Софроний Сахаров - О молитве. Сборник статей

• Название: О молитве. Сборник статей
• Автор: Софроний Сахаров
• Жанр: Религия
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-903102-44-0

Небольшая книга Софрония (Сахарова), ученика преп. Силуана Афонского, где он делится своим опытом молитвы. Митр. Иларион (Алфеев) писал об этой книге: «Отец Софроний обладал уникальным опытом молитвы, начавшимся в раннем детстве и продолжавшимся до последних минут жизни. В книге „О молитве“ он рассказывает о том, что дано было ему пережить в часы молитвенного предстояния Богу, о тех „ответах“, которые он получал свыше и которые изменяли его жизнь, его восприятие Бога и окружающего мира. Однажды, будучи еще молодым человеком, он в течение целой ночи со слезами молился об угнетенных и страдающих, молился до тех пор, пока не пришла ему мысль: „Если я так, всею силою моего сердца сострадаю человечеству, то как понять Бога, безучастно смотрящего на страдания многих миллионов созданных Им же Самим людей?“ Тогда он обратился к Богу с безумным вопросом „Где Ты?“ И тотчас услышал в сердце слова: „Разве ты распялся за них?“ Эти слова Самого Христа, произнесенные в сердце отца Софрония, потрясли его: он понял, что только Бог воспринял на Себя страдания людей в абсолютном и безусловном смысле, ибо воплотился, пострадал и умер за людей. „Короткий ответ Бога обычно заключает в себе сущность дела, — говорит отец Софроний. — Божие слово приносит в душу новое, особое чувство бытия; сердце испытывает прилив светоносной жизни; ум вдруг постигает дотоле скрытые смыслы“».

Дополняют книгу три письма архим. Софрония с Афона.

---

Если грех в своей глубинной сущности есть всегда преступление против любви Отчей, то полное восстановление погубленной любви возможно не иначе, как чрез тотальное покаяние, которое раскрыло бы нам до конца, если возможно, что сие преступление значит, когда мы его берем в плане вечности. «Отче Благий, исцели меня, прокаженного; обнови меня, растленного грехом… Отче Святый, всего меня освяти: и ум, и сердце, и самое тело мое… я согрешил пред Тобою, и ныне умираю вдали от Тебя… прими меня по множеству сострадания Твоего и милосердия Твоего».

Иисус сказал ему: столько времени Я с вами, и ты не знаешь Меня, Филипп? (Ин. 14:9). Мария Магдалина — обратилась назад и увидела Иисуса стоящего, но не узнала, что это Иисус. Иисус говорит ей: жена! что плачешь? кого ищешь? Она, думая, что это садовник, говорит ему: господин! если ты вынес Его, скажи мне, где ты положил Его, и я возьму Его. Иисус говорит ей: Мария! Она, обратившись, говорит Ему: Раввуни! (Ин. 20:14–16). Лука и Клеопа на пути в Эммаус не узнали в приблизившемся к ним Иисуса, и только когда Он «преломил хлеб» и подал им, открылись у них глаза и они узнали Его (Лк. 24:30–31). Так нечто подобное может произойти и с нами: Он приблизится к нам, Он будет беседовать с нами, и мы «не узнаем Его», то есть того, что это есть Он, великий Бог; великий, но кроткий и невыразимо смиренный. И когда наступит момент и мы УЗНАЕМ Его, тогда душа наша возлюбит Его, почерпнутое из сего познания вдохновение преисполнит нас до блаженства. И познанное таким образом вдохновение уже никогда нас не покинет. Мы сможем бывать в различных испытаниях и болезненных состояниях, но оно, сие дивное вдохновение, всегда будет с нами: иногда как тихий мир, иногда как палящее пламя, иногда как наплыв светоносных мыслей, иногда как радостный плач в молитве. И многое сему подобное, но чему нет во всем мире подобного, кроме того, что лишь от Него Единого исходит.

МОЛИТВА ПРЕОДОЛЕВАЕТ ТРАГИЗМ

С понятием трагедии я впервые встретился в мои юные годы не из опыта жизни, а из чтения книг. Мое представление тогда было таковым: пред умом человека открывается нечто, влекущее его всецело. В былые времена предмет влечения называли «идеалом». Для достижения интуитивно восхищенного — человек решается на всякий труд, на все страдания, вплоть до риска самою жизнью. Однако, когда бывает достигнут предмет искания, тогда обнаруживается жестокий обман: реальность не соответствует тому, что предносилось уму, и естественно следующее за сим разочарование оскорбленного духа приводит к тяжелой, а часто и уродливой смерти.

Различные идеалы предстают сильным людям. Часто это есть притязания на высшую власть. Так было с Борисом Годуновым. В борьбе за реализацию сокровенного желания и он, подобно множеству предшественников в истекших веках, не избежал кровавого преступления. Достигнув же своей цели, он увидел, что не получил того, чего ожидал: «Достиг я высшей власти… но счастья нет моей душе».

Иные искания — в плане духа, искусства или науки — более благородны. Гению открываются умные видения, которых он не сможет реализовать, ибо они превосходят меру достижимого в сем мире. Убедившись в своей недостаточности осуществить в совершенстве свое инициальное видение, ставшее единственным смыслом его бытия, он претерпевает глубокий надлом в духе и погибает. Особенно часто сей вид роковой развязки наблюдается у поэтов.

Не без трепета наблюдал я, и наблюдаю еще, судьбы мира. Человеческая жизнь, на каком бы уровне мы ее ни взяли, трагична в своих проявлениях. Даже любовь полна острых противоречий и нередко фатальных кризисов. Так, на всяком земном явлении от самого зарождения положена печать разложения.

Я был еще молодым (восемнадцать), когда на мою долю выпало переживать исторические события, трагизм которых превзошел все, что я встретил в книгах: говорю о первой мировой войне и последовавшей за нею (в России) социальной революции, со всеми ужасами, связанными с подобными предприятиями. Жуткая картина — обвал большой империи. Жестка схватка и беспощадна, когда «труждающиеся и обремененные» (ср. Мф. 11:28) в своем отчаянии решаются на борьбу за свои права и достоинство. Я жил в самой гуще страданий многомиллионных масс: начался длительный «смертельный бой».

Параллельно с этим во мне самом рушились юношеские мечты и надежды, что странным образом соединилось с новым углубленным разумением смысла бытия вообще. Умирание и гибель слились с возрождением. Бытие грандиозно в своих корнях и безмерно величественно в своих целях. Если стремимся мы к интегральному познанию всего существующего, если мы в глубинах нашего сознания не теряем из виду Бытия Абсолютного, то дух наш склонится к принятию всего происходящего в тварном космическом бытии. Создатель мира сего — вечно живет. Он в основе нашего бытия, и Его сила достаточна, чтобы воскресить нас по смерти нашей. Но опыт смерти нам нужен, чтобы мы знали, что мы вызваны волею Отца Небесного из «ничто». Самопознание необходимо нам, чтобы всякий шаг наш совершался в согласии с подлинным, непоколебимым Бытием. О, сие нелегко, непросто: сотни раз приблизится к нам огонь ужаса, все внутри нас сожмется от крайней боли. Но Он — победил (см.: Ин. 16:33) и нас зовет следовать за Ним (ср. Мф. 16:24; Лк. 9:23 и др.). Следуя за Ним, мы, конечно, на каждом этапе испытаем свойственную ему, этапу, муку. Дух наш возмутится страхом, и в мыслях наших мы, возможно, вступим с Ним в спор, слагая на Него вину всех страданий. Нам нужна твердая вера, чтобы не отпасть от Него. Но если ночь нашего неведения была пронизана сверканием молнии хотя бы однажды; если при свете сей божественной молнии в душу запало решение: или с Ним, в Его Абсолютности, или лучше смерть совершенная — среднего нет — то, возможно, и нам дастся радость победы вечной.

Если Отец Небесный привлек нас к Сыну Своему Единородному и Собезначальному, показав нам хотя бы в меру нашей тесной восприимчивости абиссальную мудрость Слова-Логоса Своего и неприступную высоту Любви Его, то мы увидим, что в Боге нет трагедии. Сия последняя наличествует только в судьбах людей, идеал которых не перешел земных границ. Христос — вовсе не трагический тип. Его всекосмическим страданиям также чужд сей элемент. Любовь Христа во все времена Его пребывания с нами на земле была многострадальною: О, род неверный и развращенный… доколе буду с вами? доколе буду терпеть вас? (Мф. 17:17). О Лазаре и его сестрах Он плакал (см.: Ин. 11:35); скорбел Он о жестокосердии иудеев, избивающих пророков (см.: Мф. 23:30 и далее); в Гефсимании душа Его «скорбела даже до смерти», и пот Его был, как капли крови, падающие на землю (Мф. 26:38; Лк. 22:44). Он жил трагедию всего человечества, но не в Нем Самом пребывала она. Это ясно из Его слов, которые сказал Он Своим ученикам за, быть может, короткий час до Гефсиманской мироискупительной молитвы: Мир Мой даю вам (Ин. 14:27). И еще: Я не один, потому что Отец со Мною. Сие сказал Я вам, чтобы вы имели во Мне мир. В мире скорбны будете, но мужайтесь: Я победил мир (Ин. 16:32–33). И опять за несколько недель до Голгофы: Иисус начал открывать ученикам Своим, что Ему должно идти в Иерусалим, и много пострадать… и быть убиту, и в третий день ВОСКРЕСНУТЬ (Мф. 16:21). И снова: Не плачьте обо Мне, но плачьте о себе и о детях ваших (Лк. 23:28). Не в Нем трагизм, а в нас.

Подобно сему и христианин, получивший дар любви Христовой, при всем сознании еще не достигнутой полноты, избегает трагизма всепоглощающей смерти; в болезненном сострадании и плаче в молитве за мир он не становится жертвой безысходного отчаяния безвозвратной гибели. Более ясным бывает видение — когда молитва каким бы то ни было образом войдет в вековой поток Гефсиманской молитвы Христа: когда разорваны узкие грани индивидуума, когда пробита стена времени, когда человеку дается опыт состояния «аз есмь». Ощущая в себе животворящее дыхание Духа Святого, в нем молящегося этой молитвою, он предчувствует конечную победу Света. Любовь Христова даже в своем наивысшем напряжении сострадания, что составляет сущность «ада любви», в силу присущей ей вечности, пребывает бесстрастною. Она, любовь, неложно и неумаленно живет трагедию человечества, ибо ей свойственно соучаствовать в страданиях всей твари и прежде всего Человека. Не знаю, как приступить к описанию не воображаемого, но действительного духовного опыта, который может показаться противоречивым для формальной логики. Благодать чрезвычайно богата в своих проявлениях. Возьмем для примера один из наиболее показательных случаев.

Во Христе мы получили откровение о непреходящей ценности человека. Мы любим его, как свою собственную жизнь. Моментами дается созерцать бесценную красоту сего образа Всевышнего Бога. Наблюдая сие драгоценное существо в его падении, естественно сокрушается сердце и ищет путей спасти возлюбленных, поскольку Господь излил на нас благодать знать Его путь. Слово церковной проповеди слишком часто падает или при дороге, или в терние, или на каменистые места, и душа обращается в молитве к Тому, Кто создал человека. Убеждаемся, что и Бог не хочет нарушить свободу самоопределения людей. От усилия преодолеть молитвой сострадания окаменение сердец любимых нами существ, душа испытывает глубоко реально стояние пред стеною смерти. Состояние, подобное печали матери, держащей в своих руках умирающего младенца, плод ее чрева. Чувство безысходности, неотвратимости пагубы поглощает всякое иное чувство, и душа молящегося «умирает» с теми, за кого молитва.