Михаил Мильштейн - Сквозь годы войн и нищеты

• Название: Сквозь годы войн и нищеты
• Автор: Михаил Мильштейн
• Издательство: ИТАР-ТАСС
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2000

Из этой книги, написанной военным разведчиком и ученым, вы узнаете о сложной судьбе человека, родившегося в бедной еврейской семье в далекой Сибири, в детстве случайно попавшего в Москву, прошедшего длинную и трудную дорогу от солдата до генерал-лейтенанта, от младшего научного сотрудника до доктора исторических наук, профессора.

О московских детских домах для беспризорников, о службе в военной разведке, о работе в Институте США и Канады, о перипетиях своей сложной, но интересной жизни рассказывает Михаил Мильштейн.

---

Однажды, по-моему, в мае 1984 года, будучи в Нью-Йорке, я встретился с А. Фермом. Мы гуляли по городу и беседовали о разном. Ферм перевел разговор на тему о советских подводных лодках у берегов Швеции и, в частности, о той лодке, которая в свое время была там обнаружена. Он поинтересовался моим мнением на сей счет. Я откровенно высказал свою точку зрения, сказав, что это наверняка была навигационная ошибка, отказ аппаратуры. Кроме того, я заметил, что у Советского Союза и так много забот, чтобы еще портить отношения с нейтральной Швецией. К тому же береговые оборонные укрепления этой скандинавской страны, не являющейся членом НАТО, вряд ли представляют большой интерес для СССР.

Как выяснилось впоследствии, Андерс Ферм передал наш разговор телеграммой в Стокгольм, в МИД Швеции, а там какой-то «доброжелатель» Пальме выкрал эту телеграмму из дела и передал в правую печать. Опубликованный текст вызвал в Швеции большую полемику, и я на время стал там весьма популярным человеком. Мне припомнили, конечно, службу в ГРУ и связали этот период моей жизни с участием в работе Комиссии Пальме. Но, как я уже неоднократно подчеркивал, все мои связи с Главным разведывательным управлением были давным-давно порваны и никакого отношения к этой организации я в то время не имел.

Еще ничего не зная об инциденте, я прибыл на заседание экспертов в Лондон. Улоф Пальме мне сообщил о происшедшем. При этом чувствовалось, что он беспокоится не столько о себе, сколько о том, не отразится ли эта история на моей репутации. Я ведь никого, кроме Арбатова, не проинформировал о своей беседе с Фермом. Что же касается Улофа Пальме, то, когда я спросил, как он сам реагирует на газетную шумиху, он сказал, что наскоки буржуазной печати его не пугают, он любит борьбу. Это его стихия.

Шведская пресса, между тем, достаточно долго раскручивала эту тему. Тем не менее, наши отношения с А. Фермом испорчены не были.

Ганс Далгрен выполнял огромное количество работы по поручению Улофа Пальме. Я познакомился с его прекрасной семьей — женой Элен, умной и во всех отношениях приятной женщиной, и двумя славными девочками — Сесилией и Катариной.

Комиссией был разработан и опубликован во многих странах, в том числе и в Советском Союзе, доклад под названием «Безопасность для всех» (Common Security). Его содержание широко известно, и поэтому нет надобности на нем останавливаться. Во всяком случае новое мышление во внешней политике, характерное для современных международных отношений, во многом совпадает с теми постулатами, которые были высказаны в этом докладе. Будучи научным советником комиссии, я, как и другие эксперты и советники, принял активное участие в разработке этого документа.

Думаю, что нет необходимости описывать заседания Комиссии Пальме. Их было много. Некоторые навечно остались в памяти. Так, вспоминаю, второе заседание комиссии в Вене (13–14 декабря 1980 года). Тогда я впервые познакомился с австрийским канцлером Бруно Крайским, другими высокопоставленными деятелями Альпийской республики. Крайский пригласил всех участников заседания посетить небольшое, но типичное для Вены кафе. За простыми деревянными столами возникла непринужденная обстановка. Там подавали вино местного разлива, свинину, курицу, кислую капусту… Я сел подальше от всех, и вдруг ко мне подсел Бруно Крайский, приветливый и разговорчивый человек. Он рассказал мне две любопытные истории.

В свое время, оказывается, он несколько раз наносил официальные визиты Конраду Аденауэру, канцлеру ФРГ. Крайский просил возвратить австрийское добро, вывезенное в Германию фашистами. Аденауэр отмалчивался и не давал определенного ответа. Но однажды, во время одной из последних встреч, германский канцлер рассердился на назойливого соседа. В запале гнева он сказал, что немцы уже вернули Альпийской республике все награбленное. Остались только кости Гитлера, но и эти кости, если их найдут, Германия с удовольствием вернет Австрии.

А вот другая забавная история. Однажды, прогуливаясь вечером по Вене, Крайский зашел в какое-то кафе выпить бокал вина. Он присел за столик, за которым уже находился один подвыпивший господин в простом рабочем костюме. Увидев Крайского, тот произнес: «Твоя физиономия мне очень напоминает физиономию нашего канцлера. Если бы я не был уверен, что он сюда зайти не может, то считал бы, что это он. Впрочем, ты выглядишь моложе и привлекательнее, чем канцлер». Разумеется, Бруно Крайский не стал разуверять собеседника.

Вспоминаю и посещение Ватикана и прием у Папы Римского 21 января 1984 года. На приеме стояла какая-то особая, торжественная тишина. Все говорили шепотом. Посредине огромного зала на возвышении в кресле сидел Иоанн Павел II во всем белом. Справа и слева от него стояли двое служителей — один в красной шапочке, подпоясанный красным поясом, с большим крестом на груди, другой — без шапочки.

С приветственной речью выступил Вилли Брандт. С ответным словом — Папа Римский. Потом состоялась церемония представления Иоанну Павлу II каждого из участников совместного заседания, в том числе и меня. До сих пор храню фотографию, где Папа Римский пожимает мне руку. Вилли Брандт и Улоф Пальме в дальнейшем удостоились частной аудиенции у Иоанна Павла II.

На другой день я посетил музей Ватикана, но успел посмотреть только Сикстинскую капеллу и комнаты Рафаэля. В моем распоряжении было всего три часа, и все это время я провел в этих залах. Впечатления незабываемы, полное отрешение от всего, и безграничное восхищение человеческим гением.

Были и некоторые приключения, связанные с перелетами. Вот одно из них. В ноябре 1984 года я отправлялся на очередное заседание Комиссии Пальме, которое должно было состояться в Чикаго. Маршрут был такой: 26 ноября в 12.25 — вылет из Москвы на самолете Аэрофлота, в 13.25 — прилет в Хельсинки и в 14.05 — вылет на самолете финской компании в Нью-Йорк. В Нью-Йорке меня должны были встретить. Таким образом, для пересадки на самолет финской компании у меня был в распоряжении целый час, что считалось вполне достаточным отрезком времени. Но я забыл, что имею дело с Аэрофлотом — самой, на мой взгляд, безответственной авиационной компанией в мире.

Мой полет начался с небольшой накладки. По воле Аэрофлота, без всякого предупреждения, самолет направлялся в Хельсинки с посадкой в Риге, что удлиняло полет как раз на тот самый необходимый мне час, и, таким образом, я не успевал на нью-йоркский рейс. Изменения в рейсе происходили без всяких объяснений со стороны Аэрофлота. В Ригу мы прибыли в 13.30. Стоянка — один час. В латвийской столице повторились все пограничные формальности — проверка паспортов, самолета, багажа и т. п., а время шло, и опоздание увеличивалось.

Когда наконец мы приземлились в Хельсинки, самолет финской авиакомпании уже находился в воздухе на пути в Нью-Йорк.

Хорошо, что меня в Хельсинки все же дождались и встретили, иначе я бы надолго (дня на два как минимум) застрял в финской столице. А так, после еще двух часов ожидания, меня, усталого и рассерженного, посадили на самолет «Бритиш Эйр Уэйз» до Лондона. В британской столице я должен был сделать пересадку на самолет «Пан-Америкэн», летевший в Нью-Йорк. На пересадку у меня было два часа, но, представьте себе, я не волновался.

Но уж если не повезло один раз, то не повезет и дальше. Не успели мы подняться в воздух и пролететь четверть часа, как старший пилот объявил по радио, что дверь в багажном отсеке, видимо, неплотно закрыта, и поэтому мы должны вернуться в Хельсинки.

Одним словом, я прилетел в лондонский аэропорт Хитроу за 15 минут до отлета самолета в Нью-Йорк. Но, чтобы попасть на этот самолет, надо было добраться на автобусе до другого здания. Служащие компании всячески старались мне помочь, и я кое-как добрался до самолета измотанный, разбитый, без багажа. Багаж прибыл лишь на второй день, вскрытый и развороченный.

Другой случай с Аэрофлотом произошел в Нью-Йорке 30 июня 1984 года. Мы прибыли в аэропорт имени Джона Кеннеди из Бостона. Причем за несколько дней до этого из Бостона позвонили в нью-йоркский офис Аэрофлота и подтвердили наш вылет в Москву. Там это подтверждение приняли.

На регистрацию мы прибыли заранее, и то, что увидели у стойки, описать невозможно. Такие картины я видел только во время войны на вокзалах, когда происходила эвакуация населения. Огромная очередь с неимоверным количеством багажа. Крик, плач, истерики. У кого-то не принимают багаж, кто-то смело проходил мимо стойки с огромными сумками, и никто его не останавливал. Дошла очередь и до нас. Мы (т. е. часть делегации Академии наук) подошли к стойке, и вдруг выяснилось, что нас в списке пассажиров нет. Нет, и все! Говорят, обращайтесь в представительство Аэрофлота, а дело происходит в воскресенье, офис закрыт, и звонить некуда. Никто не хотел с нами разговаривать. Пришлось поднять скандал. Мы все же улетели, но в результате неимоверных усилий, потратив кучу нервов. Я лишний раз убедился, что ни одна авиакомпания не работает так безответственно, как Аэрофлот. Правда, трудно встретить и более странных пассажиров, чем наших соотечественников, возвращающихся из США в Советский Союз. Они похожи не на пассажиров, а на тех, кто меняет квартиру и переезжает на новое местожительство со всем мыслимым и немыслимым скарбом. Недаром «переселенцев» прозвали «пылесосами»… Удивительно точное определение!..