Данил Корецкий - Музейный артефакт

• Название: Музейный артефакт
• Автор: Данил Корецкий
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-17-080614-0

В запасниках Эрмитажа молодой историк Трофимов находит старинный перстень, про который среди старых сотрудников ходят жутковатые истории. И действительно, в нем много странного: начиная от надписи внутри и кончая физическим составом. Но никто не может предположить, что это действительно перстень Иуды, который в далеком прошлом изменил не одну судьбу: и ученика чернокнижника Кфира, и профессионального убийцы-ассасина Фарида. Теперь, украденный из музея, он меняет жизнь вора по прозвищу «Студент».

---

Сморщенная рука достает одну из них, острый скальпель отсекает ей голову, черно-зеленая кровь тщательно, до последней капли, собирается в бронзовую чашку. Уже за одно это Мар-Самуил достоин побивания камнями: согласно Книге Левит, даже кровь агнца может быть использована лишь на жертвеннике Ершалаимского храма, во всех других случаях она является ритуально нечистой и любой контакт с ней категорически запрещен. А уж кровь мерзкой жабы есть неоспоримый признак колдовства!

Мар-Самуил окунает тщательно заточенное воронье перо в черно-зеленую жидкость и рисует какие-то тайные знаки на листе египетского папируса… Закорючки, кружочки и треугольнички с точками внутри выстраиваются в стройную линию, наряду со словами, выведенными арабской вязью, но это письмо не прочтет ни один мудрец: разобрать его смысл сможет только тот, кому оно адресовано. Костлявые холодные ладони сворачивают папирус в трубочку и кладут на небольшой поднос с кабалистическими знаками по окружности, где уже лежит отрезанная голова черной жабы. Бледные старческие губы неразборчиво шепчут какие-то странные слова, воздух в комнате будто густеет, время растягивается, а напряжение нарастает. Огонек смоченного оливковым маслом фитиля касается края письма, и оно с треском вспыхивает.

– Обращаюсь к тебе, великий Хазул[8], с просьбой продлить мои земные дни, а для облегчения жизни дать мне ученика и денег, – неожиданно громко говорит Мар-Самуил.

Папирусная трубочка чернеет, корежится, обугливается. Вверх поднимается черный дымок с отчетливым запахом горящего мяса…

Чучело совы вдруг взмахивает крыльями, каркает ворон, летучая мышь нарезает несколько кругов, насколько позволяет веревка, отрезанная жабья голова несколько раз квакает. Мар-Самуил понял, что его услышали.

* * *

Топот копыт приблизился, стали слышны гортанные крики и ржание. Преследователи остановились неподалеку и действительно спешились. Сквозь дыру в стене он увидел, как факелы рассредоточились: иудиты расходились с дороги в разные стороны, осматривая прилегающую местность. Несколько огней направились к овчарне, то и дело ныряя к земле.

«Следы!» – с ужасом подумал юноша. Ветер постоянно выравнивает песок, засыпая старые следы, значит, они нашли отпечатки именно его ног…

Если бы сейчас появился волшебный джинн с предложением вернуть Кфира в шкуру раба и перенести в дом Авла Луция, который изощренно издевался и гнусно унижал его, юноша бы надолго задумался, и еще неизвестно – какой бы дал ответ…

Что же делать? Кому молиться? Зевсу-громовержцу, Яхве, Атону или новому святому – Иисусу? Эти имена он слышал от таких же рабов, которых Рим собирал со всего света. Каждый из них имел своего Бога. А у него не было никакого… Но был магический перстень, который чрезвычайно ценил отравленный Марк! Не зря же! Обычная железяка не могла вызвать столь трепетного отношения…

Кфир быстро достал чужой талисман и надел на безымянный палец правой руки. На этот раз он сидел как влитой! К тому же от него исходило приятное тепло, мгновенно согревшее все тело. Инстинктивно юноша поднес руку к самым губам, поцеловал перстень, тихо, но страстно произнес:

– Помоги мне, великий!

Он не знал, к кому обращается, да сейчас ему это было и не важно.

– А убийца Гершам пусть сгорит в геенне огненной! – добавил он свою затаенную мечту. – Выполни мою просьбу, и я буду твоим верным слугой!

По развалинам овчарни пронесся порыв ветра. Камень налился красно-желтым светом, который на миг осветил помещение. И… Все вмиг изменилось! Нет, внешне все осталось, как было: убогое помещение, приближающиеся голоса, хруст песка и камешков под чужими ногами… Но он сам чудесным образом переменился!

Исчез страх, растворилось в ночи чувство беспомощности и обреченности. Имя Кфир означает «Львенок», лев на перстне его родственник и покровитель, значит, ему ничего не угрожает! И у него есть кинжал, про который он совсем забыл!

Юноша поспешно развязал дорожный мешок, сунул внутрь руку и сразу нащупал витую рукоять. Теперь он чувствовал силу, как настоящий подросший, набравший вес, отрастивший клыки и когти львенок.

– Он здесь! – крикнул кто-то снаружи. – Иди сюда!

Желтое пламя металось уже в проеме двери. Прижимаясь к стене, Кфир бесшумно двинулся навстречу. Громоздкая черная фигура с поднятым факелом шагнула через порог. И в тот же миг острый клинок поразил ее в живот. Раздался дикий крик, совсем близко Кфир увидел лохматые волосы, выпученные глаза, искаженные болью и страхом черты… Он узнал ненавистное лицо – это был Гершам!

Ярость замутила разум.

– Получай, сын свиньи!

Клинок вонзился Гершаму под кадык. Тот захрипел, из оскаленного рта брызнула кровь. Кфир отшатнулся, и только что сильный и грозный Гершам качнулся вперед и как тяжелый мешок шумно повалился на грязный пол овчарни. Факел, рассыпая искры, откатился в угол, тряпье и ветки вспыхнули, голодные желтые языки быстро разбежались во все стороны в поисках все новой и новой пищи. Остро запахло дымом.

Перешагнув через труп, Кфир выскочил на улицу, и вовремя – в овчарне бушевало пламя. Напарник Гершама в накинутом капюшоне стоял рядом с дверью. Пламя пожара отражалось в каком-то предмете, висящем на груди. Увидев беглеца, иудит поднес руку ко рту – две резких трели разнеслись далеко вокруг. И тут же со стороны дороги эхом отозвались другие свистки. Послышались возбужденные крики. Четыре факела, разрывающие тьму на другой стороне дороги, задрожали и стали приближаться: остальные иудиты бежали на помощь товарищам.

До них было не больше стадия, следовало быстро уходить. Но напарник Гершама, расставив руки и присев, пошел навстречу, как хозяйка, загоняющая в курятник отбившуюся курицу. Только в отличие от хозяйки в левой руке он держал факел, а в правой – длинный нож, лезвие которого зловеще отсвечивало желтыми бликами.

Но Кфир почему-то не испугался. Он много раз видел учебные бои римских солдат: они бились на мечах и кинжалах, метали копья, схватывались в рукопашную… И хотя сам он никогда не тренировался, сейчас тело действовало так, как будто за спиной у него были сотни выигранных схваток. Присев, юноша сгреб горсть песка, швырнул в глаза противнику, а когда тот зажмурился, издал громкий пугающий крик, прыгнул влево, уклоняясь от инстинктивного выпада, и вонзил кинжал в левую часть не защищенной ничем, кроме капюшона, шеи врага. Тот захрипел, выронил нож, факел и упал на колени, а потом повалился на бок. Кфир пнул его ногой, переворачивая на спину, и снял с шеи длинную цепочку, на которой висело нечто, напоминающее деформированный крест.

Пожар с треском прорвался сквозь пальмовую крышу, к небу взлетел столб огня, окруженный мириадами искр, и донесся отвратительный запах горелой человеческой плоти – это Гершам горел в геенне огненной…

Кфир бросился к дороге и помчался прочь. Сзади доносились злобные крики и топот ног преследователей. Они неотвратимо приближались. Юноша бежал изо всех сил, хотя не знал, надолго ли их хватит. Разгоревшийся сзади пожар мятущимся неверным светом освещал местность, впереди маячила длинная изломанная тень. Это был он сам. Эх, если бы превратиться в бесплотное и неуязвимое существо, которому не страшны суковатые дубины и сточенные от долгого использования ножи иудитов…

Но тут послышался тяжелый стук копыт. Кфир обернулся. Слева ярко пылала овчарня, а по дороге стремительно приближался кусок мрака, который раскидал факелы преследователей и через секунды материализовался в черного всадника на огромном вороном коне, каких вчерашний раб не видел даже в конных легионах Рима. Наездник тоже был огромен. Черный плащ сливался с чернотой ночи, даже лицо не белело в тени капюшона.

Конь затормозил так резко, что из-под подков вылетели снопы искр, как будто под ними была не каменистая иудейская земля, а сплошной римский булыжник. Кфир никогда раньше не ездил верхом, но сейчас легко взлетел на высокий круп скакуна и крепко обхватил руками сидящего впереди. Тот был твердый, как железная статуя, и горячий, будто статую раскалили на костре.

В тот же миг вороной сорвался с места. Крики преследователей и треск пожара сразу остались далеко позади. Конь скакал во весь опор. Иногда Кфиру казалось, что он взлетает в воздух, пролетает пятьдесят – сто ба[9] по воздуху и плавно касается земли, потом взлетает вновь… Огромный костер за спиной мгновенно растаял в ночи, звезды из точек превратились в узкие золотистые полосы, луна желтым мазком размазалась по небосводу…

Холодный ветер бил в лицо, но Кфиру было тепло от исходящего спереди жара. Оба седока ритмично покачивались – первый в высоком персидском седле, второй – на плоской подушке, набитой чем-то похожим на свежескошенную траву. На удивление, Кфиру не было страшно. Упоенный бешеной скачкой, он потерял счет времени и не мог точно сказать, как долго длился этот бешеный бег: полчаса, час или шесть часов… Только небо впереди стало светлеть, как светлеет потемневшая гера[10], если ее потереть содой.