Марина Струк - Обрученные судьбой

• Название: Обрученные судьбой
• Автор: Марина Струк
• Жанр: Исторические любовные романы

Начало XVII века. Время крови, разногласий и войн на Руси. Время Великой Смуты.

Именно в это время судьба сводит литовского шляхтича Владислава Заславского и Ксению, дочь московского боярина Калитина. Они не должны были встретиться, они слишком разные по вере и обычаям. Они должны быть врагами, ибо их народы схлестнулись меж собой в жестокой и кровавой войне. Они должны ненавидеть друг друга, ибо его сестра была угнана и убита русским боярином, а один из ее братьев погиб при битве под Кромами от руки польского наемника.

Но у судьбы свои правила и свои планы. Для каждого на этой земле. Судьба решила, что они должны встретиться. Судьба решила соединить их. Наперекор всем событиям, наперекор остальным людям, наперекор их собственной воле…

И придет любовь. Как благословенный дар…

Вот только каким будет это дар судьбы для них — на счастье или на горе? И каково это, когда сама судьба обручила тебя, навеки соединяя твою руку с тем, кого ты любить не должен?

---

— Тогда понесли! — распорядился усатый лях. Он же первый и подхватил Владислава со словами: «Прости, сынку, но терпи!», когда тот дернулся и застонал от боли, но в сознание не вернулся тем не менее. — Куда идти? Показывай давай!

И женщины поспешили указать путь к задним воротам, через которые еще недавно увозили мертвых товарищей ляхов в колымаге. Уже за воротами, оставив позади мертвых сторожевых, спеша по мокрой траве к пологому берегу реки, на котором виднелись челны, Ксения не могла оставить мыслей о том, что ждет их. Вдруг Северский устроил засаду у реки? Вдруг из челнов и из зарослей кустов полетят в ляхов стрелы и болты из самострелов? Но тишина царила над широкой гладью реки, только с тихим плеском качались на легких волнах лодьи.

— Мгла ест. То дюже добже! {3} — прошептал Ежи, аккуратно опуская шляхтича в траву. Ляхи же разошлись в стороны, стараясь как можно тише пробить дно у челнов, чтобы их не могли преследовать по реке. Марфа ушла искать спрятанный узелок со скудной провизией в дорогу, а также с корпией и травами, чтобы лечить раны ляхов в пути. — Смотри за ним, панна! Пойду помогу!

Ксения тут же склонилась над лежащим в траве Владеком, стараясь рассмотреть в неясном свете, насколько серьезны его раны. Лях сказал тогда, что сломаны ноги, и, похоже, рука левая, а после того, как прощупала ребра, распахнув рваную рубаху на груди шляхтича, убедилась, что ее догадки вчерашние верны — нескольким ребрам тоже не удалось остаться целыми. Еще кровоточили следы от ударов кнута, и дурно выглядела обожженная ладонь. А вот лицо… Ксению пугало лицо Владислава, особенно те темные пятна, что были на месте глазниц. Неужто Северский ослепил его?

Она быстро сбегала к реке, смочила в воде шелковую ткань ширинки {4}, что прихватила с собой по привычке, уходя из терема. Стала стирать с лица Владислава кровь, стараясь касаться его кожи, как можно легче. Она смыла кровь и со лба, и с щек, и с носа, но вот глаз по-прежнему боялась дотронуться, опасаясь коснуться ненароком открытой раны.

От холодной воды, струящейся по его лицу, Владислав вдруг пришел в себя, дернулся под ее руками, и Ксения поспешила успокоить его, удержала его на месте. Он положил свою широкую ладонь на ее, сжал ее тонкие пальцы.

— Кто тут? — обеспокоенно спросил Владек, а после вдруг замер, вспоминая. — Ты ли то, Ксеня?

— Я, — откликнулась Ксения, и он повернул голову на ее голос, протянул другую руку в ее сторону.

— Что за звук? — спросил он. До них долетал глухой перестук, с которым ляхи продалбливали дно лодей. — Что за страшный звук! Как будто комья земли о крышку гроба!

— То дно лодей дырявят твои люди, — ответила Ксения. Она с замиранием сердца вдруг отметила, как он вертит головой из стороны в сторону, явно не видя ничего перед собой, пытаясь по звуку определить, что происходит кругом. — Дощатое еще легко пробить, а вот насады {5} …

Она замолчала, прикусив губу, удерживая слезы, что так и норовили сорваться с ресниц, и, видя, как Владислав слепо ищет ее рукой, поспешила поймать его ладонь, прижала ее к своей щеке.

— Ты тут, со мной, драга моя, — прошептал Владек, гладя ее нежную кожу. — Ты снова пришла за мной. Ах, если бы я мог запретить тебе! Но разве удержать тебя, коли ты решила?

— Как я могла оставить тебя? — ответила она. — Как могла позволить тебе умереть? И ты бы не оставил меня, верно? Вот и я не могла… пришла за тобой.

— Они не обидели тебя, мои люди? — встревожился Владислав. — Ты сильно рисковала, моя драга, идя в камору. Они ведь злы на тебя и твою девку за обман. Могли ведь и удавить.

— А ты? — спросила Ксения, замирая сердце. — Ты зол на меня?

— А мне все едино ныне, — прошептал Владислав. — Я тогда, на дворе, вдруг понял — хоть режь меня ты, хоть коли, лишь бы тебе добже было! Ты плачешь что ли, драга моя? Или дождь приступил? И отчего я не вижу? Отчего темнота в глазах?

— Это просто ресницы твои слиплись от застывшей крови, — успокоила его Ксения, про себя умоляя всех святых, чтобы это действительно было так. Легко провела ладонями по его лицу, словно пытаясь сохранить в памяти каждую черточку. Ведь это короткое время — это все, что у нее было, все, что даровали ей прежде, чем навсегда отнять ее сердце. — Да, я плачу, Владек. Это не дождь капает с неба, а слезы мои. А плачу я, оттого что боль твоя рвет мое сердце на части, оттого что душа моя за тебя болит.

Она склонилась над ним, прильнула к его груди, стараясь не давить сильно на сломанные ребра, обхватила его руками. Просто слушать стук его сердца, бьющегося в такт ее собственного. А потом произнесла вслух то, что хотела сказать ему еще тогда, на берегу другой речки, когда распускала для него косы:

— Я люблю тебя.

Ксения почувствовала, как Владек напрягся под ее руками, под ее щекой, прижатой к его груди. А потом его сердце застучало быстрее прежнего, будто пустилось в пляс.

— Это правда, моя кохана? — прошептал он, кладя на ее голову, покрытую полотном убруса, свою ладонь, гладя ее волосы через него. — Ты любишь меня?

— Всем сердцем и душой, — Ксения вдруг протянула руку и стащила с головы убрус, выпуская на волю косы, что широкими змеями скользнули с головы, упали на его грудь. Он снова провел ладонью по ее голове, наслаждаясь мягкостью ее волос.

— Ты пахнешь цветами, — проговорил Владислав. — И летом… Ты пахнешь летом. И ты любишь меня. Но если я останусь слеп, если никогда не встану на ноги… ты и тогда повторишь это? Будешь ли ты любить меня тогда? Или это просто жалость в твоем сердце? Или… вина? Что, если ты ошибаешься?

— Я полюбила тебя еще тогда, в Москве. Ты не знаешь, но я видела тебя прежде, до нашей встречи у церкви. На параде в день въезда царицы Марины в Москву. Ты был таким красивым тогда, в блестящих латах, будто солнце ослепил меня. Я полюбила тебя задолго, как ты увидел меня. Потому и отпустила тогда из хладной. И потом, когда я встретила тебя на дороге… Как же я хотела ненавидеть тебя! Но разве можно сердце заставить разлюбить, когда твои руки и губы так нежны, когда ты был так ласков со мной? И я не смогла. Я люблю тебя, Владек. Я буду любить тебя любого, — прошептала Ксения, чувствуя, как постепенно уходит напряжение из его тела с ее тихим шепотом. — Слепого, изувеченного, любого. И во мне говорит не жалость, Владек. И не вина, ибо нет моей вины перед тобой. Я не знала о том, что было приказано Марфе. Не от меня был умысел! Я бы позволила скорее умертвить меня, чем предать тебя в его руки!

Она вдруг разрыдалась, чувствуя, как рвет ее грудь то волнение, что сейчас переполняло ее, та боль, что вскоре поселится в ее душе черной змеей. Она еще крепче прижалась к его телу, еще крепче обхватила его руками, забыв о его ранах, и отпрянула, когда Владислав вдруг застонал от боли, что сдавила тело.

— Прости, прости, — зашептала Ксения, отстраняясь, целуя его в плечи и грудь, словно пытаясь своими короткими поцелуями унять эту боль, но Владек снова привлек ее к себе, прижимая ее голову к здоровому плечу, ласково целуя ее в макушку, вдыхая аромат ее волос.

— Я вез тебя в Белоброды, на мой двор, — проговорил он тихо. — Я хотел, чтобы ты стала хозяйкой в моем доме. Стала женой моей. Я решил этот после того дня, когда… когда мы встретили пана Милошевского. Ты была такая… такая… я понял, что никогда не смогу причинить боль тебе, что сделаю все, чтобы никто другой не причинил тебе вреда. Я неожиданно понял, что хочу защитить тебя. От всего света даже, если потребно будет. Но все же не смог защитить тебя недавно… не сумел. И ныне первая мысль была о тебе, когда достали меня из этого ада. Как уйти, если ты останешься здесь? Я не хочу более отпускать тебя от себя, хочу, чтобы ты всегда была подле меня. Носила мое имя, принесла в мой дом детей. Я ныне этого желаю более всего на свете. Ты станешь моей женой, Ксеня?

— Я уже мужняя жена, — глухо ответила Ксения, всем сердцем, до дрожи в пальцах желая, чтобы его слова могли стать явью когда-нибудь, и они смогли навсегда соединить свои руки и сердца.

— Но не для моей церкви! Ты примешь мою веру, и мы обвенчаемся с тобой прямо там в Белобродах. Моя мать хранила венец с рубинами для моей жены, и ты пойдешь в нем к алтарю. И я буду ждать тебя в храме. Буду ждать, чтобы назвать тебя своей единственной. Ты ведь пойдешь со мной в храм, драга моя? — и Ксения кивнула в ответ на его слова, пряча свое лицо у него на плече. В этот миг она верила, что действительно уедет с ним в далекие и неизвестные для нее Белоброды, что перейдет в латинскую веру и станет его женой. Она хотела в это верить, ведь это будущее так манило ее своей благостью. — Отец, правда, будет зол на нас. Но я не наследник его, и ему придется смириться с моим выбором, тем паче, когда у него появится внук. Ведь у нас родится сын. Мальчик с твоими дивными глазами цвета неба.

— И твоими волосами цвета… цвета… вороньего крыла, — с улыбкой сквозь слезы проговорила Ксения, воочию видя этого ребенка, которому никогда не суждено появиться на свет. Владислав тихо рассмеялся при ее словах, морщась от боли, что тут же возникла в ребрах.