Дагмар Эдквист - Гости Анжелы Тересы

• Название: Гости Анжелы Тересы
• Автор: Дагмар Эдквист
• Издательство: Северо-Запад
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-8352-0343-8

Роман популярной шведской писательницы Дагмар Эдквист «Гости Анжелы Тересы» рассказывает о любви шведского писателя Стокмара, поселившегося в Испании, и парижанки Люсьен Мари.

Острый сюжет, оригинальные любовные перипетии, тонкие и точные психологические характеристики, а так же экзотическая обстановка приморского городка в Каталонии делает роман необычайно увлекательным.

---

Каждый раз, выходя за дровами в сарай с бамбуковой крышей, он останавливался, чтобы поглядеть на волшебное сияние только что выпавшего снега. Гора Тибидабо…

Хотя нет, она в другой стороне.

Он вышел за новой охапкой дров, оставив дверь за собой открытой.

Выйдя из сарая с дровами на руках, он увидел Жорди, большими шагами неторопливо идущего по двору, открыто и вызывающе. В дверях стояла Анунциата и испуганно делала ему знаки, чтобы он вернулся. Но он шел, обернувшись к ней спиной, и не видел ее знаков, а она не смела его окликнуть.

Давид опустил дрова наземь, чтобы встретить его и привести в себя.

Зачем я рассказал, что снег сияет, — подумал он, потому что Жорди остановился как раз на том месте, откуда были видны вершины далеких гор. Жорди испустил такой глубокий вздох, с таким облегчением, как будто его фантазия о землянке и о тринадцати годах в ней были истинной правдой.

Он стоял с поднятой головой, погрузившись в рассматривание сияющих горных вершин, не замечая направлявшегося к нему Давида.

В этот момент раздался выстрел. Два, три выстрела. Давид ринулся в сторону, когда что-то жгучее пролетело мимо его уха. Жорди упал.

Он упал ничком, пуля попала ему между лопаток. Хлынула кровь, много крови. Она сразу же впитывалась вечно жаждущей испанской землей.

Он сделал слабую попытку подняться, на губах его выступила кровавая пена, но опять упал. Когда Давид подошел к нему, он был мертв. Насколько мог судить не специалист.

Зашуршали кусты и из них вышел поджарый молодой жандарм с волчьей улыбкой. Сейчас он не улыбался, и все же в уголках рта поблескивали его белые зубы.

Давид закричал в бешенстве, совершенно не владея собой:

— Вы что, стреляете в безоружного?!

— Я застрелил преступника при попытке к бегству! — закричал в ответ жандарм.

Он был возбужден, показывал куда-то своим карабином.

— Он стоял на месте, — глухо сказал Давид.

Жандарм за полсекунды оценил обстановку: потом ударил его наотмашь, ладонью по лицу. Давид не был подготовлен к удару, он не отпрянул назад и не отклонился в сторону, но увидел желтый блеск в глазах жандарма.

Наконец-то ты попался, говорил его взгляд. К дьяволу твой паспорт и твое консульство и как оно там все называется, что делало тебя таким недоступным, таким неуязвимым. Теперь ты, наконец, в наших руках.

С глухим удивлением Давид почувствовал горячую боль от удара. Так вот как это ощущается? Когда у тебя уже нет никакой защиты от огня?

Откуда ни возьмись появились зрители: Анунциата, старый садовник, несколько прохожих по дороге к мессе.

Они были молчаливы и испуганы, но когда жандарм ударил Давида, в толпе раздался глухой ропот.

Жандарм закричал им резким мальчишеским голосом:

— Он скрывал у себя преступника! Он сам преступник! Ну, подождите, вот придет начальство.

— Кто-нибудь должен сходить за врачом, — сказал Давид, глядя на Жорди.

Жандарм сделал по направлению к Жорди какое-то движение и Давид вздрогнул; но на этот раз обошлось без насилия, просто жандарм бесцеремонно повернул Жорди на спину. Стало ясно, что никакой врач Жорди уже не поможет. Даже если приедет, завывая скорая помощь с хирургами наготове для переливания крови.

Давиду стало плохо от запаха крови, внутри у него все обмякло, все горело — ему стало тошно от одного страха, что он испугается.

В дверях дома показалась Анжела Тереса. На голове у нее была черная шаль, она шла своими медленными, неверными шагами, опираясь на палку. Когда она подошла к кучке окружавших Жорди людей, перед нею все расступились, даже жандарм отошел в сторону.

Она остановилась и посмотрела вниз, на Жорди. Друг ее сыновей; последний из ее сыновей.

Дымка одиночества сразу окутала их обоих, хотя она не плакала и не произнесла ни слова. Губы ее тихо шевелились, шепча то ли молитву, то ли проклятие; вокруг нее образовалось силовое поле, заставившее перекреститься нескольких стоявших рядом.

Она подняла свои померкшие глаза.

— Внесите его в дом, — сказала она, не повышая голоса.

Никто не двинулся с места, все только угрюмо взглянули на жандарма.

— Мой товарищ пошел за подкреплением, — буркнул он.

Она оперлась на палку, немного выпрямилась.

— Внесите его, — сказала она, не повышая голоса.

— Остаться здесь! — резко приказал жандарм Давиду, но не стал возражать, когда садовник и кто-то еще пошли к сараю и, сняв с петель дверь, осторожно положили на нее Жорди, затихшего и выпрямившегося.

— В зал, — показала рукой Анжела Тереса.

Получилась целая процессия — мужчины, несшие покойного, Анжела Тереса, опиравшаяся на руку Давида, Анунциата, жандарм с карабином, несколько простых прохожих, на которых он рявкнул, когда они тоже хотели войти в дом. Они сразу же повиновались, вернулись обратно и остановились у кровавого пятна.

Дверь положили на четыре стула, два в изголовье и два в ногах.

— Оставьте его Анунциате и мне, — сказала Анжела Тереса.

Кто поклонился, кто перекрестился, потом все вышли, прикрыв за собой двери.

Жандарм показал карабином на стул в холле. Давид сел. Было слышно, как обе женщины сходили за бельем и водой.

Жандарм зажег свой «капораль», сделал несколько нервных затяжек. Руки его слегка дрожали. Возможно, он в первый раз убил человека.

Несколько запекшихся пятен крови на полу безмолвно выкрикивали свое обвинение. Резким тоном он приказал Анунциате их вытереть.

Он не мог оставаться безучастным к глухому молчанию, к избегавшим его взорам. Но в его взгляде хищного зверя, в желтых с крапинками глазах не было раскаяния, был только страх, который мог обернуться жестокостью.

«Подкрепление» заставляло себя ждать. Начальство праздновало рождество со своими домочадцами, наверно им думалось, что вообще преступление и кровопролитие не уйдут от них и после праздников.

Человек в оливково-зеленом мундире храбрился и потому начал бахвалиться.

— Думаете, вы нас тогда провели, — сказал он, небрежно поигрывая карабином. — А некоторые решили, что Жорди удалось сбежать в Барселону. Но мой товарищ и я, мы-то оказались похитрее, чем они. И чем вы. Мы внушили вам, что у нас нет никаких подозрений. Вы нас не замечали, а мы за вами все время следили. Мы-то знали, что рано или поздно вы осмелеете и себя выдадите.

Какое там «осмелеете»! Когда того несчастного от страха одолевает чувство удушья и он выбегает, чтобы вдохнуть глоток свежего воздуха… Вот как, должно быть, произошло. Это было единственное объяснение, почему Жорди выбежал на улицу прямо средь бела дня.

Но кое-что оставалось непонятным. Он ведь не бежал. Он шел спокойным шагом. Остановился и стал смотреть на горы с таким выражением, как будто прошел насквозь через свой страх и вышел уже с другой стороны. Это не было ошибкой. Давид видел его спереди, в свете яркого дня.

Неужели он стоял там, предлагая свою грудь в качестве мишени?

И был застрелен в спину этим хвастливым, трусливым болваном.

Давида охватило такое непреодолимое отвращение к стоящему перед ним человеку, что свое ощущение он воспринял как исходящую от жандарма резкую вонь.

Минуты шли. Человек в оливково-зеленом мундире расхаживал вокруг вызывающей походкой, подрагивая икрами. Давид упрямо смотрел в пол. Если бы тот встретил его взгляд и понял, какие чувства в нем вызывает, карабин выстрелил бы сам собой.

А там, в горах, в монастыре, сидит Люсьен Мари и ждет, и с каждой минутой беспокоится все больше, почему я не иду. Она понимает — что-то случилось, но что именно — не знает, и начинает себя взвинчивать, а я даже не могу послать ей весточку…

Анунциата распахнула обе половинки дверей в глубине комнаты. Давид поднялся, он и жандарм посмотрели друг на друга, потом оба направились к дверям. Но из вежливости он пропустил Давида впереди себя.

— А вы останьтесь там, — сказала Анжела Тереса своим угасшим, надтреснутым голосом убийце. Последнее слово осталось в воздухе невысказанным.

Жандарм вздрогнул, покраснел, пришел в ярость — но остановился.

Откуда взялась у нее эта сдержанность, эта внушающая уважение строгость?

В комнате было темно, потому что ставни они закрыли. Свет шел только от двух стоявших по обе стороны изголовья высоких серебряных канделябров с зажженными свечами.

Там, на самом нарядном белье Анжелы Тересы с ручной вышивкой, покоился Франсиско Мартинес Жорди. В чертах его не было видно боли, не было видно следов насильственной смерти; не было также и суровости. Его лицо с задорным тупым носом и веснушками разгладилось и помолодело. Глаза были закрыты, губы сомкнуты, но казалось, на них витает какая-то неизъяснимая слабая улыбка, как будто теперь он чувствовал себя надежно защищенным и мог позволить себе беззлобно поддразнивать своих преследователей.