок меж лопаток — и парень полетел с обрыва.

Речной лед гостеприимно метнулся навстречу и радостно хрустнул под разбойником. У берега бил родник, ледок здесь был тонким, непрочным.

Разбойнику показалось, что он заорал, когда вода ворвалась под одежду и в сапоги, обожгла, ударила, стиснула… На самом деле он молча разевал рот, барахтаясь на мелководье и выплевывая на серый лед донную грязь.

По-звериному, на четвереньках выполз разбойник на берег. Вскинул голову к свесившей ветви иве, к глядящему с обрыва вниз круглому старушечьему лицу.

— Порешу, сука…

И тут потрясенная, горящая от ненависти голова вдруг породила здравую мысль.

По оврагу карабкаться и без того нелегко, да еще в леденеющем на глазах полушубке. А наверху ждет крепкая, сильная баба с тяжелым посохом наготове. И ей как раз очень удобно бить по башке, которая покажется над краем обрыва.

— Когда ж развязаться успела, брехунья старая? — просипел Бурьян.

— Пока ты по сторонам глазел, — объяснила бабка.

— Обманула, росомаха… — Бурьяну трудно было говорить, зубы лязгали.

— Вот еще! Как поклялась, так и провела. Я ж тут и сама с обрыва съехала, ноги промочила. Дальше уже не ходила: костер развела, грелась… На, держи, недотепа!

Левой рукой старуха вынула из сумы холщовый мешочек, сбросила под ноги Бурьяну.

— Здесь кремень, огниво, трут. Набери хвороста, разведи костер. Ничего, выживешь. Силуранцы — народ крепкий и к морозу привычный. А клятву я сдержала.

И пошла себе прочь, не отвечая на хриплую брань из-под обрыва.

* * *

Зимней дороге не спрятаться под снегом. Пусть укроет ее сообщница-вьюга — выдадут прянувшие прочь кусты, выдадут раздавшиеся в стороны стволы сосен. И обоз найдет дорогу, проложит по ней новую, зимнюю, звонкую колею. Утопчут дорогу копыта и сапоги, смирится дорога, перестанет таиться — разве что вздохнет про себя о спокойных осенних денечках, когда никто не решался ступить в ее непролазную грязь. И по-прежнему будет свысока поглядывать на бегущую над обрывом реку.

Зимой по здешним краям никто не ходит в одиночку. Не доставляют путники такой радости волкам и троллям. Купцы сбиваются в обозы, ведут возы под конной охраной, а одинокие странники норовят прибиться к этой медленно ползущей громаде.

Однако юноша, который брел сейчас над обрывистым берегом Тагизарны, не думал ни о троллях, ни о волках. Он боролся со сном.

Под светло-голубыми, прозрачными глазами легли тени, веки стали тяжелыми. Тянуло на обочину — лечь в мягкий сугроб, подложить лисью шапку под голову и спать, спать, спать…

Путник упрямо замотал головой, отгоняя дремоту. Умыться бы…

Эта мысль оказалась еще коварнее. Остро захотелось прямо сейчас ощутить на коже ледяную воду — чтоб замерло дыхание, а сердце пошло стучать восторженно и отчаянно…

«Как от поцелуя красавицы», — подумал юнец с умудренностью человека, дожившего до шестнадцати лет и дважды целовавшегося с девушкой.

Воспоминание наотмашь ударило по душе: прощание за оврагом и злые, беспощадные слова…

Ну и ладно. Девушек на свете много. Обиду можно пережить и забыть…

И тут же обида действительно забылась. Потому что рядом, в двух шагах — удобный спуск к реке. А у берега лежит в воде камень, чтоб на него встать. И прорубь рядом с камнем пробита. Мужики из соседней деревни ходят сюда рыбачить? Или по соседству есть избушка охотника?

Паренек спустился к реке быстро и ловко. Ни разу не поскользнулись на корке наледи ноги в стоптанных сапогах. Без опаски ступил путник на лежащий в воде камень. Опустился на колени, с удовольствием глядя на тонкий лед, затянувший прорубь. Склонился пониже — и уверенно положил на лед обе ладони.

Не ударил, не нажал — просто положил. Но ледок начал плавиться под руками. Все шире и шире от ладоней разбегалось черное пятно воды… и вот уже на темной глади в рамке из толстого сизого льда отражается довольная мальчишеская физиономия.

Парнишка расхохотался. Сорвал с головы лисью шапку, чтоб не уронить ее в воду, положил на снег. И принялся зачерпывать воду пригоршнями и плескать в лицо, нимало не заботясь о том, что облил уже полушубок на груди и крепко замочил рукава.

Наконец вскинул лицо, на котором не было уже и тени сна. Новым, ясным взглядом обвел заснеженный берег и припаянное к нему ледяное поле. И вновь жадно погрузил руки в воду, словно скупец — в сундук с серебром.

Но тут же смех его оборвался, спина и плечи застыли, напряглись.

Потому что там, в воде, кто-то мягко и сильно взял его за обе кисти.

Юноша не удивился и не испугался. С досадой прикусил губу, дернулся — но руки были прочно сжаты в мягких тисках.

— Пусти, ну! — возмутился путник. — Я же только умыться!.. Воды жалко, да?..

Мягкая неодолимая сила неспешно потянула юношу к себе. Он упал грудью на камень, яростно затрепыхался — руки были в воде по локоть — и вспомнил нужные слова:

— Заклинаю моей человечьей кровью — отпусти!

Нехотя разжалась подводная хватка.

Вырвавшись, путник уселся на камень. Он не замечал, что с рукавов полушубка текут ручейки, а овчина покрылась сосульками. Юноша сердито глядел в прорубь.