Ольга Шумяцкая - Эль скандаль при посторонних

• Название: Эль скандаль при посторонних
• Автор: Ольга Шумяцкая
• Издательство: АСТ, АСТ МОСКВА, Транзиткнига
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2006
• ISBN: 5-17-034283-7

Мышка, Мурка и Мопси.

Три весьма современные молодые женщины, на наш отечественный лад разыгрывающие собственную комедию под названием «Секс в большом городе», а иногда — «Выживание в большом городе».

Одна, перестав быть примерной женой, читает лекции горстке восторженных пенсионеров...

Другая, в неуемном желании прославиться, во что бы то ни стало хочет пробиться на попсовый Олимп...

Третья... то, что делает третья, — неописуемо!..

Читайте. Смейтесь... над собой!

---

Тема моего ток-шоу звучала так: «Пуговицы и их влияние на судьбу человека».

Встретили меня чудесно. Провели в гримерку. Напудрили. Проводили в студию. Усадили в красное кресло. Зрители приветствовали меня овациями. У каждого в руках была моя Рогнеда. Аплодисменты не смолкали минут пятнадцать. Ведущая назвала меня «наша знаменитая соотечественница, чьими книгами зачитывалось не одно поколение советских людей». Я встала и раскланялась. После этого ведущая поинтересовалась, какими пуговицами я пользуюсь, когда отвлекаюсь от творчества, квадратными или круглыми. Я честно сказала, что никакими. Ведущая удивилась: «Как же так, все люди пользуются пуговицами!» Я ответила в том смысле, что она очень прямолинейно трактует реальность. Отнюдь не все люди пользуются пуговицами. Вот я, к примеру, ношу или свитер, или майку. Есть, правда, у меня одна кофта, но она на молнии. Тогда ведущая поинтересовалась насчет брюк. Брюки тоже на молнии, ответила я. Ведущая оказалась строптивая и вступила со мной в принципиальный спор. Она заявила, что у каждой молнии сверху есть пуговица. Я согласилась, но заметила, что совершенно не обязательно ею пользоваться. Я вот, например, всегда забываю ее застегнуть, и ничего, брюки ни разу не свалились. После этого я встала и продемонстрировала аудитории свою расстегнутую пуговицу. Аудитория стонала от восторга. «А теперь послушаем другое мнение!» — провозгласила ведущая и переключилась на другого гостя. Оставшиеся 45 минут я просидела молча, делая культурное лицо. После эфира я вышла в коридор. В коридоре стояла толпа. Толпа требовала автографов. Я их дала. Сто пятьдесят шесть штук. Одним махом. А одна очень интеллигентная бабушка сказала, что моя книга перевернула ее представление о жизни и у нее неожиданно прекратился застарелый климакс.

— Ради этого мы и работаем, — скромно ответила я.

Дома меня встречал Интеллектуал. Он молча подошел ко мне, крепко обнял и поцеловал.

— Я знал, — прошептал он, и я почувствовала, как дрожит его голос. — Я знал, что моя жена незаурядная личность! Я горжусь тобой, малыш!

Назавтра у меня дома раздался телефонный звонок. Я сняла трубку. Голос на том конце провода показался знакомым и даже отчасти родным.

— Ты это... — сказал голос. — Ты давай, подгребай... Побазарим... Есть темка.

И я его узнала. Это был Толик.

— Анатолий! — обрадовалась я. — Как хорошо, что вы позвонили! Вы прочитали мой роман?

— Дак я... — застеснялся Толик. — Все некогда, некогда. Так подъедешь?

— Подъеду, — сказала я и поехала.

За истекшие недели Толик совершенно не изменился. Тот же синий затылок. Тот же пуленепробиваемый взгляд. Тот же золотой краб на мясистом пальце. Тот же «Пэл Мэл». Встретил он меня ласково.

— Нам это... нам такие писатели нужны, — сказал Толик и потрепал меня по щеке кургузой лапой.

— Но вы же не читали роман! — удивилась я.

— Ах, ты... ты, маленькая моя! — неожиданным фальцетом кукарекнул Толик, и в глазу его блеснула слеза. — Курить-то научилась?

— Нет, — сказала я. — Времени не было. Литература, знаете ли, забирает человека полностью.

— Ну да, ну да, — пробормотал Толик. — Так вот, дельце у меня к тебе есть. Очень твоя книжка хорошо идет. Может, напишешь еще? Парочку. А лучше три или четыре. А мы тебе денежки заплатим. Как это у вас называется... гонорей?

— Гонорар, — сказала я. — А о чем книжки?

— Да о том же самом! Ты это... имена поменяй и там чтобы не рыцари, а кто-нибудь другой. А все остальное пусть остается.

— Сюжет в смысле? — уточнила я.

— Ну да. То, чего они делают, пусть остается. Очень здорово это у тебя получается. Мне этот... эскорт сказал.

— Эксперт, — машинально поправила я. — Ну, давайте попробуем.

И мы попробовали.

Для начала я набросала пару идей для новых романчиков. Вот они.

Рогнеда и Ондржх — пилоты межгалактической станции. Вместо сарацинов они борются с космическими злодеями. Их имена — Брунгильда и Миндаугас.

Рогнеда и Ондржх — повара в пятизвездочном отеле. Им очень досаждают метрдотель и банда официантов. Их имена — Сигизмунда и Ромуальд.

Рогнеда и Ондржх — проститутка и сутенер. Борьба с полицейскими. Их имена — Вильгельмина и Гримау.

Рогнеда и Ондржх — полицейские. Борьба с проститутками и сутенерами. Их имена — Козетта и Жанвальжан (в одно слово).

Рогнеда и Ондржх — приемщики в химчистке №5. Борьба с некачественными стиральными порошками. Их имена — баба Груша и Евдоким Нилыч.

На этом я остановилась. Решила, что пяти таких выдающихся идей вполне достаточно для продолжения литературной карьеры. Идейки я показала Толику. Они ему понравились. Он только попросил больше внимания уделять неформальной лексике. Я согласилась. Так начался следующий этап наших взаимоотношений с Толиком и Красавцем Мужчиной. Каждые две недели я ехала в издательство к Красавцу и сдавала ему рукопись очередного романа. Потом заезжала к Толику и получала гонорар. Суммы огласить не могу. Это коммерческая тайна. Но суммы были впечатляющими. Такими впечатляющими, что даже Большой Интеллектуал впечатлился. Он как-то присмирел и однажды даже приготовил мне утром яичницу, чего с ним отродясь не случалось. Надо честно сказать, что я не слишком напрягалась. Сев к компьютеру, я быстренько переправляла имена героев, потом прочесывала текст еще раз и вставляла что-нибудь вроде «инопланетяне вцепились в нее всеми своими зелеными щупальцами», или «крабы по-польски обычно подавались в сметанном соусе с кориандром, но метрдотель не хотел замечать очевидного», или «Евдоким Нилыч уже неоднократно докладывал начальству, что расход чистящих средств на квадратный сантиметр габардина превосходит допустимые по ГОСТу нормы». Ну, и все в том же духе. Да, и названия. Названия тоже приходилось менять. Тут у меня была выработана своя система. Я считала, что названия должны быть хоть и разными, но немножко одинаковыми, чтобы читатели не шарахались без толку по магазину, а сразу шли на знакомые слова, как на запах. К примеру: «Любовь, побеждающая космос», или «Любовь, побеждающая "Комет"», или «Любовь, побеждающая коржик», или «Любовь, побеждающая кашель».

Через три месяца я подала документы в Союз писателей. В комиссии по приему молодых дарований прочли все мои романы и остались довольны. Главным образом тем, что они их раньше не читали. Бог миловал, как сказал мне один очень симпатичный старенький писатель, который никак не мог адаптироваться к действительности и продолжал писать о чешских событиях 1968 года и прятать рукописи в стол, так как боялся, что его посадят. А тут я со своей Рогнедой. Он не ожидал, что в нашей стране есть люди, которые так широко и свободно мыслят. И очень долго жал мне руку.

Короче, в Союз писателей меня не приняли.

А и не очень-то было надо! Я просто хотела насолить Настоящему Джигиту, который слишком уж задирает нос! Он считает, что быть настоящим писателем очень трудно! Ан нет! Очень даже нетрудно!

Мое триумфальное шествие продолжалось довольно долго. Я успела купить новую трехкомнатную квартиру, но запихивать Интеллектуала в личный кабинет не спешила. Я решила, что личный кабинет теперь нужен мне, раз я такая незаменимая творческая единица! Кабинетик я оборудовала прелестный. Пара кушеточек изумрудно-зеленого цвета, обитых китайским шелком, коллекция старинных кукол, засушенные розы, японский чайный сервиз на резном столике из палисандрового дерева. Ах да, чуть не забыла. Еще бюро с компьютером.

Скандал подкрался незаметно. На одной из читательских конференций, которые повсеместно устраивала Мышка, ко мне подошел вполне пристойный на вид гражданин и попросил надписать книгу. Я с удовольствием надписала. Я вообще с большим удовольствием надписывала книжки и раздавала автографы, считая, что любой человек имеет право на свои 15 минут чужой славы. А мне не жалко, я поделюсь. Так вот, не подозревая никакого подвоха, я подписала книжку. Гражданин между тем задал мне вопрос, правда ли, что я сама пишу свои книги, или на меня работают литературные негры. «Сама», — скромно ответила я и потупилась. «Оно и видно», — сказал гражданин, после чего незамедлительно начал безобразный скандал.

— Она жулик! — орал гражданин. — Я провел спектральный анализ! Она нас дурит!

— А еще очки надел! — орала я в ответ, отбиваясь от охранников, которые пытались затащить меня в подсобку от греха подальше. — Интеллигент в нулевом поколении!

— Я тебя выведу на чистую воду! — надрывался гражданин. — Я профессор! Я лингвист! Я диссертацию защищал!

— Лучше бы ты себя защищал! — кричала я, брыкаясь. — Ща как дам в линзу!

Словом, вела себя как взбесившаяся Мурка, что вообще-то мне несвойственно. Но тут я почувствовала неладное и со всей страстью бросилась на собственную защиту. Очкастый изверг оказался лингвистическим профессором, который провел детальный анализ моих произведений и выяснил, что они написаны практически под копирку. А денежки, между прочим, берут за каждое. И немалые. Это совершенно вывело профессора из себя, и он решил бороться за чистоту родной литературы. Он написал открытое письмо президенту российского Пен-клуба, первому секретарю Союза писателей и генеральному директору Книжной палаты с требованием немедленно запретить издание моих книг, наложить на меня штраф в размере одной минимальной зарплаты и выставить общественные пикеты у моего дома. Транспаранты для пикетов профессор заготовил заранее. «Руки прочь от Толстого и композитора Туликова!» — значилось на них, хотя на Толстого я и не замахивалась. Ни одной рукой. Что уж тут говорить о Туликове. Открытое письмо было опубликовано во всех центральных газетах и помещено в Интернете. Профессор сразу стал знаменитостью. Но этого ему показалось мало. Ему надо было унизить меня как личность. Поэтому он отправился на читательскую конференцию. После устроенного им скандала в прессе тут же появились злобные статьи по поводу моего творчества, которые на все лады поддерживали профессора. А одна наиболее злобная критикесса прямо писала, что я самый черствый коржик русской литературы и никакая любовь этого обстоятельства не победит. Я думаю, у нее были проблемы с климаксом.