Михаил Идов - Чёс (сборник)

• Название: Чёс (сборник)
• Автор: Михаил Идов
• Жанр: Русское современное
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-17-080808-3

Михаил Идов – журналист, публицист, писатель. Начинал печататься еще в родной Риге, в газете “Советская молодежь”. Потом с родителями уехал в США, где, отучившись в Мичиганском университете на сценариста, публиковался в изданиях The Village Voice, New York Magazine, GQ и других. Стал трижды лауреатом премии National Magazine Award. В 2012 году переехал в Москву, чтобы стать главным редактором российской версии GQ. Одновременно с журналистскими материалами Идов пишет прозу на английском и русском. Его дебютный роман “Кофемолка” вышел в 2009 году и стал бестселлером. “Чёс” – сборник рассказов Идова разных лет и совсем новая, только что написанная повесть, которая и дала название книге. Герои Идова – русские и американцы, музыканты и проститутки, малайские предприниматели и мексиканские бандиты, почти никогда не сидят на месте. Они все время находятся в движении – то ли в поисках лучшей жизни, то ли в попытке убежать от себя, то ли потому, что просто не умеют иначе.

---

– Ну что ж. Ты хотел простоты, – заметил Тони, скалясь.

– О, ребята, смотрите, – Брет указал пальцем на шоссе. Впереди, тускло подсвеченный тремя лужицами желтого света, теплился дорожный щит с надписью “Добро пожаловать в Иллинойс, землю Линкольна”. Место второго из трех i в Illinois не вполне убедительно занимал силуэт самого Иллинойса, похожий скорее на V. Впервые с Питтсбурга настроение у всех было достаточно игривое, чтобы, как отчего-то полагается при пересечении границы между двумя штатами, на миг оторвать ноги от пола машины.

– Йе-е-е! – прокричал Брет, когда щит пронесся над ними, шлепнув ветром по крыше.

– Йа-а-а! – отозвался Тони.

– Ура, – тихо сказал Эдди, покосился на промолчавшего Алана и увидел, что тот, наморщив под челкой лоб, набирает кому-то эсэмэс. Считаные секунды спустя с легким рассыпным перезвоном, которым в мультфильмах обычно сопровождается мановение волшебной палочки, пришел ответ.

– Все супер, – поднял голову от экрана Алан. – Слава говорит – можно!

4.

Они переночевали в мотеле на Саут-сайд, сняв один номер с двумя кроватями за семьдесят пять долларов плюс налог. Город не оставлял другого выбора. Если ты спишь в микроавтобусе на природе, ты бунтарь и романтик. Если ты спишь в микроавтобусе посреди Чикаго, ты бомж, труп или в процессе превращения из первого во второе. За завтраком в польском дайнере Алан поймал чей-то беспарольный интернет и не поддающимся расшифровке тоном сообщил, что “Гритц” вывесили у себя на странице вчерашний ролик с In the Ghetto и что он собирает “интересные” комментарии. На этом группа выдвинулась в клуб, сделав туристический крюк через Стейт-стрит.

– Янки-отель, – сказал Алан, указывая на кукурузные початки башен Марина-Сити. Он имел в виду фотографию этих зданий на обложке Yankee Hotel Foxtrot, знаменитого альбома Wilco. Это был восьмой визит группы в Чикаго, и Алан шутил так в каждый из семи предыдущих. Первые четыре раза он делал это бессознательно, после чего в шутку превратилось само повторение шутки. Эдди, Тони и Брет послушно рассмеялись.

Микроавтобус трясся на рифленой стали моста, сквозь решетку мельтешила река цвета палаточного брезента.

Концерт “Гистерезиса”, обкатанный до галечной гладкости годами работы по клубам, барам, культурным центрам, студенческим столовым, пляжам, театрам, стриптизам (дважды), актовым залам, сетевым кафе, галереям, парковым ракушкам, продвинутым боулингам, частным лофтам, крышам, уличным ярмаркам, радиостанциям и баскетбольным аренам (хорошо, арене, в 2005-м, на разогреве у Dashboard Confessional), проходил так. Они внаглую начинали с Failed State. Это была идея Алана. Он стремился избежать положения, в котором, по его словам, “зритель, ждущий хита, с каждой новой песней все больше презирает группу за высокомерие, а группа все больше презирает зрителя за непонимание”. На самом деле, как он признался однажды Эдди, дело было даже не в этом. Последние пару лет и хита-то мало кто ждал. Больше всего Алана теперь бесил тот смутный отблеск узнавания, что проскальзывал по залу с первыми аккордами Failed State, – а, так вот я кого слушаю, – и он стремился стереть его с лиц как можно скорее.

Недостаток у этого подхода был один: к первому номеру половина зрителей еще не успевала подтянуться. Поэтому на пике своего кабаре-периода, прошлым летом, группа на всякий случай заканчивала концерты репризой той же песни, на сей раз в нарочито грубой кафешантанной обработке. Бутлег этой версии приобрел даже определенную сетевую известность под названием Weilled State (в честь Курта Вайля), которое придумал разместивший видео анонимный остроумец. Эдди казалось чрезмерным играть одну и ту же вещь дважды за сорок минут, но щекотать клавиши в развязно-веймарской манере было слишком весело, чтобы возражать вслух.

Заработав изначальное расположение аудитории, Алан кратко представлял группу (всегда одной и той же фразой – “Мы здесь, и мы “Гистерезис”) и с головой бросался в новый материал: как минимум три вещи подряд с последнего на данный момент альбома. Именно здесь для Эдди решалась судьба вечера. Алан, как акционер публичной компании, требовал не абсолютных цифр, а тенденции к росту. Перед сценой могла стоять горстка людей, но если в ответ на новые песни покачивались в такт шевелюры и притоптывали “конверсы”, то Алан отыгрывал остаток сета на маниакальном подъеме, раздавал за кулисами комплименты и тащил группу в какой-нибудь претенциозный бар; у него была страсть к питейным заведениям с усатыми барменами в подтяжках и сложносочиненными коктейлями, болтовней про ингредиенты которых – желтки, щавелевый сироп, черт знает что еще – он мог грузить Эдди часами, пока Тони и Брет дули пиво под презрительным взглядом дежурного усача. И наоборот, зал мог быть забит, гарантируя по меньшей мере, что этим вечером группа сможет пропустить по два-три ретрококтейля, не залезая в долги еще глубже, но, если на второй или третьей из новых песен в толпе начиналось брожение и поглядывания на часы, Алан сникал. Это было видно даже со спины. Он становился сантиметра на три ниже.

Эдди, Тони и Брет переглядывались. Они уже знали, что им предстоит. Собирая оборудование после концерта, Алан молча, медленно, мрачно наматывал шнур от микрофона себе на локоть – второй признак грядущей бури. На этом этапе еще существовал способ спасти положение. Необходимо было вытащить Алана из-за кулис в зал – отоварить талончик на бесплатный дринк, послушать следующую группу и дать ему наговорить про нее язвительных гадостей. Если за это время к нему подходил кто-нибудь незнакомый (в идеале девушка, но и юноша с минимальными следами мыслительной деятельности на лице сошел бы) и говорил, как круто выступил “Гистерезис”, Алан более-менее успокаивался. О ретрококтейлях речь в ту ночь не шла, но и шторм проходил стороной, изойдя на мелкую морось.

Если же этого не происходило, то стоило бару опустеть, как у концерта появлялось второе отделение. Солировал Алан. Он начинал с придирок. На сцене ни фига не было слышно. Тони опять ускорился во второй половине Roman a Clef. Эдди опять плавал на Umich, ну выучи уже одну партию, ты не в джазе. Брет опять играет как ебаный робот. В толпе одни бейсбольные кепки, омерзительно. Что эти уроды в нас находят? Идите слушайте ваш Nickelback или кого вы там еще любите. Промоутер – мудила. Клуб – говно. Я не понимаю, зачем мы вообще все это делаем.

Последняя фраза была ключевой: после нее злость Алана теряла фокус, зато обретала размах. Почему никто не видит, что мы лучшее, что сейчас есть в американской музыке? Нам скоро двадцать пять / двадцать семь / тридцать, сколько еще это может продолжаться? В этом месте Тони на правах взрослого обычно пытался напомнить Алану, что музыка может быть самоцелью. Мужик, я старше вас всех ровно на десять лет, и мне похуй. Потому что я ни к чему не стремлюсь, я всего достиг. Моя мечта – играть, вот я и играю. И если бы ты попробовал найти хоть какое-то удовольствие в самом процессе, ты бы не реагировал так сильно на мнения разных ублюдков.

Этот довод не срабатывал ни разу. Зато он резко приближал кульминацию. Тони, то, что ты описал, называется хобби. Ты мне советуешь относиться к музыке как к ебаному хобби? Почему бы мне тогда не пойти работать в банк, купить дом в Нью-Джерси, разжиреть в нем, а по вечерам с ребятами хуячить рок-н-ролльчик в гараже, пока жена не позовет ужинать? Хочешь, сука, чтобы я стал ТОБОЙ?

Здесь, как правило, с грохотом падал табурет. Эдди хватал под локотки Алана, Брет – Тони. До развязки оставалось совсем немного: извинения, слезы, самоуничижение (я ужасный вокалист, я знаю. Вернемся в Нью-Йорк, опять возьму уроки), рвота и сон.

От концерта в “Дабл дор” Эдди с тоской ожидал сценария номер два. Седьмое июля выпало на воскресенье, последний день длинного праздничного уик-энда: все, кто мог покинуть Чикаго, сделали это 3-го. С другой стороны, может, это было и к лучшему. Фанатов “Гритц Карлтон” Эдди откровенно боялся. “Гритц” играли кантри-рэп – жанр, пионером и до поры до времени единственным представителем которого был самопровозглашенный реднек, кокаинист, республиканец и сутенер Кид Рок. Эдди пытался представить себе человека, который бы слушал – да что там, слышал – обе группы; кроме бывшего рок-критика газеты “Виллидж войс” Роберта Кристгау, на ум не приходил никто. Диаграмма Венна с аудиториями “Гритц” и “Гистерезиса”, горизонталь которой отвечала бы за уровень образования, а вертикаль – за вероятность владения огнестрелом, выглядела бы так:

* * *

“Гритц” только что закончили саундчек и, кажется, не собирались покидать гримерку до самого концерта. Их было несметное множество, человек двенадцать. Как подобает любому уважающему себя рэп-коллективу, функции доброй половины его членов оставались загадкой. Парни могли быть охранниками, роуди, барыгами или духовой секцией. По помещению слонялись, раздвигая плечами клубы конопляного дыма, здоровенные негры в футболках размером с пододеяльник; худые не то реднеки, не то хипстеры в майках-алкоголичках, белея лезвиями ключиц, резались в юкер на клепаном торце ящика из-под микшерного пульта; две блондинки на стрипперских каблуках, одна в мини-юбке лилового винила и тесном топе с драконом, другая в джинсах, полумесяцем разорванных под левой ягодицей, и косухе, на спине которой переливался стразами фирменный череп “Гритц”, нервно о чем-то перешептывались в углу. Поодаль играл на укулеле карлик; Эдди решил считать его галлюцинацией.