Марьяна Скуратовская - 100 великих творцов моды

• Название: 100 великих творцов моды
• Автор: Марьяна Скуратовская
• Жанр: Энциклопедии

На вопрос: является ли мода искусством — существует множество ответов. Но бесспорно одно: мода — разновидность художественного творчества и без нее мы не можем представить нашей жизни. Мода является частью нашей жизни, ее плодами мы пользуемся повседневно. На протяжении столетий портные, обувщики, шляпники, парфюмеры, не думая о признании и славе, в полной безвестности создавали прекрасные костюмы, роскошные шляпы, великолепную обувь и чарующую парфюмерию. Прошли столетия, и сегодня на слуху десятки выдающихся имен.

В моде, как в любой области, есть свои ремесленники, однако же, и известно немало ярких талантов и даже гениев. Их произведениями восхищаются в неменьшей степени, чем творениями писателей и поэтов, скульпторов и художников.

Очередная книга серии рассказывает о ста самых выдающихся именах в истории моды.

---

Надежда родилась в 1861 году в деревне Шутилово под Нижним Новгородом. О матери нам, к сожалению, известно очень мало — только то, что её звали Надеждой Александровной. Хозяйка поместья, жена военного, мать пяти дочерей… Отец — Пётр Михайлович Ламанов (ударение — на первую «а»), потомственный дворянин, правда, из обедневшего рода. Он в своё время выбрал карьеру военного, служил на Кавказе, прошёл через Крымскую войну, и к тому моменту, как родилась Надя, первый ребёнок, был в чине полковника.

Несмотря на благородное происхождение, семья была небогата, если не сказать больше, и, окончив гимназию, Надежда стала перед выбором — что делать дальше. Просто остаться дома, не имея перспектив вступить в достойный брак? Быть просто ещё одним членом семьи, которого нужно содержать? Это было не по ней, натуре деятельной и твёрдой, и она отправилась на московские курсы кройки и шитья. Проучившись там два года, в 1879 году Надежда устроилась «моделистом» (закройщицей) в довольно известное ателье Войткевичей.

Созданные ею наряды сидели безупречно — она предпочитала работать, драпируя, подкалывая и разрезая ткань прямо на теле клиенток, что, конечно, было для них весьма утомительно, но результат того стоил. Это была эпоха возвращения в моду турнюров — специальных накладок, которые крепились сзади ниже талии и на которых юбки собирались пышными живописными складками. И тут уже одного только умения раскроить и сшить ткань недоставало — всё зависело от вкуса портнихи, от её фантазии; на основе одной и той же выкройки можно было сделать платье и изящное, и несуразное. Тут-то талант Ламановой и проявился в полной мере — она показала себя настоящим, пусть и молодым, мастером.

Постепенно среди её клиентов появлялись не только обеспеченные дамы-буржуа, которые могли позволить себе услуги хорошей портнихи, а всё больше представителей российской богемы, способных оценить и мастерство, и изысканный стиль Ламановой. Так что как только у неё появилась возможность, Надежда забрала к себе сестёр, а в 1885 году, наконец, смогла открыть собственное дело.

О личной жизни она и не задумывалась, главным для неё было вырастить и выдать замуж сестёр, ведь после смерти родителей она осталась главой семьи. Однако любовь она всё-таки нашла… в собственной мастерской. Актёр Вронский как-то зашёл в ателье, сопровождая свою возлюбленную, актрису Гликерию Федотову, а ушёл оттуда полностью очарованный хозяйкой. Позднее он признался Ламановой, что «Вронский» — это псевдоним, а на самом деле его фамилия Каюров. Андрей Павлович (так звали поклонника Ламановой) учился на юриста, но из университета его выставили за неуспеваемость, и он решил попробовать себя на сцене. Молодой, обаятельный, очень привлекательный внешне, он жил сегодняшним днём, но встреча с Надеждой всё изменила. Они обвенчались, по настоянию жены он вернулся в университет, доучился и стал впоследствии вполне преуспевающим юристом — в частности, был управляющим московского страхового общества «Россия». Брак оказался очень удачным — будучи совершенно разными по характеру, супруги уравновешивали друг друга. А, главное, Каюров понимал, насколько важна для жены её работа, и не настаивал на том, чтобы она оставила её и посвятила себя семье. И в историю Надежда войдёт не под фамилией мужа, а под своей собственной. Сегодня мы не видим в такой ситуации ничего особенного, но для конца XIX века это было необычно, непривычно, и многими осуждалось. Но супругам до этого не было никакого дела! Они оба много работали, а то, что у них так и не появились дети… что ж, сёстры Надежды, а потом и племянники тоже требовали заботы, а ведь ещё были ученицы, которым она покровительствовала и для которых была «мамой Надей»… Словом, семейная жизнь Ламановой была насыщенной и достаточно счастливой.

Карьера продолжала развиваться, и очень успешно. Среди её клиенток было множество самых блестящих дам того времени, от аристократок до балерин и писательниц. Часто пишут, что в 1890-е над её ателье красовалась гордая вывеска: «Поставщик двора Его Императорского Величества»; на самом деле информации об отношениях Ламановой с императорским двором не сохранилось, однако это ничуть не преуменьшает её талант, не делает её роль в мире российской моды менее значительной. Многие из её работ той эпохи можно назвать настоящими шедеврами.

В 1901 году Константин Сергеевич Станиславский, который восхищался её творчеством, пригласил Ламанову в Московский Художественный театр. Сотрудничество с этим театром продлилось до самой её смерти. Надо сказать, что в её круге общения давно уже преобладали люди творческие — что ж, Ламанова и сама была художником… В 1911 году Валентин Серов начал писать её портрет. Ей было тогда пятьдесят лет — очень статная, с идеальной осанкой (она сохраняла её даже без корсета!), с пышной короной тёмных волос, в скромной белой блузке и тёмной юбке… Это мог бы быть великолепный портрет, но остался только эскиз — Серов скончался осенью того же года. Зато мы можем хоть как-то представить себе, как выглядела Ламанова, находившаяся тогда в зените своей славы.

Надежда Ламанова. Рисунок В.А. Серова. 1911 г.

Она никогда не останавливалась на достигнутом. Первой в России она оценила идею, которую популяризировал Поль Пуаре, — обходиться в женском костюме без корсета, и работала в этом направлении со второй половины 1900-х годов. Позднее сам Пуаре так вспоминал о ней: «Мысленно проезжая по Москве, не могу не остановиться у дома мод мадам Ламановой, знаменитой портнихи тех прекрасных времён, с которой я дружил и о которой всегда вспоминаю с тёплым чувством. Она открыла мне всю фантасмагорию Москвы, этого преддверия Востока».

Но фантасмагория рухнула под натиском Октябрьской революции и Гражданской войны, а, вернее, переродилась. Многие бежали в страхе перед переменами, подчас чрезвычайно жестокими, а Ламанова, которой, безусловно, нашлось бы место в том же Париже, а, может быть, Нью-Йорке, покидать родину не захотела. Состояние с мужем они потеряли, дом моды был разгромлен, саму Ламанову арестовали и продержали в Бутырской тюрьме несколько месяцев — ещё бы, мастерица, одевавшая стольких аристократок, и сама дворянского происхождения! Её спасли друзья, среди которых, в частности, был и Максим Горький. И всё-таки Ламанова и Каюров остались. Почему? Быть может, потому, что она ещё могла здесь пригодиться… Позднее она напишет: «Революция изменила моё имущественное положение, но она не изменила моих жизненных идей, а дала возможность в несравненно более широких размерах проводить их в жизнь».

Ещё до ареста при Главнауке была, по её инициативе, организована Мастерская современного костюма, а, кроме того, Ламанова активно участвовала в разработке учебных программ — «Устав Сокольничьих советских учебных художественно-промышленных мастерских», «Положения о Центральном институте швейной промышленности». После выхода из Бутырки, пребывание в которой, к счастью, её не сломило (как-никак к тому времени Ламановой было уже пятьдесят шесть лет), она вернулась к активной работе. Теперь она придумывала платья совсем для других клиенток — простых работающих женщин.

И, несмотря на то, что речь шла уже не об индивидуальных заказах, а о массовой, готовой одежде, тем не менее Ламанову всегда беспокоил вопрос, как костюм будет соответствовать конкретному человеку. Недаром в одной из своих статей она писала: «Мода нивелирует людей, не считаясь с особенностями и недостатками их телосложения (вспомним хотя бы кринолин или моду на “спеленутые” юбки). Но всякий человек, несмотря на все недостатки его тела, от природы или от образа жизни, имеет право быть гармоничным».

Много времени Ламанова посвящала разработке новых моделей на основе русского народного костюма, умело соединяя красоту и целесообразность, и с 1924 года она руководила мастерской, которая выполняла заказы Кустэкспорта. Лёгкость в изготовлении, простота силуэта, и в то же время своеобразная элегантность — вот что влекло Ламанову к соединению народного, крестьянского стиля и одежды нового, рвущегося вперёд мира. Она полагала, что подобный подход может сформировать новое направление в российском моделировании. Увы, внести серьёзные изменения в массовое производство одежды ей так и не удалось, но тем не менее Ламанова смогла реализовать себя и как теоретик (в журналах «Ателье» и «Красная Нива» публиковались её статьи «Русская мода», «О современном костюме», и другие), и как практик.

В 1925 году вышел альбом «Искусство в быту» — Вера Мухина, известная художница и скульптор, будущая создательница знаменитой фигуры «Рабочий и колхозница», подружившаяся с Надеждой Петровной, зарисовала модели Ламановой, а та дополняла их рекомендациями по пошиву. Можно сказать, в творчестве обеих женщин было нечто общее — Ламанова, как и Мухина, была скульптором, творцом, который много думает о форме и воплощает её в жизнь. Только, в отличие от Мухиной, Ламанова работала с тканью.