Виктор Урвачев - На перехват! Летная книжка «сталинского сокола»

• Название: На перехват! Летная книжка «сталинского сокола»
• Автор: Виктор Урвачев
• Жанр: Биографии и Мемуары

Такой книги вы еще не читали. Это не просто фронтовые мемуары «сталинского сокола»; больше, чем воспоминания ветерана — в данном издании подлинная летная книжка советского аса-истребителя дополнена не только его откровенными рассказами, но и профессиональными комментариями его сына — военного историка.

Именно историки придумали пословицу: «Врет, как очевидец» — они лучше других знают, как часто память подводит участников событий (тем более когда мемуары пишутся не по «горячим следам», а много лет спустя), что любые воспоминания, как правило, очень субъективны и не всегда достоверны. Но летная книжка — официальный документ строгого учета, хранившийся под грифом «секретно», куда заносятся полные сведения обо всех вылетах, воздушных боях и сбитых самолетах противника, на основе которых можно восстановить подлинный ход событий.

А боевой опыт Георгия Урвачёва уникален — приняв боевое крещение в июне 1941 года, он участвовал в трех войнах, дрался на перехватчике МиГ-3 в ПВО Москвы и на реактивном МиГ-15 против американских «сейбров» в Корее, был летчиком-испытателем и пилотом воздушной лаборатории, заслужив такую характеристику: «Летает отлично, летать любит». Эта книга — дань памяти всем «сталинским соколам», крылатому поколению Победителей, превратившему СССР в великую авиадержаву.

---

Пеший переход Ржев — Внуково

Получив таким образом боевое крещение на земле, двинулись на восток по дороге в Москву. Километров через тридцать переправились через Волгу и, решив, что хватит отступать и надо дать немцам бой, залегли на ее высоком берегу. Вскоре на противоположный берег выкатились немцы на мотоциклах. Дружный залп трехлинеек — и след их простыл. Боевому воодушевлению не было предела. Но оказалось — это был передовой дозор части, танки которой вскоре появились на берегу реки и ударили из пушек. Аргумент был веский, и, поняв, что с трехлинейками этот рубеж не удержать, летно-технический состав эскадрильи продолжил движение на восток.

Отец редко вспоминал этот переход и, как всегда, со смехом и шутками, но чувствовалось, что досталось изрядно: хаос отступления, обстрелы, убитые и раненые, которых приходилось нести на себе, другие пехотные «прелести». Немцы зачастую катили по дороге, обгоняя их, «драпавших», по словам отца, параллельно этой дороге по оврагам и буеракам. Однажды, смертельно устав от круглосуточного марша, он сам чуть не погиб, попав в кромешной ночной темноте под колеса какой-то военной техники.

Спустя более полувека, будучи зимой в Калининской области, по местному радио услышал, что власти Ржева выделяют немцам три гектара для перезахоронения погибших там солдат вермахта. Это было, конечно, проявлением «нового мышления» — сиречь шизофрении общественного сознания. Вернувшись, сообщил об этом отцу и напомнил о том, как ему с друзьями досталось в 41-м году от немцев в районе Ржева. Ожидал его возмущения и негодования, но он вдруг рассмеялся:

— Три гектара маловато. Когда мы весной 43-го снова прилетели на аэродром Ржева, сразу после его освобождения, там везде грудами лежали трупы немцев. Ты не можешь себе представить, сколько их там наши перебили.

В конце концов, остававшаяся в Ржеве часть эскадрильи 34-го иап прибыла во Внуково. А. Н. Шокун первым делом повел вернувшихся летчиков своей эскадрильи в столовую, где сидел начпрод перед тарелкой с блинами и большой миской сметаны. Он обедал. Шокун обратился к нему:

— Прибыли наши пилоты без продаттестатов, надо покормить.

— Сначала разберемся, кого кормить, а кого нет. А то пока одни героически защищают небо Москвы, другие драпают от немцев аж от Ржева.

Командир эскадрильи, не меняя голоса и выражения лица, со словами: «Действительно, надо разобраться», осторожно взял в руки миску со сметаной и опрокинул ее на голову начпрода.

— Товарищи летчики, официантки прежние и вас не забыли, покормят.

* * *

После Ржева новым аэродромом маневра полка стал аэродром Суково в 6 километрах восточнее Внуково, где в сентябре — ноябре 1941 г. постоянно базировалась одна из его эскадрилий.

Тем временем А. Н. Шокун, видимо, памятуя вынужденную ночную посадку отца в Ржеве, первым делом устроил ему проверку техники пилотирования ночью:

13.09.41, УТИ-4, задняя кабина, ночью.

…Общая оценка техники пилотирования — отлично.

Разрешаю продолжить боевую работу днем и ночью на с-те МиГ-3. Командир 2-й аэ ст. лейтенант Шокун.

Надо сказать, что сам Шокун за два месяца до этого, участвуя в отражении первого налета немецких бомбардировщиков на Москву ночью 22 июля, после выработки горючего дисциплинированно выполнил приказ командования и покинул машину с парашютом. Мало того, на следующую ночь он сделал то же самое.

Из летной книжки следует, что до конца сентября практически ежедневно не менее 2–4 боевых вылетов, в основном на перехват противника.

30 сентября началось немецкое наступление на Москву — операция «Тайфун». Фронт приблизился к городу, и поэтому в бумагах отца запись: «Кроме ночных налетов в октябре немцы начали совершать налеты днем. Бомбардировщики шли в сопровождении истребителей». Далее отец пишет: «Мы, летчики ПВО, кроме отражения ночных и дневных налетов (на Москву) стали выполнять задачи фронтовой авиации, прикрывали наши войска, вели разведку, сопровождали наших бомбардировщиков и штурмовиков, сами ходили на штурмовку аэродромов фашистов и наземных войск».

В одном из таких вылетов на штурмовку произошел случай, о котором отец вспоминал неохотно. После успешного, без потерь, выполнения задания летчики легли на курс «домой». В это время один из самолетов вышел из строя, развернулся и сел на аэродром противника. Отец с досадой говорил: «Не знаю, почему он это сделал! Может, был ранен или самолет подбит, двигатель заклинило. Не знаю». На аэродроме во Внуково их уже ждали особисты. Разговор был жесткий:

— Где летчик «имярек»?

— Сел на аэродром противника. Причина неизвестна.

— Почему не расстреляли на посадке?

— При штурмовке весь боезапас был израсходован.

— Согласно Боевому уставу и приказам командования вы обязаны оставлять часть боезапаса на обратный путь.

Возразить было нечего — такое требование было, но летчики, как правило, в боевых вылетах расстреливали все патроны «досуха». Отец считал, что от трибунала их спасло только тяжелейшее положение на фронте и острая нехватка летного состава. Он вспоминал, что после войны в полк приходило письмо от этого «имярек» с просьбой подтвердить его участие в боях.

Тем временем ожесточение воздушных боев нарастало. Историки отмечают боевую работу полка в этот период:

«В те дни особенно проявили себя летчики 16 и 34-го иап, старейших полков в ВВС Московского военного округа, укомплектованных хорошо подготовленным летным составом»;

«Отважно действовал личный состав 34-го истребительного авиационного полка… Выполняя задачи по прикрытию войск Западного фронта, железнодорожных перевозок и отражению налетов вражеской авиации на Москву, летчикам приходилось совершать по 5–6 боевых вылетов в день. Нередко воздушные бои не прекращались в течение всего светлого времени суток и при плохих метеорологических условиях».

О количестве боевых вылетов за день

О 5–6 боевых вылетах в день летчиков 34-го полка в октябре 1941 г. пишет в своей монографии «Авиация в битве под Москвой» А. Г. Федоров — доктор исторических наук, профессор, в прошлом опытный летчик, непосредственный участник этой битвы.

По словам другого участника воздушных боев под Москвой, упоминавшегося генерал-майора авиации Н. Д. Дудника: «Летом и осенью доходило до шести-семи боевых вылетов в день — это очень тяжело, практически предел ».

Вспоминая это время, когда летчикам ПВО пришлось не только отражать ночные и дневные налеты на Москву, но выполнять также задачи фронтовой авиации, отец писал: «6–8 вылетов на задание стало для нас нормой», и далее: «Бывали моменты, когда в полку оставалось с десяток исправных самолетов и столько же летчиков и приходилось в день делать по 7–9 боевых вылетов».

Ставить под сомнение эти свидетельства нет оснований. Но в летной книжке отца нет записей о таком большом количестве боевых вылетов за день, хотя он, а также летчики С. И. Платов и В. Ф. Коробов совершили соответственно 472, 433 и 525 боевых вылетов, или около трети из всех 4500 боевых вылетов 34-го полка за войну. Несоответствие максимального количества боевых вылетов за день, отмечаемых в летной книжке и в свидетельствах летчиков, можно объяснить уже сказанным о том, что официальные документы не всегда адекватны реальной жизни.

Летчик 34-го иап В. Ф. Коробов — 525 боевых вылетов

Возможно, сказалось и то, о чем писал отец, рассказывая об одном из дней в середине октября 1941 г.: «Бои шли весь день, и летчики, выйдя из боя, спешили заправиться, пополнить боезапас, снова взлетали в бой… Сейчас трудно сказать, сколько мы сделали в тот день вылетов». То есть в условиях непрерывных боев, постоянной смертельной опасности, безмерного физического и психологического напряжения в течение всего дня летчики не могли объективно определить количество вылетов и меньше всего задумывались об этом в такой обстановке.

Летчик 34-го иап С. И. Платов — 433 боевых вылета

Летчик 34-го иап Г. Н. Урвачёв — 472 боевых вылета

Однако обращает на себя внимание то, что в соответствии с летной книжкой отец за время войны 14 раз совершал по четыре боевых вылета в день и ни разу ни на один вылет больше — просто норматив какой-то. Можно предположить, что количество боевых вылетов было официально ограничено четырьмя в день, и если летчик в зависимости от боевой обстановки выполнял их больше, в летной книжке тем не менее записывались только четыре вылета. Так, в 1952 г. во время Корейской войны командование ВВС Советской Армии, отмечая значительный выход из строя летного состава из-за большого напряжения в боевой работе, установило для летчиков не более двух боевых вылетов в день.