Божена Немцова - Бабушка

• Название: Бабушка
• Автор: Божена Немцова
• Жанр: Классическая проза

---

– А еще куда, бабушка? — допытывалась девочка.

– Все дальше, дальше по Лабе, до самого моря.

– До моря? А где же это море, какое оно?

– О, море широкое, глубокое, до него далеко, во сто крат дальше, чем до города, — отвечала бабушка.

– А что там будет с моей веточкой? — печально спрашивала девочка.

– Покачается на волнах, а те выбросят ее на берег; по берегу будут гулять взрослые и ребятишки; какой-нибудь мальчик поднимет веточку и подумает: «Откуда ты, веточка, приплыла? Кто пустил тебя на воду? Верно, где-то далеко-далеко сидела на бережку девочка, сорвала тебя с дерева и бросила в воду. Принесет тот мальчик веточку домой и посадит в землю; вырастет кудрявое деревце, сядут на него птички, запоют песенки, а деревце будет радоваться.

Аделька глубоко вздохнула и, задумавшись, опустила в воду приподнятую юбочку, — бабушке пришлось выжимать. В это время проходивший мимо лесник насмешливо окликнул Адельку:

— Эй, маленькая русалочка! Малышка, замотав головой, отвечала:

– Вот и нет, русалок никаких не бывает.

Когда случалось леснику идти мимо Старой Белильни, бабушка всегда приглашала:

– Зайдите, куманек, наши дома!

Мальчики хватали лесника за руки и тащили в дом. Иногда тот упирался, отговариваясь тем, что нужно ему присмотреть за выводком молодых фазанов, сделать обход леса или ещё что-нибудь, но тут замечал его пан Прошек или Тереза, и леснику волей-неволей приходилось зайти.

У пана Прошека всегда найдется стакан доброго вина для дорогих гостей; лесник был как раз из их числа. На столе тотчас же появлялся хлеб, соль, —словом, все, чем были богаты хозяева. И лесник охотно забывал о фазанах. Потом, вдруг спохватившись, проклинал себя за забывчивость, поспешно вскидывал на плечо ружье и выходил на крыльцо. Но тут на дворе не оказывалось его собаки.

– Гектор! Гектор! — кричал лесник, но собака не появлялась. — Где ее черти носят?! — сердился он.

Ян и Вилем с великим удовольствием отправлялись искать Гектора, который уже наверно носился где-нибудь с Султаном и Тирлом. Мальчики убегали, а лесник садился на лавочку под липой. Наконец, он откланивался и уже с дороги, обернувшись, кричал бабушке:

– Приходите к нам на гору, моя женка припасла вам от молодок-тиролек яичек под наседку!

Лесник знал слабую струнку хозяек! Бабушка с охотой обещала.

— Кланяйтесь дома, скажите, ужо придем!

На том они всякий раз и расставались.

Лесник хаживал мимо Старой Белильни если не каждый день, то через день непременно, и так повторялось из года в год.

Другой человек, который ежедневно около десяти часов утра появлялся на дорожке у дома Прошковых, был мельник. Как раз в это время он ходил проверять шлюз у плотины. Мельник, или, как его называли, «пан отец», был, по мнению бабушки, мужик с головой, но большой насмешник. Действительно, пан отец любил пошутить и подразнить: сам он редко смеялся, только чуть усмехался в усы; зато его глаза весело смотрели на свет божий из-под густых, нависших бровей. Был он среднего роста, коренастый и круглый год носил белесоватые штаны. Мальчики очень удивлялись этому, пока пан отец не объяснил им, что для мельников это самый подходящий цвет. Зимой мельник носил длинную шубу и тяжелые сапоги, летом — синий кафтан, белые войлочные чулки и туфли. В будни на голове у него красовалась низкая барашковая шапка. Сухо на дворе или грязно, — штаны у него всегда закатаны, а без табакерки никто его не видывал. Заметив мельника, дети кидались ему навстречу, желали доброго утра и провожали до самой плотины. По дороге пан отец, по своему обыкновению, дразнил Вилемка и Яника: одного допрашивал, знает ли он, в какую сторону поворачивает клюв зяблик, а другого — известно ли ему, где костел из вола (игра слов, имеется в виду костел села Звол). А то начинал спрашивать Яника, сумеет ли он сосчитать, во сколько обойдется булочка за крейцер, если корец (старая мера объема, равнялась 93,6 литра) пшеницы стоит десять рейнских гульденов. Если мальчик, рассмеявшись, отвечал бойко, пан отец говорил:

– Ну, ну, вижу я, ты хитер; пожалуй, тебя можно назначить старостой в Крамольне (Крамольна – небольшая деревушка, в которой не полагалось старосты).

Пан отец всегда угощал мальчиков понюшкой табаку и весело ухмылялся, когда они начинали громко чихать. Аделька, завидя мельника, пряталась за бабушкины юбки. Она едва умела говорить, а пан отец вечно дразнил ее, заставляя быстро-быстро, три раза подряд повторять «в подполе-подполье лежит пирог с морковью...» Своими насмешками мельник чуть не до слез доводил бедную малютку. Зато частенько получала девчушка от пана отца корзиночку клубники, миндаля или другое какое-нибудь лакомство; когда пан отец хотел приласкать Адельку, он называл ее маленькой чечеткой.

Всякий раз, как начинало смеркаться, проходил мимо Старой Белильни долговязый Мойжиш, городской сторож. Хмурый, длинный, как жердь, человек, всегда с мешком за плечами. Служанка Бетка сказала однажды детям, что в мешок он сажает озорников; с тех пор, завидя длинную фигуру Мойжиша, проказники становились тише воды, ниже травы. Хоть бабушка и запрещала Бетке болтать зря, но, узнав от Ворши, второй служанки, что Мойжиш не чист на руку и при нем ничего плохо не клади, ни слова не сказала ей. Должно быть, этот Мойжиш действительно нехороший человек, раз дети его боятся, хотя и не верят, что в мешке у него сидят шалуны.

Летом, когда в замок приезжали господа, дети часто встречали красивую княгиню верхом на лошади в сопровождении целой свиты. Мельник, увидев ее однажды, сказал бабушке:

– Вот явилась комета и волочит за собой хвост!

– Ну нет, пан отец, тут большая разница: комета предвещает несчастье, а господа появятся — глядишь, и радость какая-нибудь людям будет, — отвечала бабушка.

Вместо ответа мельник завертел между пальцами табакерку, словно это было мельничное колесо, — излюбленная привычка! — и, усмехнувшись, промолчал.

Перед вечерком проведать бабушку и ребятишек забегала Кристла, дочь содержателя трактира, что у мельницы; девушка была свежа и румяна, как гвоздичка, резва, как белка, весела, словно жаворонок. Бабушка всегда была рада Кристле и называла ее хохотушкой: уж очень любила Кристла смеяться.

Кристла прибегала всегда лишь на минутку. Лесник останавливался у дома Прошковых только на одно словечко. Мельник завертывал мимоходом. Мельничиха, если в кои веки выбиралась на Старую Белильню, захватывала с собой веретено. Жена лесника приходила с грудным ребенком. Но уж если Прошковых собиралась удостоить своим посещением жена управляющего замком, Терезка выражалась так:

– Сегодня я ожидаю визита!

В таких случаях бабушка, взяв с собой внучат, уходила из дома. Не оттого, что она имела сердце на эту женщину, — нет, ненавидеть кого-либо старушка не могла, но жена управляющего ей не нравилась, на ее взгляд, она чересчур задирала нос. Вскоре после приезда бабушки, когда она не успела еще как следует ознакомиться ни с домашними, ни с соседями, заявилась та на Старую Белильню с двумя своими приятельницами. Терезка в это время куда-то отлучилась. Бабушка, как водится, попросила почтенных гостей присесть, вынесла им хлеб-соль и ото всего сердца предложила дорогим гостям откушать. Но дорогие гости, брезгливо вздернув носики, поблагодарили и насмешливо переглянулись между собой, словно хотели сказать: «За кого ты нас принимаешь, деревенщина?!»

Возвратившись домой, Терезка сразу догадалась, что мать погрешила против господских обычаев. После того как важные дамы ушли, она попросила бабушку никогда больше не предлагать таким гостям хлеб-соль: они привыкли к другому угощению.

– Знаешь ли, Теринка, – заявила с возмущением бабушка, – кто не хочет отведать у меня хлеба-соли, тот не стоит того, чтоб я стул ему подавала! А там делай как знаешь, мне ваших порядков все равно не понять.

Из ежегодных посетителей Старой Белильни главным гостем был бродячий торговец-итальянец; он приезжал на одноконной тележке, полным-полнешенькой всякой всячины: миндаль, изюм, фиги, духи, лимоны, апельсины, душистое мыло – чего только в ней не было! Терезка накупала у него и весной и осенью на изрядную сумму, и потому он всегда дарил детям по кулечку со сладостями. Бабушке это нравилось, но она не забывала заметить:

– Что и говорить, вежливый человек этот итальянец…только не по нутру мне: он не то что с живого, а и с мертвого шкуру сдерет.

Охотнее всего бабушка имела дело с торговцем постным маслом, который, как и итальянец, приезжал два раза в год; бабушка всегда брала у него бутылочку бальзама для заживления ран и к деньгам в придачу давала ему кусок хлеба.

И торговца скобяным (легкие изделия из железа – скобы, замки, крюки) товаром, и еврея старьевщика встречала она с одинаковой лаской и приветливостью: все эти люди, приходившие на Старую Белильню из года в год, стали добрыми друзьями семьи Прошковых и незаметно сроднились с ней.