Владислав Акимов - Вне закона

• Название: Вне закона
• Автор: Владислав Акимов
• Издательство: Пермское книжное издательство
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1967

Волк — алчный и ненасытный хищник. Недаром он объявлен вне закона и подлежит уничтожению. Нет сомнения, что со временем он, подобно медведю, тигру и другим хищникам, будет под защитой государства. Но пока, если волков много, ущерб от них весьма значительный. Волк богато одаренный природой зверь. Обладая замечательной памятью, наблюдательностью, способностью приспосабливаться к условиям, он тем самым получил от природы средства в борьбе за существование. Недаром в народе ходит много легенд, сказок, побасенок и просто небылиц, в которых всегда подчеркивается его сила, ловкость, хитрость.

Охота на волка в силу его природных качеств очень трудна, требует знания повадок зверя, наблюдательности, упорства. И охотников-волчатников не так уж много.

Предлагаемая вниманию читателей книга рассказывает о судьбе одной волчьей семьи, об основных способах охоты, на волков, в том числе и о таком, мало еще распространенном способе, как охота на волков с помощью их прирученного собрата. В основу повествования легли подлинные факты из практики охотников-волчатников Пермской области. Имел место, в частности, и факт приручения волка. Автор благодарит охотников В. Г. Иванова и Б. Д. Курсанина за советы и помощь. Много ценных советов автор получил от ныне покойного специалиста по охоте на волков И. Т. Четвертных.

Автор этой книги — Владислав Иванович Акимов — по профессии артист, певец — солист Пермского театра оперы и балета. А еще он — страстный охотник. В коллективных сборниках Пермского издательства не раз печатались его рассказы. «Вне закона» — первая книга В. И. Акимова.

---

Внизу протянулся прикрытый утренней тенью луг. В опадавших в него ложках белели языки вешнего снега. Влево луг убегал к поблескивавшим от крепкого утренника крышам Раздольной, а справа упирался в темную стену соснового бора. За лугом в гору влезало яровое поле, отороченное на горизонте реденькой кисеей березового колка, через который уже пробивались лучи восходящего солнца.

Лобастый прищурился. На поле торчал трактор, около которого вот уже битый час возился тракторист. В сотне метров от трактора бродило стадо здоровенных лопоухих свиней. Они ковыряли талую землю и, визгливо хрюкая, гоняли друг друга по луговине. Лишь две из них были несколько меньше своих товарок; на них-то чаще всего и посматривал Лобастый. Случись эта встреча в иное время, он не стал бы так долго медлить. Теперь же у него была семья и рисковать не хотелось. Однако охотничье утро прошло неудачно. И теперь, когда хоть и непосильная, но все же весьма реальная добыча была под самым носом, отступать было решительно невозможно. Лобастый больше не мешкал.

Низко припав к земле, прикрываясь редкими кустиками бурьяна, он стал быстро спускаться к лугу. Отрезав свиней от Раздольной, пошел открыто, не торопясь и, словно пастух, старательно собирающий стадо, все время заходил то в правую, то в левую сторону. Какая-то из свиней, завидев надвигавшегося зверя, тревожно хрюкнула. Все ее товарки, тупо уставившись на пришельца, замерли. А Лобастый, словно не замечая их смятения, продолжал свои замысловатые маневры.

Животные не выдержали: с отчаянным визгом и хрюканьем они всем стадом кинулись наутек. Лобастый небрежным наметом шел сзади, стараясь как можно ближе подогнать одичавших от страха животных к лесу. Свиньи все больше разбегались в разные стороны. Каждая из них, спасая свою шкуру, с дикими воплями неслась невесть куда, лишь бы подальше от страшной опасности.

Свинячий переполох привлек, наконец, внимание тракториста. Он встал на крыло трактора и увидел что-то совершенно необычное и непонятное. Волк и свинья бок о бок трусили к лесу. Остальные животные были уже далеко. И лишь одна избранница, словно в парной упряжке со здоровенным зверюгой, казалось, весело и беспечно совершала прогулку по полю. Будто найдя закадычного друга, она ни на шаг не отставала от своего рослого, склонившегося над ней кавалера и только отчаянные визгливые вопли выдавали ее страх. Цепко ухватив свою спутницу за ухо, Лобастый продолжал бежать к лесу.

Тракторист соскочил на землю и, выхватив из кабины тяжелый ломик, пустился в погоню. Он бежал, тяжело вихляясь по пахоте, запинаясь и посылая на волчью голову отчаянные проклятья. Несмотря на то, что расстояние между ними медленно сокращалось, Лобастый не обращал внимания на погоню. Он настойчиво тащил свою жертву и вскоре скрылся в зарослях. Тяжело переводя дух, тракторист остановился и, смачно сплюнув, побрел назад. Еще долго слышался из леса медленно удаляющийся голос плененной свиньи, потом где-то далеко в последний раз раздался ее истошный визг, и все смолкло.

* * *

— Опять пожаловал! Живой, дьявол трехпалый!

Иннокентий Федорович, еще раз глянув на четко отпечатавшиеся по пашне волчьи следы, поднялся и забросил за плечи новую тулку. Свинью, несомненно, задрал старый знакомый. Это открытие взволновало и обрадовало. Появление в эту пору в Раздольной матерого зверя свидетельствовало о близости логова. Разыскать волчье гнездо было давнишней мечтой. Кроме охотничьего интереса, это могло принести не маленький доход. Поэтому вечером на вопрос председателя, — не стоит ли сообщить волчатникам, — Иннокентий Федорович ответил решительно: «Пока надобности не видно!»

За дело Кеша взялся круто, дома его теперь почти не видели. Иной раз, захваченный дальней дорогой, он не возвращался и к ночи.

За несколько дней Иннокентий Федорович обегал все известные ему лазы и звериные переходы, обошел крепи и хоронилища, где могла огнездиться волчица. И все было напрасно.

— Ты где сёдни бегал? — встретила однажды Кешу жена. — Опять, поди, на «Красный маяк» мотался? А волки твои на Липовой горе коз дерут!

— Что-о? — насторожился Кеша.

— Вот тебе и «что-о»! Две козы сподряд у Ивана Захарыча нарушили.

Наскоро отобедав, Иннокентий Федорович собрался в поход. Пчельник на Липовой горе был в восьми километрах от Раздольной. Туда Кеша еще не заглядывал. В сумерках позднего морочного вечера на крыльце хутора в ослепительно белой, свежеотглаженной берендеевской рубахе, в широких полотняных штанах его встретил сам хозяин.

— А я тебя поджидал, Федорыч! В самый раз пожаловал. Вымок ведь, заходи в избу.

— Нет, погодь. Тут покурю сперва, — Иннокентий Федорович тяжело опустился на завалинку.

— Слыхал? Заели меня, Федорыч, волки! По первости старшую козу уволокли. Тут я Шурку в пастухи нарядил. И надо же, не углядел парень! Вчера вторую нарушили!

Кеша с невозмутимым видом частного детектива выслушал жалобу, закрутил окурок каблуком в землю и, направляясь за хозяином в темные сени, отдал первое распоряжение.

— Завтра, Иван Захарыч, с утра скотину далеко не пущай. Оглядеться надо!

Утром он, сопровождаемый пчеловодом, осмотрел место происшествия. Метрах в трехстах от пчельника средь зарослей липняка и невысокого пихтового леса раскинулась ровная, как небольшое зеленое озеро, круглая еланка. На ближней от пчельника кромке стоял старый погнивший сруб в три-четыре венца. Мимо него через елань перебегала малоезженная покосная дорожка и в дальней кромке лужка, заскочив в узкую лесную щель, терялась в зарослях.

По рассказам Ивана Захаровича, обе козы были схвачены у дальней кромки елани и унесены прямо в лес. От позавчерашней жертвы на примятой траве под деревьями еще сохранились следы крови и белой шерсти. При выходе дорожки из леса, на размокшей с вечера грязи, Кеша увидел знакомый ему след. Трехпалый был здесь сегодня утром…

Вернулся на пасеку Иннокентий Федорович сильно уставший и огорченный неудачами. За весь день он не нашел больше ни одного следа.

Оставалось одно: попытаться встретить трехпалого здесь, на пасеке. Обе козы зверь унес почти в одно время, да и сегодня утром побывал у пасеки. Такая пунктуальность зверя не могла быть случайной. Вечером, за медовухой, Кеша поделился своими планами с Иваном Захаровичем.

— Придется, Захарыч, твою недойную приманкой использовать.

— Ну, раз требуется, забирай! Под твоей-то охранкой куды она к бесу денется, — разом согласился Иван Захарович.

— Мне бы вот еще веревку подлинше, да колышек.

— Ты, Федорыч, вожжи возьми. Они у меня ременные, в траве путаться не будут. А колышек я сейчас разом стешу!

Ранним утром Иннокентий Федорович отправился на охоту. Придя на елань, он воткнул колышек на середине луга и пустил привязанную к нему за вожжи козу на выгул. Потом залез в старый сруб и стал ждать. В верхнем венце, обращенном к елани, был выем для оконца. Из этой бойницы Кеша и вел наблюдение, лишь иногда выставляя над срубом голову, чтобы осмотреть фланги.

Время потянулось томительно и скучно. Высоко взошло солнце. Кеша устал, ему хотелось есть и курить. Коза не проявляла ни малейшего беспокойства. Под охраной она, видимо, чувствовала себя превосходно. Кеша просидел до полдня, окончательно заголодал и покинул засаду.

На следующее утро все повторилось. Коза возвращалась на пчельник насытившаяся, довольная. Иннокентий Федорович — голодный и огорченный бесплодным ожиданием.

За ужином, приняв изрядную порцию медовухи, Иннокентий Федорович решил капитулировать.

— Скажи, какая незадача, Иван Захарыч! Видать, отшатался зверь. Посижу завтра еще зорю, да надо домой подаваться…

Утром от не в меру принятого угощения у Кеши болела голова. Сидя в своем «дзоте» и наблюдая за опостылевшей козой он все чаще посматривал на вершины деревьев за которыми необычно долго задерживалось солнце. Хотелось курить, и Иннокентий Федорович несказанно обрадовался неожиданному появлению Шурки. Соблюдая крайнюю осторожность, Шурка рапортовал жарким шепотом:

— Дядя Кеша! Деда велел вам завтракать идти. Голова, говорит, у него обязательно болит. Идите, я пока погляжу за Милкой!

— Ладно, гляди. Ежели что, ори пуще. Да не таись, садись на сруб. Пущай она еще пожирует, а я через полчаса прибегу.

С этими словами Кеша бойко зашагал к пчельнику.

…Лежавшему под разлапистой пихтой Лобастому хорошо было видно и сидевшего на срубе мальчонку и быстро удалявшегося охотника. Когда человек с палкой скрылся, Лобастый встал и уверенно пошел по лугу.

Обалдевшая коза замерла и тупо воззрилась на приближавшегося к ней зверя. Потом она с диким блеянием бросилась в сторону и, давясь в ошейнике, распластав упертые в землю ноги, в смертельном страхе забилась на месте.