Владислав Акимов - Вне закона

• Название: Вне закона
• Автор: Владислав Акимов
• Издательство: Пермское книжное издательство
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1967

Волк — алчный и ненасытный хищник. Недаром он объявлен вне закона и подлежит уничтожению. Нет сомнения, что со временем он, подобно медведю, тигру и другим хищникам, будет под защитой государства. Но пока, если волков много, ущерб от них весьма значительный. Волк богато одаренный природой зверь. Обладая замечательной памятью, наблюдательностью, способностью приспосабливаться к условиям, он тем самым получил от природы средства в борьбе за существование. Недаром в народе ходит много легенд, сказок, побасенок и просто небылиц, в которых всегда подчеркивается его сила, ловкость, хитрость.

Охота на волка в силу его природных качеств очень трудна, требует знания повадок зверя, наблюдательности, упорства. И охотников-волчатников не так уж много.

Предлагаемая вниманию читателей книга рассказывает о судьбе одной волчьей семьи, об основных способах охоты, на волков, в том числе и о таком, мало еще распространенном способе, как охота на волков с помощью их прирученного собрата. В основу повествования легли подлинные факты из практики охотников-волчатников Пермской области. Имел место, в частности, и факт приручения волка. Автор благодарит охотников В. Г. Иванова и Б. Д. Курсанина за советы и помощь. Много ценных советов автор получил от ныне покойного специалиста по охоте на волков И. Т. Четвертных.

Автор этой книги — Владислав Иванович Акимов — по профессии артист, певец — солист Пермского театра оперы и балета. А еще он — страстный охотник. В коллективных сборниках Пермского издательства не раз печатались его рассказы. «Вне закона» — первая книга В. И. Акимова.

---

Одновременно с тем как споткнулся на лугу матерый, из кустов брызнул огонь и громыхнул выстрел. Кинув в стремительном броске, через дыбки, свое мощное тело, Лобастый, заложив хвост, огромными прыжками пошел в гору.

И опять он, как и после гибели матери, долго колесил по лесу. Еще несколько раз слышал далекий предательский голос переярка, но сам голоса не подавал и если не спешил убраться подальше от этих мест, то только потому, что все еще ждал прихода матерого. Но в эту ночь так его и не дождался. Не встречал он его и во все последующие дни своих одиноких скитаний.

Жить одному стало много труднее. Лобастый не раз пересекал следы волков чужого ему семейства, но навязывать им свою компанию не решался. Однажды он услыхал их призывные голоса и совсем было решился пойти навстречу. Несколько раз даже подал голос, но неожиданно наткнулся на следы своего врага. Запах свежих следов людей был хорошо знаком. Вместе с ним отчетливо слышался запах волка. Лобастому хотелось внимательней изучить следы, но страх перед человеком оказался сильнее, и он поспешил прочь. На следующий вечер у Гнилой Пади он вновь услыхал волчьи голоса и тот же вой переярка, от которого теперь, как и от голоса волчицы, его охватывало беспокойство. Сидя на голом бугре озимого поля, он вглядывался в синеющие в вечерних сумерках леса Гнилой Пади и слушал далекие голоса волков. Когда там прогремели глухие выстрелы, Лобастый встал и, заложив хвост на брюхо, боязливо озираясь, побрел в сторону ближнего леса. Больше встречи с волками он не искал.

Многое теперь знал и умел Лобастый. Но еще большему его научили одинокие скитания. В постоянных встречах с людьми он привык хорошо различать опасности и прекрасно знал все, что не сулило никакой беды. Лежа на дневке близ полей, он мог часами спокойно слушать трескотню трактора, голоса работающих людей, шум проходящего над лесом воздушного корабля, далекую воркотню радио. Все это было связано с человеком, однако у Лобастого оно не вызывало никакого страха. Даже выстрелы, которых всегда больше всего боялся Лобастый, и те, оказывается, были совсем не одинаковы. Бесшабашная пальба на реке и полях его почти не беспокоила. Иногда выстрелы следовали за звонким, раздающимся сводного и того же места голосом лайки. Доводилось слышать их и после заливистого, заманчиво блуждающего по лесу ора гончих собак. Ко всему этому было нелегко привыкнуть. Но Лобастый привык и привык настолько, что уже не раз ухитрялся снимать с гона зарвавшуюся в погоне за зайцем гончую или облаивающую белку лайчонку.

Но все это не было ни беспечностью, ни отсутствием страха. Напротив, бдительность и осторожность, проявляемая им ко всему, что сулило хотя бы малейшую опасность, в поведении зверя теперь доходила до совершенства и трудно уже объяснялась одними инстинктами.

Так молодой волк превращался в бывалого, матерого зверя. Он был безудержно смел, даже нагл, когда чувствовал свою силу и превосходство, и наряду с этим мог впадать в панический страх перед преследовавшим его человеком. Законом его благополучия стало постоянное желание избежать преследования. Перехитрить, обмануть своего врага, быть незамеченным, а следовательно, и невредимым. Усвоив эту науку, он уже не раз избегал неприятностей. Но далеко еще не все испытал и познал Лобастый. А волчья фортуна изменчива, и беда к Лобастому подобралась неожиданно и негаданно.

Давно уже отзолотилось бабье лето. Простывшую землю и схваченные цепким ледком реки надежно заковало, законопатило снегом. В лесах отзвенели собачьи голоса, поумолкли выстрелы. Ходить по глубоким снегам стало убродно и муторно. По лесам и лугам, нарезая снежную целину, побежали санные дорожки. Много их приходилось исходить Лобастому, прежде чем удавалось набить пустое брюхо. Голодно в эту пору жилось зверю.

О существовании скотского кладбища Лобастый знал давно. Еще с прошлой осени, когда наведывался на него со своей матерью. Но тогда их отпугнули свежие следы человека. Теперь же на кладбище было тихо и спокойно. Все вокруг покоилось под глубоким снежным покрывалом, не видно было даже лисьих следов. Не под силу, видно, кумушкам была эта пожива.

Лобастый работал долго и настойчиво, чуть не целую ночь. Не легко было прогрызть, раскопать мерзлую землю. Но даже тогда, когда ему удалось наконец добраться до падали, легче не стало. Каждый смерзшийся кусок мяса давался с огромным трудом. И все же это была еда.

Лобастый стал постоянным, но к великому его сожалению, не единственным посетителем кладбища. Пожаловали сюда и лисы. О новой поживе их на следующий же день известили болтливые сороки. Это ужасно злило Лобастого. Раз он выследил и задавил одного лисовина, но есть его не стал. Ему всегда был противен лисий запах, да к тому же у него были теперь богатые запасы.

Как-то в морозное декабрьское утро, подходя к кладбищу, на чистой поляне Лобастый увидел следы человека. Простывшая с вечера лыжня доходила почти до самого волчьего следа и, не пересекая его, уходила в сторону леса. Лобастый ушел от нее подальше и кружным путем подошел к кладбищу. Назавтра он снова встретил лыжню, но уже в другом месте. Она подошла незаметно из-за кустов и опять почти к самому его вчерашнему следу. Лобастый снова свернул, но от завтрака не отказался.

Шли дни. Однажды целую ночь валил снег. Утром Лобастый брел к падали, почти не видя своих старых следов, однако с тропы не сбивался.

На этот раз Лобастый не видел подкравшейся из-за кустов и заваленной снегом лыжни. Не уловил он и запаха человека и старательно вываренного в пихтовой хвое железа. Все скрыла предательская пороша.

Перед самой мордой Лобастого из-под его левой передней лапы взвился снежный султан, омерзительно лязгнуло железо и на пальце мертвой хваткой сомкнулись зубастые челюсти капкана.

Метнувшийся в сторону и отдернутый назад внезапно навалившейся тяжестью, Лобастый упал в снег. Вскочил, с отчаянной силой дернул плененную ногу и, волоча за собой тяжелый капкан с привязанным к нему чурбаком, падая и поднимаясь вновь, неуклюже ковыляя на трех лапах, устремился к лесу. Он то беспомощно зарывался мордой в снег, то, крутясь и барахтаясь, пятился, волоча за собой ненавистный груз.

Однако эта безумная пляска продолжалась недолго. Словно поняв свое бессилие, Лобастый запрокинул голову и затих.

Было почти совсем светло, когда до его слуха долетело еле слышное, ритмичное поскрипывание охотничьих лыж. Кромкой поля шел человек.

Шерсть на волчьем загривке вздыбилась. Беспомощный, с плотно прижатыми к затылку ушами, с ощеренной пастью, нелепо распластав в снегу мощное тело, он с тоской и злобой смотрел на приближающегося врага.

Человек, видимо, уже заметил своего пленника. Широко размахивая руками, он легко и споро вспахивал снежную целину. Вот он стащил было с плеч ружье, но тут же снова забросил его за плечи и ходко побежал к Лесу. Негоже было охотнику тратить лишний патрон и напрасно рвать волчью шкуру. Теперь нужна была только увесистая жердина.

Новый отчаянный порыв страха и бессильной злобы охватил Лобастого. Бросившись в сторону и снова беспомощно повалившись в снег, он с ненавистью ринулся на неумолимого врага, зубами схватил железные дуги капкана. Глухо звякнула неподатливая сталь. Острые клыки зверя разжались, и Лобастый в приливе ярости сомкнул челюсти на своей лапе. Не ощущая боли, он единым духом отгрыз плененный капканом палец и, получив неожиданную свободу, не удержавшись на ногах, повалился навзничь.

Завидев неладное, человек уже снова бежал к нему. Он бросил ненужную больше дубинку и, путаясь на ходу в ремне, силился стащить с плеч ружье.

Но Лобастый огромными машистыми скачками уже уходил от своей гибели. Сзади двукратно прогремел гром. По его задней ноге и хребту ударили свинцовые пчелы. Лобастый пошатнулся, лязгнул назад зубами, потом справился и, продолжая скакать, скрылся в пихтовых зарослях…

Барсуков целый день преследовал так глупо и непростительно упущенного им волка. Два раза он находил его лежки и, внимательно изучив оставленные на снегу следы, все больше понимал бесполезность погони. Зверь совсем не заходил в крепи, ложился только на чистых местах и совсем ненадолго, с единственной, видимо, целью — зализать кровоточащие раны.

К вечерним сумеркам Барсуков остановился на крутом берегу большой, умиротворенной до весеннего половодья, реки. Внизу под ним, по белому покрывалу снега, уходила на другой берег ровная и прямая строчка волчьего следа.

За лесистым ежиком тлела светло-желтым холодным светом заря. Подмораживало. Под распахнутую телогрейку пробирался холодок. Стерев с лица шапкой соленые капельки пота, Барсуков еще раз посмотрел на уже потемневшую полоску следа, потом круто развернул показавшиеся ему сильно отяжелевшими лыжи и устало побрел в сторону Шатров.