Сьюзен Флетчер - Колдунья

• Название: Колдунья
• Автор: Сьюзен Флетчер
• Издательство: Азбука-Аттикус
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-389-02240-9

Почти сто лет назад официально закончилось Средневековье, но на Британских островах по-прежнему казнят обвиненных в колдовстве.

У Корраг так погибла сначала бабушка, а потом и мать. Теперь и сама юная знахарка брошена в тюрьму, а на городской площади неспешно строится эшафот. Для суеверных обывателей она проклятая ведьма, для узурпатора Вильгельма Оранского — свидетельница преступления, совершенного его вассалами в горах Шотландии. Но кем она станет для ирландского священника, которого привела в эту северную глушь секретная миссия?

---

— Но не такой огромный, как Эдинбург. Я слышал, там есть высоченный замок — можно увидеть Лондон. Еще там повесили епископа на стене дворца, а каждый новый король или королева проезжает по Королевской Миле — людские толпы могут приветствовать их криками и рукоплесканиями.

— Не люблю королей, — сказала я.

— Я и сам от них не в восторге. Но большинство лоулендеров благоволят королю Оранскому, и… — он сделал паузу, — ты не должна забывать об этом.

Я сердито посмотрела на него. Ведь именно из-за хриплого дыхания оранжевого короля тень «ведьмы» легла на Кору. Я ожесточенно шила, с усилием проталкивая иголку сквозь кожу.

— А вот Хайленд… Там все иначе. Его я тоже никогда не видел — хайлендеры живут далеко, очень далеко на севере, и я уже слишком стар, чтобы отправиться к ним. Но говорят, что это страшно дикие места. Ветры и дожди, и топи, и вечный волчий вой. И люди свирепые. Чтобы там существовать, нужно быть бездушным, жестоким человеком.

— Жестоким?

— Ага. Беспощадным. Никаких законов. То есть там не те законы, по которым живет народ в Лоуленде. У них свой собственный язык. Своя вера. — Он отхлебнул бульона, вынул из миски кость, оглядел ее, кинул в огонь и сказал: — Их ненавидят.

— Кто?

— Лоулендеры ненавидят хайлендеров, как лошади ненавидят оводов. Ты скоро в этом убедишься.

— За что ненавидят?

Он пожал плечами:

— За творимое ими беззаконие. За католическую веру. Они говорят, что Хайленд тянет нацию вниз… Что тамошние кланы — настоящие банды варваров. Они вечно грызутся между собой, и среди них много известных негодяев. Даже я слышал кое-что о них — я! Здесь, на границе! В основном о Макдоналдах.

— О ком?

— Клан, ветвистый, словно старое дерево. Много чего говорят о тех Макдоналдах, что живут в Гленко, — об их сверкающих клинках… О набегах.

Я сделала стежок и подумала о том, как мало знаю о мире. О том, как далеко осталась моя прошлая жизнь, с остролистом и лягушками на болотах. Вообще-то, она казалась неплохой — та жизнь, что я провела в Торнибёрнбэнке. Там я не встречала людей, которые говорили бы на своем собственном языке. Эта жизнь, нынешняя, кажется тяжелее. В ней больше тьмы, сквозь которую надо пройти.

Некоторое время я молчала. Потом прошептала:

— А что же мы? Такие, как я? Что у них значит «ведьма»? Там, откуда я родом, нас вешают или топят в прудах. Или судят, подвергают испытаниям, и если не убивают сразу, то в нас всю жизнь летят камни.

Он поднял на меня взгляд, и я предположила, что у Сливы были дети — потому что он смотрел нежно, как смотрят родители. А еще слегка печально. Наверное, ему хотелось, чтобы в моей жизни было что-то большее, чем шитье куртки в лесу, большее, чем может довольствоваться «ведьма». Он потер свое пятно тыльной стороной ладони:

— В моей юности здесь шла зверская охота на ведьм. В графстве Файф сожгли женщину, и толпа на рыночной площади долго топтала то, что осталось от ее тела.

Выражение моего лица заставило его поспешно добавить:

— Это случилось в восточных землях. Там, в рыбацких деревушках, было хуже всего. Так что не стоит тебе ехать на восток.

— А как на северо-западе?

Он отхлебнул бульона, пожевал губами, потом сглотнул:

— Ага. Там должно быть получше. Наверное, меньше опасности для тебя будет в самых диких местах — так, как ненавидят хайлендеров, тебя вряд ли когда-нибудь возненавидят.

Я кивнула.

Мне хотелось увидеть небеса, раздуваемые ветром. Побывать там, где все еще звучит волчий вой.

«Скачи на северо-запад, — сказала Кора. Наверное, и впрямь у нее был дар предвидения. — Оставайся там». Северо-запад.

— Ага, — произнесла я похоже, как говорил Слива.

И дошила куртку, да так удачно, что она села на него как влитая.

Сэр, я рассказываю вам все это неспроста. Нужно, чтобы вы знали, какова на самом деле Шотландия. Возможно, вам все известно про две страны и про то, как равнинные люди ненавидят горных. Культурные ненавидят диких. Города ненавидят долины.

Хайленд и Лоуленд. Запишите это.

Напишите еще вот о чем.

Когда я жила с этими болотниками, умерла моя мать. Я видела это у себя в голове. Стояла на коленях у пруда, пила из сложенных ковшом рук и вдруг посмотрела на свое отражение — на секунду мне показалось, что это не я, а она. Вокруг нее мерцала вода. Свет вспыхивал возле шеи, и я поняла. Я поняла, что ее время истекло.

Вот как, должно быть, все происходило. Палач положил веревку ей на шею, касаясь нежно, словно был немного влюблен в нее и не хотел, чтобы она уходила из жизни. Ее волосы реяли вокруг головы. Запястья были аккуратно связаны за спиной. В последние свои мгновенья она посмотрела на небо и подумала: «Как оно прекрасно!»

Я тоже посмотрела вверх. Увидела качающиеся деревья и проплывающие серые облака. Я вздохнула, и она вздохнула. Я закрыла глаза.

Мистер Лесли, я послала ей всю любовь, что была у меня. Послала в Англию, желая, чтобы она нашла мою мать и чтобы та, погибая на эшафоте, чувствовала, что любима. «Скажи ей, что я жива. Скажи ей, что я в безопасности».

Той ночью я видела ее призрак.

Она появилась на поляне с несвязанными руками, и красные юбки шелестели, когда она шла. Кора была уже в ином мире, где нет зла. Она смотрела вдаль и улыбалась.

Так что да, я знаю, она мертва. Знаю, что через месяц река унесла нашу хижину и что все следы пребывания Коры на земле исчезли — все, кроме меня.

Я провела с болотниками три месяца, три лунных цикла. Трижды, лежа на своей лесной постели, видела сквозь ветви деревьев, как из тонкого бледного полумесяца вырастает тяжелая луна, похожая на фрукт, который можно сорвать и подержать в руках. Я вылечила глаза тому человеку в сентябре, а когда расставалась с болотниками, стоял мороз и мой желудок был полон мяса, а голова полна их песен. Потому что, сидя у огня, они пели старые разбойничьи песни — о нежных чувствах и потерянной любви.

Слива многому научил меня. Я знала теперь, что Шотландия — это две страны, две веры, два языка. Умела освежевать кролика одним движением. Он дал мне дирк и велел сберечь его. Объяснил, Макдоналды — дикие септы,[13] и это знание я тоже решила сохранить.

Но, возможно, самое важное, что я узнала от болотников, — что мы не можем понять душу и характер человека, пока не сядем рядом с ним и не поговорим. Потому что слово «болотники» для меня когда-то означало «беда». Теперь оно значит «печаль» и «козы».

Что, если бы я не встретила их? Мы всегда задаем себе подобные вопросы. Если бы они не увидели меня и мою сумку, что тогда? Я бы могла повести себя дерзко в землях Лоуленда и там погибнуть. Я могла бы никогда не встретить хайлендеров. Не найти его или Гленко.

Аласдер. Он теперь здесь. У меня в сердце.

Знала ли я, что он ждет? Чувствовало ли его мое сердце уже тогда? Это странные мысли, я знаю. Но как только Слива произнес «Хайленд», я подумала: «Да… Туда, туда! Это то самое место! Где люди дикие и где ветер гнет деревья, а небо отражается в озерах. Где человек живет, прижавшись к земле, в ожидании. Где я смогу быть самой собой. Поезжай туда. Торопись».

Однажды я так и сделала.

Тихий ночной ветер колыхал ветки и заставлял меня думать о северо-западе. Заставлял думать о глазах моей матери.

Я знала, что должна уйти. А потому, когда пришел первый мороз, я поднялась. Накинула плащ, подозвала кобылу. Посмотрела на четырех мужчин, спавших на земле. Они лежали под своими плащами, и я некоторое время слушала их дыхание.

— Спасибо, — сказала я.

Я выдохнула «спасибо», надеялась, что слово повиснет в воздухе и они услышат его, когда проснутся и обнаружат, что меня нет.

Я положила фиалку рядом со Сливой — потому что ее еще называют «спокойствие сердца», она действительно укрепляет сердце и успокаивает его. Он лучше всех относился ко мне.

У меня опять не было поводьев, так что я снова ухватилась за гриву и сказала кобыле: «Вперед!»

Прочь из леса, на покрытые белой коркой луга, под звездами, сиявшими так многообещающе, что я улыбалась, прижимаясь к кобыле. Я чувствовала ее тепло, слышала, как она храпит на скаку, и знала, что это самая настоящая ведьмина жизнь — ночная и тайная.

Иногда нам нужно так много сказать, но мы не можем. Иногда лучше не говорить «прощай».

Джейн, я все больше привыкаю к этому городу. Каждое утро, позавтракав копчёной рыбой, выхожу на прогулку, застегнув сюртук на все пуговицы и обмотавшись шарфом. Я осторожен, конечно, — на этом берегу дуют сильнейшие боковые ветры, способные свалить с ног взрослого мужчину. Еще я стерегусь снега, что скапливается на крышах и козырьках. Если ветер вдруг сбросит на меня большущий ком снега, это вовсе не пойдет на пользу ни здоровью, ни настроению.

Несмотря на непогоду, здесь очень красиво. Я прогуливаюсь мимо замка и очаровательной церкви, брожу по рыночной площади, которая так велика, что все горожане могут собраться там и все равно будет свободно. В ее центре навалены дрова и бочки. Именно там сожгут узницу в урочный час, хотя кто знает, когда наступит оттепель? Я сомневаюсь, что это вообще произойдет. Добавлю, что на берегу озера я заметил несколько богатых домов, построенных на хороших участках. У жителей Инверэри водятся деньги, — по крайней мере, они есть у Кэмпбеллов.