Дагмар Эдквист - Гости Анжелы Тересы

• Название: Гости Анжелы Тересы
• Автор: Дагмар Эдквист
• Издательство: Северо-Запад
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-8352-0343-8

Роман популярной шведской писательницы Дагмар Эдквист «Гости Анжелы Тересы» рассказывает о любви шведского писателя Стокмара, поселившегося в Испании, и парижанки Люсьен Мари.

Острый сюжет, оригинальные любовные перипетии, тонкие и точные психологические характеристики, а так же экзотическая обстановка приморского городка в Каталонии делает роман необычайно увлекательным.

---

Он согласен помочь Жорди — но ему нужно время. Сам он не может подойти к французскому берегу, но попытается устроить ему встречу с одним рыбаком — французом, он его знает, и как-нибудь ночью Жорди сможет перейти из одной лодки в другую. Он лично не возьмет никаких денег — Жорди его товарищ, как он сказал, — но французу придется заплатить.

Кажется, он вздохнул с облегчением, увидев, что Давид согласен уплатить названную сумму и что он сразу же вынул свой бумажник.

— Я дам о себе знать, как только договорюсь с французом, — сказал он и исчез.

Нежные розоватые краски были такими красивыми, но предвещали они шторм, как сказали рыбаки. И действительно, разразился страшный шторм, так что три дня в море было выйти нельзя.

Антонио не появлялся.

Зато появились жандармы.

Давид и Жорди сидели и играли свою бесконечную партию в шахматы, прислушиваясь к завыванию бури в деревьях, к тысячам скрипучих звуков в старом доме, когда в дверь постучали. С лестницы показалась голова Анунциаты, в ее глазах был страх.

— Это он, лейтенант…

— Один?

— Да.

— Пойдите и откройте, быстро, — распорядился Давид. — И пусть все двери стоят настежь.

У Жорди не было времени спускаться в свой тайник, он только успел броситься под кровать Давида, положившись на провидение. В последнюю секунду Давид рывком задвинул за ним его кофейную чашку. Только что на столе стояла роковая лишняя чашка.

Давид сидел и играл сам с собой в шахматы, когда к нему поднялся лейтенант.

Он понюхал воздух, глаза его обшарили каждый уголок.

— Разве в эту игру можно играть одному? — осклабился он.

— У меня нет другого выхода, пока не вернется жена, — пожал плечами Давид. — Не хотите ли сыграть со мной, хотя бы одну партию?

Лейтенант отклонил предложение.

Формальным поводом его прихода было зачитать протокол, составленный во время обыска, и получить подпись Давида. Да, все верно. Потом он попросил разрешения воспользоваться туалетом — и ему удалось заблудиться, так что по дороге он смог заглянуть в два шкафа, прежде чем добрался до места.

Но на этот раз настоящего обыска не было.

— Уфф, — произнес Давид после ухода лейтенанта и опустился на стул, почувствовав слабость в коленях.

Жорди был так бледен, что казался зеленоватым, и поэтому резче проступили его веснушки.

— Сегодня вечером я пойду и сдамся, — сказал он.

— Черта с два! — сердито воскликнул Давид. — Сейчас ты связался со шведом, а мы народ упрямый…

Но вдруг его поразила одна мысль:

Неужели он стоит тут и корчит из себя героя за счет Жорди?

У Мигеля — где располагался его пост подслушивания, жандармы исчезли и старички вновь вернулись к своим излюбленным занятиям. Наконец-то они могли поговорить о рыбаках, взятых во время облавы.

— Теперь их упекут как следует, — передавалось из уст в уста.

«Упекут как следует». Мрачно, но ничего катастрофического.

Бежавшим контрабандистам грозила смерть. Оставшихся и осужденных к наказанию ожидало тюремное заключение (и штраф, но на нет, как говорится, и суда нет).

— Слушай, Пако, риск очень велик. Ты не хочешь лучше быть наказанным вместе с другими?

В конце концов Жорди давно уже успел познакомиться с тюремными стенами, а ущемлением гражданских прав его особенно не застращаешь.

Жорди взглянул на Давида и закусил губы, чтобы не сказать лишнего.

— Давай, выкладывай! — сказал Давид.

— Ты наверно думаешь, что меня ждет такое же наказание, как и других?

— Но ведь… наказание должно как-то соотноситься с содеянным…

— Не для того, кто стоит вне закона, — ответил Жорди.

И опять на Давида повеяло леденящим ветром страшной опасности.

— Значит, ты собирался сдаться из-за нас? Чтобы не скомпрометировать нас?

Жорди кивнул, но сразу же поправился.

— Нет, я сам никуда уже не гожусь. Не имею достаточно сил и уверенности в себе. Да и надежды на лучшее будущее тоже.

Давид взглянул на эту тщедушную сломленную фигуру, и лицо его стало упрямым, а голос мягким:

— Пако, дружище, — проговорил он. Я принадлежал к зажиточным людям в зажиточной стране. Никто от меня никогда не требовал, чтобы я рисковал своей шкурой ради человека или ради идеи. Но на этот раз я получил вызов и не отступлюсь ни за что на свете.

— Кто не отступится? — пробормотал Жорди. Мысли его были далеко.

— Возьми себя в руки, Пако! Не сдавайся. Мы доведем дело до конца.

— Что ты имеешь в виду — «до конца»? — спросил Жорди. Взор его остановился на голых декабрьских ветвях, штормовой ветер то капризно сплетал их вместе, то грубо отдирал друг от друга, все время в одном и том же направлении. Исполинские подводные растения в стремительном невидимом потоке.

— Пока не увижу, что ты свободный человек, что начинаешь новую жизнь в свободной стране. Извини, что я так патетичен, но таково мое мнение.

— А есть такая страна и такая жизнь? — криво усмехнулся Жорди.

Давид смолчал. Он вспомнил эмигрантов в Париже, коротающих свой век в нужде и лишениях. Он вспомнил сердитые высказывания доктора Стенруса в отношении шведской бюрократической машины, заграбастывающей все подряд, так что судьбы отдельных людей оттеснялись на задний план. И то же горе у американцев, и у англичан. Передвинешь одну пешку в шахматной игре, называемой современной жизнью, так того и гляди, что от нее останется одна лишь бумажная масса.

Резкое и неожиданное чувство начисто смело эту мысль; мысль принадлежала Стенрусу, а не ему. Он верил в возможности, предоставляемые его собственной страной.

— Мы переедем в Швецию, как только малыш сможет перенести дорогу, — заключил он. — Поезжай за нами следом. Там нужны преподаватели испанского языка. Учеников я тебе наверняка достану.

А пока ему придется как-то устроиться в Париже с помощью знакомых Люсьен Мари.

Жорди прислушивался к голосу Давида, он слышал в нем настоящую, искреннюю надежду. Может быть, и в самом деле там, на севере, его ожидало какое-то будущее?

— Ну видишь, какая я стала тонкая? — спросила Люсьен Мари в первый же день, как ей разрешили вставать с постели. — Чувствую себя какой-то выдолбленной, так и хочется съежиться и наклониться вперед… Давид, ты должен принести сюда мою одежду, только все самое красивое, слышишь? Неохота мне щеголять больше в этой старой палатке…

Давид взглянул на нее, улыбнулся понимающе — но не слышал ни единого слова из того, что она сказала.

— Что случилось, Давид? — спросила она другим тоном.

— Что? А, ничего. Я… просто думал о другом.

— Хм, — сказала Люсьен Мари. — А почему ты так странно отвечаешь, когда я спрашиваю тебя о Пако Жорди?

Давид бросил взгляд на дверь. Закрыто. Никто не мог их слышать, кроме малютки Пера, а он развлекался собственными силами, создавая им звуковой занавес.

— Пако дома у нас, — выговорил он.

Люсьен Мари резко вдохнула в себя воздух. Давид рассказал, как обе старые женщины спрятали у себя Жорди, и как он сам оказался втянутым в эту историю.

Люсьен Мари прервала его, внезапно она горячо поцеловала в губы.

— Я так и знала!

— Как знала?!

Она не стала объяснять, но Давид догадался, что сейчас она сравнивала его с Морисом. Он даже покраснел, не зная даже, от раздражения или гордости.

— Я приду домой и вам помогу, — сказала она.

— Нет, Люсьен Мари, я надеюсь, что Пако будет уже в пути, прежде чем вы вернетесь домой. Ты же знаешь, как все здесь ненадежно, — забеспокоился Давид.

Она не ответила, взяла проголодавшегося малыша и приложила к груди. Он перестал кричать и предался новому занятию с наслаждением, отдававшимся во всем тельце: крошечное существо, полностью сконцентрировавшееся вокруг сосущего рта. Когда самая большая спешка миновала, он открыл глаза и поверх материнской груди поглядел на отца. Поглядел? Нет, он позволил отцу взглянуть вниз, вглубь, в эти таинственные колодцы нашей первобытной сущности — в глаза очень маленького ребенка.

Давид заключил их обоих в объятия в порыве немой и сильной любви. Но губы его уже говорили:

— Надеюсь, Антонио даст знать о себе сегодня. Шторм кончился.

— Хорошо бы нам выбраться домой послезавтра. Знаешь, это ведь рождественский сочельник.

— Нет, ради бога, милая, дорогая, — воспротивился Давид, — притворись более больной, чем ты есть, и останься здесь еще хоть на несколько дней…

Ему не хотелось рассказывать о нервном напряжении, как смрад стоявшем над домом Анжелы Тересы и делавшем пребывание там совершенно невыносимым. Обе старые женщины весь день-деньской сидели на страже, их тусклые глаза в каждом кусте видели жандармов. А нервы и вообще здоровье Жорди оказались совершенно подорванными всеми этими годами безнадежного отчаяния, он едва держался; так и казалось, что он вот-вот сорвется. Потайное место под полом его окончательно доканало. Оно ему снилось во сне, вызывало тошноту; однажды ночью Давиду пришлось с ним даже бороться, чтобы тот не выбежал из дома на улицу.