Сьюзен Флетчер - Колдунья

• Название: Колдунья
• Автор: Сьюзен Флетчер
• Издательство: Азбука-Аттикус
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-389-02240-9

Почти сто лет назад официально закончилось Средневековье, но на Британских островах по-прежнему казнят обвиненных в колдовстве.

У Корраг так погибла сначала бабушка, а потом и мать. Теперь и сама юная знахарка брошена в тюрьму, а на городской площади неспешно строится эшафот. Для суеверных обывателей она проклятая ведьма, для узурпатора Вильгельма Оранского — свидетельница преступления, совершенного его вассалами в горах Шотландии. Но кем она станет для ирландского священника, которого привела в эту северную глушь секретная миссия?

---

— Предупредил… Слишком поздно. Они застрелили моего мужа…

И ее веки опустились, а рот раскрылся в долгом беззвучном стоне.

Я прошептала:

— Тише-тише… — И погладила ее по волосам. — Я заберу вас отсюда и вылечу. Найду травы, которые…

— Нет… — выдохнула она. — Травы не помогут. Я умираю, Корраг. Он мертв, а я изранена…

— Я могу поднять вас и…

— Оставь меня, — пробормотала она. — Спасай других. Моих мальчиков.

Я опустилась на землю и заглянула ей в глаза.

— Леди Гленко, я видела Иэна, — сказала я. — Он жив и направляется в безопасное место. Но где Аласдер? Я должна найти его.

Она шевельнулась и спросила:

— Разве он не с тобой?

— Со мной?

— Он отправился искать тебя. В твою хижину, Корраг.

Она произнесла это на длинном усталом выдохе.

Потом взгляд ее затуманился, и она умерла на снегу, а ее муж лежал в своей комнате. Я опустила ей веки. Она была хорошей и никому не делала зла, за которое бы заслуживала такой смерти.

Меня не волновали солдаты с их клинками и мушкетами, что все еще рыскали в долине в поисках людей Гленко, чтобы зарезать или уничтожить. Я не думала о том, что они пристрелят меня или вцепятся мне в волосы. Я совсем не думала о них или о том, что они могут сделать мне, потому что у меня в голове был лишь он один — его волосы, его руки. «Он! Он!»

Ведь когда бежишь, охваченный страхом, ты и не чувствуешь ничего, потому что можешь думать только о том, почему бежишь или куда бежишь, а не о своих ранах и боли. Я не замечала холода. Не ощущала боли там, где текла кровь, — лишь неслась по кромке Лох-Ахтриэхтана, покрытого черным льдом, по его болотистому берегу, мимо горящего дома, где лежал старик, укрытый снежной шубой, а красный передник его жены светился во тьме.

В свою лощину. В свою хижину. Домой. И, пересекая Кое, я вспомнила, как Аласдер поцеловал Сару, когда она спала с новорожденным сыном у груди; я вспомнила, что почувствовала, когда увидела это. Я тихонько плакала той ночью.

Это время, подумала я, было моим временем. Как время на горбатом мосту было временем Коры. Когда она смотрела, как ее мать в призрачно-белой сорочке погружается в воду и пускает пузыри, это время изменило ее навсегда. Переменило всю ее жизнь. Как временем матушки Мунди был тот миг, когда ее изнасиловал налетчик в ночь, похожую на эту, озаренную огнем и залитую слезами, и разве она не смотрела на клочок неба через горящую крышу и не думала, что она другая теперь? Что она изменилась навсегда, и никто, кроме нее, никогда не узнает этого? А жизнь Сливы изменилась в Хексеме в ту зиму, когда его брат повис на веревке.

У всех бывают моменты, которые меняют нас. Но некоторые меняют и нашу судьбу тоже — отбирают прежнюю жизнь и дают новую, которую еще предстоит прожить. А моя жизнь изменилась, когда Аласдер поцеловал ее волосы, словно все самое дорогое, что было для него в мире, спало в той кровати. Изменилась, потому что я пожелала быть на ее месте. Быть матерью и женой — его женой. Только этого я хотела.

Однако наши сердца остаются прежними. Такими же, как всегда.

Я думала об этом, когда бежала по снегу.

В ущелье, что вело к хижине, мушкетные выстрелы были еле слышны, а снег был не таким глубоким, потому что часть его осела на ветках деревьев, растущих у ручья. Я двигалась быстро. Я молилась: «Пусть с ним все будет хорошо!» — и когда я мчалась по тропе в самом начале лощины, я увидела то, что было мне слишком хорошо знакомо, — темные пятна на снегу, словно чернила на пергаменте или звезды, более темные в середине и светлые по краям.

Из моего горла исторгся то ли волчий вой, то ли плач зайца, бьющегося в когтях у совы.

Это кровь. Аласдера — я была уверена. Чем дальше бежала, тем больше ее становилось на пути, словно гигантский человек выплескивал кровь из котелка — не только на снег, но и на скалы тоже. Я схватилась за камень, а когда подняла руку, она была красной и мокрой. Я вытерла ладонь о юбку. Слишком много крови для одного человека. Слишком много.

Он лежал дальше по тропе, под березой.

Не ничком, а на боку, одна рука закинута за голову, а другая покоится на груди. Я подумала: «Как будто спит», хотя какой он во сне, я не могла знать, я никогда этого не видела. Но, может быть, сейчас он спал, как после долгого пути или битвы. Он сказал, что проспал много недель после того, как умер Данди в Килликрэнки, и вот он лежит здесь — спит под падающим снегом. Я подошла к нему осторожно, будто думала, что мои шаги могут разбудить его, а я не хотела этого — он должен был поспать. Его ложем был снег, залитый кровью. Я опустилась на колени. Позвала его:

— Аласдер…

Но он был таким холодным и таким бледным, волосы казались черными на фоне лица, и я еще раз резко окликнула его:

— Аласдер!

Он не ответил «Корраг» и не открыл глаз.

Он так и остался лежать с рукой на груди, и я заплакала, закричала. Я прижала палец к его шее, чтобы почувствовать биение пульса. Я крепко зажмурилась, чтобы почувствовать его. И я ощутила его. Один удар. Два. Он не мертв, но моя юбка напиталась кровью оттого, что я стояла рядом на коленях. Мы не могли оставаться на снегу вот так. Хижина недалеко. А там есть необходимые травы.

Я всегда была сильной, но он больше меня в три или в четыре раза, и я не могла тащить его, но я не могла позволить ему умереть. Я бы не позволила его сердцу прекратить биться под этой березой.

— Очнись! — закричала я.

Взяла его руку, перекинула через шею и поволокла. Я ревела и тащила его вверх, вверх, так что плечо снова выскочило из сустава, нахлынула знакомая горячая боль и раздался чпок. Я выла и тащила его меж сторожевых валунов вверх, в лощину.

— Очнись! — кричала я.

И мы оставляли за собой кровавый след.

Он тихо кашлянул мне в ухо.

Немного слюны упало на руку, и я вновь закричала: «Очнись!» — и какой восторг я ощутила от этого тихого покашливания. Я не думала о своем плече и о боли, меня волновал лишь его кашель, который я хотела услышать вновь, и я кричала «очнись» и «очнись», но он больше не издавал звуков.

Мы добрались до хижины — моего дома из грязи, камней и вереска. Укрытая снегом, она была очень тихой, такой спокойной после царившего в долине безумия. Очаг все еще тлел. Козы все еще спали около него, а куры мягко квохтали. Я затащила Аласдера, положила его на кровать из оленьей шкуры и мха. Он застонал, как много лет назад стонала кобыла, когда опускалась на землю. Я отвернулась от него на миг. Закусила нижнюю губу, выгнула спину и потянула за плечо, пока не услышала щелк и оно не встало на место.

— Аласдер?

Я опустилась на колени рядом с ним и похлопала по щеке. Веки приподнялись, и я разглядела голубой проблеск. Я подложила солому ему под голову, чтобы ему было удобнее, и оглядела его. Он был так бледен. Он был смертельно бледен.

— Ты в безопасности, — сказала я. — Ты со мной, и скоро у тебя все будет хорошо.

Я разрезала его куртку. Она была в крови, и рубашка под ней тоже вся промокла от крови — ее тоже пришлось разрезать. Он вздрогнул. Рубашка сильно прилипла к ране, а я слишком грубо дернула, потянув кожу. Тогда я подумала, что хорошо бы найти мак, чтобы приглушить боль, и принялась искать его. Времени на то, чтобы сделать настойку, не было, так что я засунула пару семечек ему в рот и приказала:

— Жуй. Это поможет.

Грудь ему порезали небольшим лезвием. Оно скользнуло, оставив полосу ярко-красной крови. Но когда я оторвала лоскут от юбок, чтобы сделать повязку, и вытерла кровь, стало видно, что рана совсем неглубокая, — такой не хватило бы, чтобы убить сильного мужчину. Я приложила прямо к ней окопник. Но я знала, где-то есть еще рана, та, что кровоточила, оставляя звезды на снегу.

Я прошептала:

— Должно быть еще.

Он шевельнулся.

Его плед был намотан на ногу так туго, что казался кожей. Он был до того сырым, что, когда я дотронулась, кровь начала сочиться сквозь ткань. Моя рука в свете очага блестела от крови. Должно быть, он увидел мое лицо, потому что выдохнул:

— Так плохо?

— Мне нужно взглянуть.

Он кивнул. Я наклонилась ниже. Взяла плед и очень осторожно отогнула. Я скатывала его, как слой дерна, — медленно, аккуратно. Открывалась бледная кожа, рыжие волосы. Открывались колени и старые шрамы на них, а закатав плед выше, я увидела кровь. На левой ноге кожа не была бледной. Она поблескивала влагой. Красной и темной влагой, пятнами свернувшейся крови. И когда я приподняла ткань еще немного, передо мной появилась она — рана.

Ужасная. Не широкая, но глубокая, словно лезвие вошло очень прямо, а затем немного повернулось. В этой дыре я разглядела мышцы, прорезанные насквозь, и те нежные части тела, которые мы никогда не должны видеть.

Он вновь спросил:

— Так плохо?

Он сам понимал, насколько все серьезно.