Валентин Пригорский (Волков) - Закон Талиона

• Название: Закон Талиона
• Автор: Валентин Пригорский (Волков)
• Жанр: Боевик

Секретное подразделение "Талион" создавалось для специальных операций за преде-лами СССР. Сотрудники, мобилизованные по определённому наследственному признаку, а также по высоким нравственным, интеллектуальным и физическим кондициям, получили необычные психоэнергетические и бойцовские способности, инициированные древним мистическим ритуалом.

…Союз распался, работа "талионщиков" потеряла конкретику и первоначальный смысл, но сохранились превосходящие человеческую норму способности, наработанный опыт, корпоративная преданность, философия справедливого возмездия и мистически вплавленная в мозг доктрина "благо Державы превыше всего".

"Бесхозное" подразделение продолжает выполнять свою работу.

И ещё одна важнейшая задача — подготовка смены. Кто примет и понесёт штандарт Ордена "Талиона"?

---

Павел глянул на поднос — вместо бутербродов одни крошки. Когда успел? Люди вол-нуются по-разному: кто-то нервно курит и бегает по комнате, кто-то заламывает руки и бранится, кому-то кусок в горло не лезет, а вот Фёдор жрёт. И чем больше психует, тем яростнее потребляет. Судя по количеству съеденного, коллега явно не в своей тарелке, в смысле: столовые приборы ему в данной ситуации без надобности.

"Спроворить нам….", — звучало чересчур демократично, ибо забота о пропитании, вплоть до сервировки стола, возлагалась, как и многое другое, на плечи капитана. Товарищ Сухов на бытовые мелочи не разменивался, он мыслил, добывал и сопоставлял факты, ин-триговал, планировал и жил в особом, недоступном непрофессионалу мире дознания.

Ни слова не говоря, однако, демонстративно покачивая головой, Павел направился на кухню, долил в чайник воды из пластиковой бутыли — в городе с холодной водой перебои, а про горячую граждане уже не помнят. Как они тут живут? Ни помыться толком, ни попить вволю. Местная и губернская администрация по ноздри в политике, фига ли им до электората.

— "Изнывать от жажды по пояс в воде — что может быть нелепее?", — вопросил из ком-наты товарищ Сухов.

Паша даже не удивился. Он не без оснований полагал, что его напарник запросто чита-ет чужие мысли.

Пока вода закипала, Паша достал из холодильника лапшу быстрого приготовления и припасённую ещё до поездки в Уссурийск куру-гриль, разделив оную по справедливости: себе ножку, Сухову всё остальное. Не то, чтобы он сидел на диете, просто сто километров назад проницательная бабка накормила его такими пончиками! О пончиках лучше не вспо-минать, иначе, читающий мысли Фёдор, лишит его последнего куска курятины.

— Чего ты там притих? — Рявкнул телепат. — Тащи сюда! Не боись, всё не съем!

Ну и ну, Паша лишь снова покачал головой.

— Когда я ем — я глух, но разговорчив, — заявил коллега, наматывая лапшу на вилку, — слушай дальше. После демонстративного террористического акта, я уже упоминал, японские власти признали секту преступной организацией. Наши ещё некоторое время пытались делать вид, что их это не касается. Ссылались на сложные отношения с Токийской прокуратурой, приплетали Курильские острова, но в наглую игнорировать мировое мнение не посмели. "Свет истины Аум", в конце концов, крякнул и в наших палестинах. Я тогда специально поинтересовался: функционеры секты, замешанные в терроре и убийствах российских граждан, были осуждены, но получили такие сроки — обхохочешься. Господин Керигин исчез. Ну, думаю, или закопали, или одно из двух. Минуло десять лет. — Сухов покрутил в воздухе вилкой, изображая восходящую спираль, — пора переходить к делам сегодняшним. Письмо позвало в дорогу, мы откликнулись. Предчувствие у меня было, поэтому мы здесь, как тихушники и в гриме. И не зря! Адвокат и охранник, что опекает нашего брата Васю, время от времени бегает в офис "Уральский-Дальний", видать, за указаниями, потому как другого повода я не вижу. Отсюда вытекает, что вышеназванная фирма имеет прямое отношение к сектантам. Я выбрал точку и посвятил пару часов наблюдениям. В результате филерских мероприятий я засёк догадайся кого? Правильно: Керигина Олега Олеговича! Постарел значительно, но узнаваем — этакий барин с седеющей шевелюрой. Он меня в лицо знает, зараза. Только сейчас он не Керигин, и не Олег свет Олегович, а Ковригин Алексей Алексеевич.

Товарищ Сухов аккуратно положил на краешек блюда последнюю обглоданную кос-точку и, сложив руки на животе, удовлетворённо откинулся на спинку стула, победно глядя на Полежаева. В этот момент он сильно походил на великого актёра Евстигнеева в роли профессора Плейшнера — добрый и беззащитный человек. Он играл, он лицедействовал, он примерял очередную бессчётную маску. Его лицедейство из профессиональной необходи-мости давно переросло в привычку, а привычки суммарно, с Пашиной кочки зрения, закре-пощают человека, делают его на капелюшечку объективно слабее. Хотя, кто из нас без при-вычек и слабостей, не шибко обременительных для окружающих? Поэтому Павел к измен-чивым личинам напарника относился с пониманием и даже с уважением, поскольку у това-рища Сухова была, среди прочих, ещё одна привычка или скорее свойство личности, кото-рое он сам характеризовал, как "неликвидность, граничащую с идиотизмом". Этот человек не то, чтобы не умел, он физически не мог покупаться и продаваться. "Клинический случай, — притворно вздыхал он, — но мой мозг и весь организм в целом способен функционировать лишь в рамках идеи, созвучной с моим пониманием справедливости". Витиевато, но, по су-ти, верно. "В рамках идеи" его мозг функционировал, дай боже, а в опасных ситуациях к работе подключался "весь организм в целом", да так, что от некоторых только клочки по закоулочкам. Некогда в Конторе умели учить многому.

Павел представил, как десять лет назад товарищ Сухов, защищая свою жизнь, бодался с сектантами в тайной войнушке и, несмотря на немалый боевой опыт, мысленно содрогнулся. Успевшие вовремя смыться, наверняка запомнили его лицо, возможно, и по сей день, оно грезится им по ночам в дурных сновидениях.

— Я тебя не утомил? — Съехидничал Фёдор.

Павел отмахнулся.

— Чего уж там. Что дальше?

— Дальше? Войну объявим. Беспощадную.

— Ага. С чего начнём?

Сухов не ответил, он задумчиво посмотрел на часы, сказал: "Пора", — и полез в карман за сигаретами. Табакокурение было ещё одной его слабостью или привычкой, как ни назы-вай. С ней он боролся, но победить не мог. Может, не хотел? Собственно, вся борьба своди-лась к курению по расписанию. За сутки он позволял себе употребить девять сигарет. С учё-том шестичасового сна, по штучке в два часа.

Напарник молчал вовсе не потому, что раздумывал, по его лицу было видно: план дей-ствий готов, но Фёдор, попыхивая сигаретой, оттягивался и с ответом не спешил.

Аккуратист Павел, собрав со стола тарелки, пошёл на кухню отмывать посуду в тазике — планы планами, а повинность повинностью. Он не торопил коллегу и не ломал голову по-пусту. Знакомы они с Фёдором уже лет шесть, и эта не первая их совместная командировка. Судьба в образе бати-комбата свела их перед тем, как неожиданно для командования Паша написал прошение об увольнении. Сослуживцы недоумевали, они со дня на день готовились обмыть в кружке с водкой Пашину майорскую звёздочку, а он, чудик….

Павел вернулся в гостиную, она же кабинет, она же спальня, как раз к процедуре ту-шения бычка — окурок, бережно зажатый между большим и средним пальцами, нежно при-жимался к присыпанному пеплом, жестяному донышку банки из-под шпротов. На лице кол-леги было написано искреннее сожаление. Никогда по жизни не куривший Павел, в который раз подумал о том, что трудно найти привычку глупее, чем вдыхание дыма от сгоревших растений.

Товарищ Сухов хитровато так, по-ленински глянул на Павла и, словно отвечая на его невысказанные мысли — телепат, блин — заговорил.

— Мне лично трудно представить себе причину, подвигнувшую к первой затяжке первого курильщика в истории человечества. Ведь был же первый? Но сначала нужно было выбрать из разнообразия трав именно эти мясистые и горькие листья, высушить их, свернуть в подобие сигары или даже изобрести что-то вроде курительной трубки и, запалив с одного конца, втянуть в себя едкий дым. Человек, дотоле никогда не куривший, не мог испытывать потребность в глотании дыма. Особого дурмана в табаке нету, привыкание к нему — процесс совсем не моментальный. Откуда, что? Некие жреческие мистерии? Гм, тоже версия, но не более достоверная, чем любая другая. В таком разе можно допустить, что действо сие изначально было продиктовано наитием свыше. И уж много позже свою роль сыграло инстинктивное стремление приматов к подражанию. Вот я, в силу юной бестолковости, впервые закурил из чистого обезьнства да, пожалуй, из желания казаться взрослее. То, пан, есть глупство. Много раз бросал, боролся с вредной привычкой, как видишь, безуспешно, а сейчас, разменяв полвека, не вижу смысла в этой борьбе. Пока. Так вот: пока, — Сухов своеобычно перепрыгнул с отвлечённой темы на текущую, — ничего особенного не предпринимаем, работаем тонко. Столь любимые тобой грубые методы забудь. Я покопаю вокруг фирмы, ты присмотришь за братом Васей и его адвокатом. Все дела. Завтра вечером обменяемся, если не случится чего-нибудь из ряда вон. А если всё же случится, воспользуемся кодом.

Паша кивнул. В их тандеме не первый год существовал способ кодированного экс-тренного вызова с помощью мобильного телефона. Конечно, чего проще: набрал номер и говори. Но бывают, особенно в их работе, обстоятельства, когда открытая беседа по мобиль-нику не желательна, скажем, если за тобой ведётся наблюдение, или рядом с тобой находит-ся человек, которому вовсе не обязательно, а то и вредно, слышать твой разговор, да мало ли… Вот для таких вот обстоятельств и встроены в их аппаратики особые приставочки, сами по себе никакой информации не передающие, лишь включающие зуммер в режиме вибрации. Коллеги носили свои телефоны, пристёгивая их ремешком чуть выше запястья левой руки. При желании можно и поговорить, а так: нажал кнопочку сбоку, к напарнику поступил неслышный сигнал. Сколько раз нажал, столько зуммеров прошло. Количеством и продолжительностью сигналов обозначалась заранее оговорённая информация. Ни один, даже сверхвнимательный топтун не насторожится, если преследуемый правой рукой коснётся запястья левой. Вот и вся хитрость.