Елена Саринова - Мир оранжевой акварелью

• Название: Мир оранжевой акварелью
• Автор: Елена Саринова
• Жанр: Любовно-фантастические романы

Твой мир — палитра из ароматов, цветов и звуков. Твой мир — холст из зыбких надежд, глубоких соблазнов и устойчивых символов. Ну, а если ты в этом мире еще и художница, то просто обязана знать, что синий цвет здесь непременно означает верность. Зеленый — возрождение. Красный олицетворяет собой любовь, а желтый — ненависть. А что получится, если сама жизнь, вдруг, возьмет и смешает только две краски: желтую и красную?.. Вот и оценим результат…

---

— Зоя, отойдите оттуда.

— Угу.

— Зоя!.. Магистр, так эти животные практически неуправляемы.

— И к магии у них иммунитет, — прихрамывая, двинул тот прочь. — И судя по тому, что этот пострел опять носится на свободе, к буковым доскам — тоже. Вы бы видели его вольер — забор, как вокруг Грязных земель[24]. И каков результат?

— Я видел… И их я тоже видел, на Божьих скалах. В питомнике. Но, чтобы так? Они же вырастают больше ярда в холке… И потом еще, эта их легендарная неприязнь…

— Да-да, ко всему, хоть слегка горячительному. И вы знаете…

— Иди сюда, — кусты, в ответ на мой тихий шепот дернулись и огласились таким же тихим подскуливанием. — Ну, ты чего? Иди сюда. Давай, вылась… Любоваться буду. Обещаю.

— Ах-х-хых, — снова весьма скептически, однако через секунду уцелевшие ветки раздвинулись. На уровне моего лица. — Ах-хых. Иу-и-и.

— Мама моя… И где ж тебя так угораздило?.. Стой, не двигайся. Я и дуть буду… — пообещать можно все, что угодно. А вот как воплотить в реальность? Но, огромная печальная морда сама качнулась ко мне, подставив в ладонь отвислые черные щеки. С множеством мелких щеп, торчащих из них… Я, конечно, дула. Пес моргал, фыркал соплями и терпел. Лишь, под конец стал коситься по сторонам, ловя в отражениях больших глаз две застывшие сзади меня физиономии. Вот только бы… все дотерпели. — Уф-ф. Последняя.

И получила-таки, заслуженную награду. Сначала от собаки — мокрым языком вдоль всего лица. А потом:

— Зоя, — прошипели мне в левое ухо. — Что ж вы вытворяете?

— Ах, мой мальчик, — теперь, чуть подальше и справа. — Это — совершенно для нее…

— Норма?

— Вот только, не надо так кипятиться. Тоже мне…

— Баголи. Она — баголи. Дитя этого мира. И с ним — на одной энергетической волне. Да ведь, мой большой… друг?

— Р-р-вау!!! - «друг», махнув поросячьим хвостом, медленно развернулся и отчалил по своим важным делам… Предатель.

— Ты куда?!

— Вау! Вау!

— Зоя.

— О-о-о.

— Виторио, она знает, что делает. В этом случае, конечно. Потому что в предшествующем, позволю себе еще раз сказать…

— А, знаете, что?.. Отстаньте от меня оба, — и, вытирая лицо, пошла в сторону чернеющей в просвете коляски…

   — Летели два голубя.
   Плыли по небу.
   Давно уж исчезла под ними земля.
   И плакал один, озираясь тоскливо,
   Другой же искал в море тень корабля…

— Зоя, у меня к вам — одна большая просьба, — оторвался, наконец, от созерцания каменных оград вдоль обочин капитан.

Я, свернув тихое пение, приготовилась внимать:

— Ну?

— В связи с… открывшимися обстоятельствами, мне нужно будет подготовить корабль к…

— Опасному плаванью?

— Да. И…

— И что?

— Зоя…

— Ну-у?.. О, да неужели, это так трудно?

Мужчина хмуро потер лоб:

— Нет.

— А в чем же тогда дело? «Зоя, я вас втравил в авантюру, о размахе которой сам не подозревал. И теперь мне придется тащить вас за собой до конца. И я не знаю, что в этом „конце“ нас ждет, ибо…» ну там…

— Обещание это, а еще дерево на рисунке и дорога — черт знает что, — кивнув, завершил он. — Примерно, так. Только я не понял: вы-то как на все это реагируете?

— Будет ли скандал?.. А смысл? То есть, он, конечно, будет, при первом же поводе. А сейчас… — и вздохнула, всерьез задумавшись. — Жизнь покажет. На накейо я забыла.

— Майша мапейзи, — невесело хмыкнул капитан. И откинулся спиной на сиденье.

— Угу. Точно…

   Летели два голубя.
   Плыли по небу.
   На смену закату пришла уж заря.
   И первый… ла-ла-ла-ла-ла-ла, не помню.

Второй… а-а-а-а-а… А если вы не прекратите меня подслушивать, то ругаться я начну прямо сейчас.

— Зоя, — вот сейчас он засмеялся уже вполне искренне. — Скажите: вы в театре когда-нибудь были?

— В настоящем? — выкатила я ответно глаза.

— Ага.

— Нет. Только в кукольном балагане. В детстве.

— Тогда, давайте сегодня туда сходим? Неважно, на что. Просто, в театр?

— Хо-рошо… — и не лыбься, как дура, культурно необразованная. — Зато, я в картинном павильоне Канделверди была очень много раз… И там даже висят две мои работы… И еще в музее. И в…

— Зоя, я все понял…

Утверждение, что настоящее искусство понятно не всем — ложь. Точнее, брехня. Так мой учитель сказал. Я хорошо запомнила день, ознаменованный фразой: «Зоя, то — полная брехня». В нашем облезлом картинном павильоне было тогда открытие его сезонной выставки. И съехалось много ценителей со всей страны. Они бродили по скрипучему паркету с прищуром на каменных физиономиях. И мне тогда это сочетание казалось необычно пугающим. В восемь то лет. И я еще за своего учителя очень переживала. Ведь недаром он вспомнил про свою парадную суконную шляпу — он ее лишь по особым поводам нахлобучивал. А тут такие… физиономии. И, если лично мне, то я люблю все до одной его картины: и солнечные, и пасмурные. И «странные». Особенно одну, с силуэтом женщины на фоне лунного дверного проема.

— Ну, и как тебе, ученица, вся эта суетня? — маэстро, поправив шляпу, задорно мне подмигнул.

— Мне? — о-о, ко мне и с таким вопросом. — Так я же в живописи еще ничего не смыслю?

— А ты думаешь, ты здесь одна? — качнулся ко мне учитель. — Ты думаешь, все эти господа знают, как разводить масляные краски, чтобы получилась, например, чистая лазурь? Или владеют техникой грунтовки холста?.. Зоя, запомни раз и навсегда: в живописи, в настоящем искусстве, есть лишь один критерий оценки — задело душу или не задело. А все эти постные рожи и многознающие вздохи… Зоя, то — полная брехня. Профанация. Это они мне цену так сбивают. Да только я им вот эту точно не продам.

— Ваше «Ожидание»? — благоговейно скосилась я на «лунную женщину».

— Её. Она пусть пока… подождет…

— Как вам спектакль, Зоя?

— Что?.. Угу, понравился, — мелкий камушек гулко хрустнул под каблуком капитана, отозвавшись в ночной тихой улице. И когда успели сюда свернуть?.. — А вы, наверное, ценитель искусства?

— Я? — мужчина, откинув носком сапога еще один, усмехнулся. — Никогда им не был. Просто, есть вещи, которые… нравятся. Или наоборот.

— Задевают душу?

— Да. Как эта пьеса. Только уж больно она… пессимистично закончилась.

— А в жизни часто такое бывает, — глубокомысленно изрекла я. Капитан даже приостановился:

— Надо было на другой спектакль идти. И в другой театр. Да и вообще, — и резко развернулся на каблуках. — Нам — в ту сторону. Через скверик… Пошли?

— Отчего не пойти? — спрыгнула я вслед за ним на выпуклые камни мостовой. И чего вообще изрекать начала? Ведь совсем другие в голове мысли. — Я бы все это нарисовала.

— Что именно? — нисколько не удивился мой спутник. Видно, привык уже к «приступам».

— И сцену, и главную героиню в красном платье и даже музыку. Мне кажется, она хмурого серо-голубого цвета. С такими углублениями. Глубинами, в общем. Только, мне их картина, что у задней стены…

— Задник?

— Вот… задник мне не понравился. Слишком плоский. Без перспективы. Хотя, я сейчас, наверное, рассуждаю уже, как ценитель, — и смущенно сморщила нос.

Капитан, глядя на меня, весело хмыкнул:

— Я понял. Это, по всей видимости, оскорбление.

— Но, вы же знаете, что такое «задник»?

— Ну да. А еще я знаю, что такое «рама у картины» и уже познал, что такое «этюдник», — засмеялся он еще громче.

Я, глядя на него, пожала плечами и тоже… рассмеялась. И что-то в этот миг изменилось. Словно стена из холодного колкого стекла между нами, вдруг, лопнула. Разлетелась в мелкие брызги. И ощутили мы, услышали этот звон одновременно. На вдохах…

— Я… Зоя, нам пора.

— Угу. Мне давно… пора.

— И вас еще накормить надо.

— На убой?

— Вот к чему сейчас это?

— К тому, что я… замерзла. И спать хочу… — и снова клеить, клеить, клеить. Разбитую вдребезги «стену»…

Следующие четыре дня пролетели, как один длинный пасмурный вечер. А начались с удивления. Хотя, застывший в двери моего номера Рубен, удивленным как раз не выглядел. Ну как можно «удивленно гундеть»?

— Монна Зоя, доброго дня. Я к вам приставлен…

— А где ваш капитан? — направилась я к нему с прищуром.

Старик, терпеливо вздохнув, продолжил:

— Я к вам приставлен именно капитаном до нашего с вами возвращения на «Летунью».

— Угу.

— Так точно. Капитан сегодня на рассвете отбыл в Каскату готовить корабль к длительному… путешествию.

— Да что вы говорите? — и как быстро вы бегаете?

— И при мне еще матрос… Макс! — прозорливо блеснул глазами Рубен.

— Я здесь! Доброе утро, монна Зоя! Как живется в столице? — еще одна довольная рожа в моем дверном проеме.