Юрий Курочкин - Легенда о Золотой Бабе

• Название: Легенда о Золотой Бабе
• Автор: Юрий Курочкин
• Издательство: Пермское книжное издательство
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1963

Много тайн еще хранит история. Загадки острова Пасхи, история Атлантиды, библиотеки Ивана Грозного… А вот еще одна: существовала ли Золотая Баба — древний идол северных народностей Урала, и если была, то куда девалась? О ней написано много книг и статей, а тайна так и осталась тайной. В повести «Легенда о Золотой Бабе» за разгадку берутся люди очень разные: краевед Стефан Аристархович Закожурников, турист-следопыт Тимофей Лебедев и тунеядец-стяжатель Нутик Лабковский. Исторические сведения о Золотой Бабе, приключения, связанные с попыткой овладеть золотым идолом, и составляют основу повести.

Автор ее Юрий Михайлович Курочкин родился в 1913 году в Чусовом. В 19 лет стал журналистом. Служил в армии, участник боев у озера Хасан. Работал прорабом на строительстве, геодезистом, руководителем группы изысканий в проектных организациях. С 1958 года член редколлегии и редактор отдела краеведения журнала «Уральский следопыт».

Печататься в газетах и журналах начал с 1932 года. В 1936 году в Свердловске вышла первая книжка «Веселая зима». В 1957 году там же выпущена книга «Из театрального прошлого Урала», а в 1960 году — книга «Золотая долина».

Художник Ю. Лихачев.

---

— Я не альтруист, но считаю, что идиоты тоже достойны сочувствия. Вы, милочка, очень любите визиты в милицию? Вас там развлекают, поят коньяком и танцуют перед вами рок-н-ролл?

Я что-то промямлил в ответ, не понимая, в чем дело.

— А вам не кажется, синьор, что избавление от лап этих неловких молодцов не мешало бы спрыснуть? — спросил он, не слушая меня. — Ваш друг (я надеюсь, вы уже убедились, что я вам друг?) едет на аэродром. Там есть скромная харчевня, где можно достать бутерброд с килькой. Ну и… скажем, бутылочку хорошего эмисели. Если пан не возражает, он может сопутствовать мне.

Пан, то есть я, не возражал. Дорога до аэродрома прошла во взаимном прощупывании — кто из нас чего стоит. Как будто обе стороны остались довольны знакомством. Оно завершилось в ресторане авиавокзала.

На свету я рассмотрел его. Он был того неопределенного возраста, о котором можно только догадываться. Вид его… На месте следователя я бы не затруднился, составляя список его особых примет. Высокий и худощавый, коротко подстриженные седеющие усики. Заметна лысинка. Если бы не легкий восточный акцент, его легко можно было бы принять за русского. Широкое золотое кольцо на руке. Темные глаза. Тонкий нос с небольшой горбинкой. Одет в светлый костюм с несколько легкомысленным галстуком. Что еще? Разве только то, что одна бровь казалась выше другой, а в минуты, когда нужно было изобразить удивление, взлетала почти совсем вверх, словно отрываясь от своего привычного места.

Он не ошибся, предположив во мне делового человека. Ему нужен был свой человек в нашем городе. Он будет раз в месяц прилетать из Москвы и забирать улов, который его агентура по мере возможности доставит мне.

— Я бы только предостерег вас, сэр, от сделок на сторону. Это карается… — напутствовал он меня, прочищая спичкой в ухе. — Я могу вас, мосье, поставить в угол. Или устроить чик-чик. Я уже не говорю о том, что вы останетесь без сладкого. В случае измены нашему общему делу я не гарантирую ваше душевное спокойствие. И даже целость вашей драгоценной жизни, милорд.

Мне не улыбалось ни чик-чик, ни лишение сладкого, ни тем более угроза моей жизни. Мы покончили как джентльмены, и я выехал из ресторана уже не кем иным, как полномочным представителем Шефа по Уралу и Сибири. Это звучит! Стало звучать и у меня в кармане — аванс был весом.

Дело, предложенное им, было, конечно, опаснее операций с пластинками Лещенко или с перепродажей аквариумных мальков. Однако оно сулило шикарные прибыли. И, главное, верные.

Раз в месяц Шеф прилетал из Москвы. Мы проводили час-полтора за столиком ресторана, смакуя под коньячок нежно-розовую семгу и замысловатые салаты; а затем, перед выходом на посадку (у него всегда был заготовлен обратный билет на ближайший самолет), он получал хорошо упакованную тяжелую коробочку и отсчитывал определенное количество бумажек очень приятного достоинства.

Иногда этот распорядок несколько нарушался. Иной раз перед тем как зайти в ресторан, он приглашал меня в уборную и, убедившись, что в ней никого нет, хорошо тренированным ударом «обновлял мне икону». Первый раз он этим убедил меня не преувеличивать сведения о весе передаваемой коробочки. Как-то после — рекомендовал не подсыпать в благородный металл медных опилок. Особо значительная трепка мне была за то, что я — прозевал и чуть не завалил приезжего поставщика.

— Потеря клиентуры, кабальеро, это больше, чем потеря хлеба насущного. Это ваш конец, моя ласточка, — приговаривал он, упражняясь на мне.

В ресторан мы в тот день не пошли. Шеф перестарался. Остался я и без сладкого — проценты за этот месяц остались в его кармане.

Но это бы ничего — как говорится, терпеть можно. Если бы не последовавшие вскоре события…

* * *

Как это было?.. Ах да, примерно так…

В последнее время домоуправ что-то слишком часто стал вести со мной душеспасительные беседы о пользе труда, приводя вычитанные из газет примеры, как детки, которые этого не понимают, получают по заслугам, сиречь высылаются из города.

Я не очень хотел на работу, но и перспектива выселения тоже не улыбалась. Однако почему бы и не сделать одолжение — зачислиться где-то в штат, получить спасительный Штамп в паспорт и… приходить на работу два раза в месяц, чтобы оставить свой автограф в платежной ведомости. Зарплату может получать какой-нибудь добрый дядя, который устроит это семейное счастье, — мне их гроши не нужны.

В поисках подобного варианта я и бродил как-то по стройуправлениям города; со строителями легче иметь дело: у них, по-моему, беспорядка больше, чем у других.

В одной из таких контор выдавали зарплату, и потому добраться до начальства было трудновато. Я остановился в глубине полутемного коридора, не без любопытства глядя на незнакомую для меня учрежденческую суету.

Кто-то взлохмаченный, с пуком бумаг в руках, бегал из кабинета в кабинет, ловил кого-то в коридоре, прижимал к стене и яростно доказывал что-то, тыча бумагами собеседнику в нос и потрясая свободной рукой в сторону кабинета начальства.

Три девушки в запачканных раствором комбинезонах пошли от кассы, бережно завертывая в платочек деньги. Какой-то сердитый старикан в потертом бумажном костюме сидел на скамье и о чем-то сосредоточенно думал, рассеянно оглядывая проходящих.

Два парня плюхнулись рядом с ним на скамью и восторженно потрясали разноцветными ассигнациями.

Один из них распихал деньги по карманам куртки. Другой — сунул в тетрадь в самодельном парусиновом переплете и завязал ее тесемки. Подошел солидный лысый дядя, что-то сказал им — и ребята, обрадованные, бросились в кассу. Начальник подошел к старику, вежливо поздоровался с ним и, взяв его под руку, увел к себе в кабинет. Скамья осталась пустой. Впрочем, не совсем — на ней лежали две книги и тетрадь. Та самая, с деньгами. Я не сторонник приобретения чужой собственности средствами, преследуемыми статьей 162 старого Уголовного Кодекса: карманники и их коллеги всегда казались, мне существами низшего порядка. Но здесь тугрики сами шли в руки! Они прямо-таки просились прибрать их.

Словом, тетрадь уютно устроилась у меня под распашонкой за поясом брюк, а идти к начальству после этого по вполне понятным причинам решительно расхотелось.

Мой обратный путь, конечно, отличался от того, коим пользовались все. Я предпочел менее торный и более запутанный. Задами, через Щелку в заборе, выбрался на стройплощадку, а с нее — в переулок и зигзагообразным маршрутом доплелся аллюром два креста до скверика. Здесь можно было отдохнуть и поразмыслить над проблемами современности, одна из которых — сколько же монет должно сейчас перекочевать из тетради в мой карман? — волновала меня более остальных. В тетради оказалось пять бумажек самого приятного достоинства.

Сама тетрадь меня привлекала менее. Что может быть интересного в ней? Наверное, какие-нибудь учебные конспекты. Однако внутри была вложена еще одна тетрадь — нетолстая, в бумажной обложке, на которой стояло имя владелицы: Фаина Крылова. Записи имели даты. Любопытно!

Я сунул дневник за пазуху, завернул деньги в какой-то листок из тетради и положил в задний карман брюк. Теперь следовало избавиться от лишних вещественных доказательств — этой нелепой тетради в корочках из холстины. В урну она лезть не захотела: горловина была узка, а корочки не сгибались. Я стал вырывать листок за листком и незаметно отправлять их в урну. Так удалось избавиться уже от доброй половины тетради, когда мне показалось, что за мной кто-то следит.

Обернувшись, я прирос к месту. Сзади, шагах в десяти, стоял Ярослав. Человек, которого я ненавижу больше всего на свете!

Бросив остатки тетради в газон, я смылся из скверика, стараясь не оглядываться.

* * *

Хоть это, кажется, совсем не к месту, но я не могу отказать себе в праве на небольшое лирическое отступление.

Ярослав! Это имя всегда вызывало во мне лютую ненависть. И оно стоит того.

Надо заметить, что я всю жизнь прожил без друзей, без товарищей. Никто из сверстников не привлекал меня: у нас были слишком разные интересы, слишком разные взгляды на жизнь.

Когда-то мы с Ярославом учились вместе. Еще б первых классах я потянулся к нему — меня привлекало его красивое лицо, его отглаженные костюмчики, которые он умудрялся выносить чистыми из любых ребячьих приключений, его умение вкусно к как-то красиво съесть свой завтрак, его удачливость и успехи во всем, за что он ни брался, его умение быть приветливым со всеми и ни с кем особенно не дружить. И встретил — презрительное отчуждение, холодное, даже брезгливое пренебрежение. Он третировал меня невниманием, словно я был пустым, местом.

Первая наша стычка произошла, когда мы учились в пятом классе. Он уличил меня в том, что я обманул какого-то первоклашку на марках. Увидев этого плачущего в углу коридора салаженка и узнав в чем дело, Ярослав громко — так, что все слышали, — предложил мне возвратить мальчишке марки. Я повернулся, чтобы уйти, но Славка, взяв меня за шиворот, притиснул в угол и тихо, но четко прикрикнул: