Андрей Измайлов - Белый ферзь

• Название: Белый ферзь
• Автор: Андрей Измайлов
• Издательство: Азбука — Терра
• Жанр: Детектив
• Год: 1997
• ISBN: 5-7684-0411-2

Мы живем в такое время и в такой стране, где с человеком может случиться абсолютно все. Идешь по улице — и тебя цепляет шальная пуля, залетевшая с разборки тут же неподалеку. Живешь по соседству с бизнесменом, ему подкладывают бомбу — и ты вываливаешься вместе со стенкой.

Роман «Белый ферзь» — очень конкретная и правдивая книга, отражающая нашу жизнь, где триллер — норма жизни.

---

— Поведешь? — предложил Ильяс Колчину, притворно морщась, приступая на больную ногу. Сделикатничал.

Дело в том, что Колчин предпочитал вести машину сам. И вообще всегда всё предпочитал сам. Не ведомый, но ведущий.

— Поведу. Может, тогда я тебя лучше к твоим доставлю? Как нога-то?

— Нога… — философски пожал плечами Ильяс. — Сносно. Нет, я сам могу. Просто пока…

Они друг друга поняли, Колчин передал пенал-коробку Ильясу и сел за руль. А Сатдретдинов, помешкав, устроился рядом, на переднем сиденье.

Колчин усмехнулся — была у Ильяса подвижка примоститься на правом заднем сиденье. Рефлекс.

Правило: потенциальной жертве полагается сидеть не за рулем, а на правом заднем сиденье. И по городу, кстати, надо двигаться в крайнем левом ряду… «Знай и умей — дольше проживешь».

Одно дело публично заявлять: «Мое имя и репутация — достаточные гарантии тому, что даже возможность подобных попыток исключена». (Он не говорит ВСЕГО того, что думает.) Другое дело — исходить из реалий и быть начеку. Воины, достигшие высот в своем искусстве, потому и достигли высот, что готовы к любым неожиданностям.

Колчин — достиг.

Ильяс — тоже достиг. Потому подвижка Ильяса была чисто рефлекторной.

И Колчин оценил рефлекс по достоинству: молодец, то самое чувство боевой ситуации не утеряно, пусть и не Афган вокруг.

Казалось бы, да ну вас совсем с вашими героическими рефлексиями: чуть кто пукнет поодаль — прыгать в сторону и перекатом уходить за безопасный угол! Недолго и до неврастении! Но есть большая разница между пуганой вороной и полностью мобилизованным воином. Цитата: «Безопасности, как и беременности, не бывает немножко, безопасность — штука стопроцентная». В строгом соответствии со шкалой.

Шкала безопасности (по нарастающей) такова:

1. Всё безоблачно, мне не о чем волноваться.

2. Я не вижу для себя конкретной угрозы, но теоретическая вероятность того, что она когда-нибудь возникнет, уже появилась.

3. Я сознаю, что вмешался в чьи-то интересы. Конкретной угрозы нет, но я знаю людей (силы), от которых она, угроза, может исходить.

4. За мной идет охота, конкретная угроза стала реальностью, и я знаю, от кого она исходит.

Четвертую степень Колчин почти исключал как для себя, так и для учеников. Попробовал бы кто реально угрожать, да так, чтобы ясно было — кто!

Третья степень — пожалуй… Пожалуй, да. Что-что, а при нынешнем раскладе с боевыми искусствами, когда одних федераций только в столице — дюжина и каждая считает себя, и только себя подлинной-первоисточной, а значит, и единственно достойной представлять единоборства на европейском, на мировом уровнях (читай: командировки, валюта, призовой фонд, предпочтения спонсоров)… Но вся петрушка в том, что Колчин действительно стоял у истоков, Колчин действительно — номер один в тяжелом весе (есть ли в России воин, который может похваст… то есть гордиться тем, что учителем у него — мастер, японец, десятый дан… а Хисатака-сан — это десятый дан Косики-каратэ). Колчин знает каждого-любого, причастного к искусству боя. И каждый-любой знает цену ЮК. Потому-то третья степень лишь теоретически — пожалуй, да. Практически — пожалуй, нет.

Вот вторая степень — это вполне, вполне. Чем больше успех, тем многочисленней армия завистников. Переоценивать не стоит. Недооценивать — тоже.

Увы, но первую степень по шкале безопасности может позволить себе в этой стране разве клинический идиот, безвылазно обосновавшийся в некоем заведении имени Сербского: солнышко светит, ля-ля-ля, дяди пришли, ля-ля-ля, кушать ведут, ля-ля-ля, слюни текут, ля-ля-ля, завтра будет лучше, чем вчера!

Колчин сел за руль. Ильяс сел рядом.

— Что тут? — спросил Ильяс, взвешивая пенал с шаолиньской доской на ладони.

— «Калаш» с откидным прикладом! — нахмурил суровые брови Колчин. Оно понятно — и по весу, и по размеру, и вообще, — что не «калаш». Но объяснять долго, да и зависть, даже белая, разобщает как-никак. Потом, попозже, не сейчас.

А сейчас…

ИННЫ В АЭРОПОРТУ НЕ ОКАЗАЛОСЬ

…досада Колчина переродилась в настороженность.

Первые минуты после приземления, первые минуты топтания на родной земле еще хранили зарубежно-беспечную ауру. Но по мере осознания — ты дома! — включались некие внутренние тумблеры, защитное поле, начисто отключенное в Стране восходящего солнца.

Дожили! Раньше благодаря страшилкам международников, окопавшихся за рубежом (они и репортажи свои вели брезгливо-брюзгливо, чудовищным усилием воли удерживаясь от зажимания носа перед камерой, — настолько тлетворен Зарубеж!), только и благодарили провидение за угоразд родиться именно тут, а не там.

Дожили! Колчин три года назад, впервые добившись возможности отправиться в Японию, цельную неделю ночами ходил-бродил по Токио без сопровождения, присаживаясь-засиживаясь в парке Уэно и под плеск полуметровых золотых рыбок-карасей в пруду при свете бумажных фонариков строча в блокнот свод вопросов для Хисатаки-сан, готовясь к дневным урокам в до-дзё учителя. И за всю ночную неделю — не то что эксцессов, но и намека организма на вероятность эксцессов не возникало. Вообще слово «преступность» у японцев никак и давно не ассоциируется со словом «уличная»… Да и в этот приезд если и был (был, был!) у Колчина мандраж, то лишь (сказано уже) сродни мандражу пионервожатого, ушедшего в поход с ночевкой, — великовозрастные гаврики, норовящие растеряться по чащобам, съесть чего не того…

Дожили, короче! Возвращается муж из командировки, из Страны восходящего солнца — всю беспечность моментально накрывает легкий панцирь опаски: вот я и дома… К тому же…

ИННЫ В АЭРОПОРТУ НЕ ОКАЗАЛОСЬ

…ученик, готовый подбросить до дому до хаты, рефлекторно подвигается на заднее правое сиденье. Не из-за реальной опасности, из-за эфемерной… однако…

Разумеется, Колчин отдавал себе отчет в том, что серебряную команду вряд ли встретит обожающее многоглазье поклонников (еще раз: ремейк «Мертвого сезона»), но чье-то «глазье» он определенно ощутил. Ощутил, да. Был кто-то следящий и прячущийся. Хорошо прячущийся, профессионально. Во всяком случае Колчин никак не мог поймать это «глазье» — при всей реакции, при всем чувстве боевой ситуации. Или то обычное и непроизвольно очнувшееся: вот ты и дома, ты не в парке Уэно!

Любой мог «глазить»…

и фарца, присматривающаяся: чэнч, сэр?., а, нет, эт’ наш…

и ворье, готовое гепнуть сумку, только опусти ее на пол и разожми руку…

и таксисты: поедем, нет? нет? у-у-у…

и впередсмотрящие, готовые отсигналить на трассу: едет «жирняк», готовьте подставу, внакладе не будем!..

В общем, примета времени — у каждого, даже добропорядочного, имеет место быть природная ласковость взгляда, как выразился генерал Лебедь, ниспослав телепридурку-интервьюеру ту самую природную ласковость взгляда: а не лезь в душу, умник!

Однако было еще что-то, помимо общей, с позволения сказать, хлебосольной доброжелательности россиян, случайно оказавшихся при событии, то бишь приземлении самолета компании Japan Air Lines из Страны восходящего солнца.

Солнце клонится к закату — не пора ль извлечь гранату!

Колчин пусть и ощутил, выделил взгляды из общего толкучего месива, но персонифицировать — увы. Даже совершенный «Панасоник» — о, Джапан, о! — не способен очистить звук до абсолюта, если на той же волне резвятся с десяток станций.

Ладно! Он сказал, поехали. И махнул рукой. Этакий жест предупреждения. Короче, вы в курсе, что будет, если ЮК махнет рукой, — и не в формальных комплексах, не в ката.

Колчин волей-неволей присматривал встречные машины — вдруг сверкнет желтком знакомая «мазда».

Не мелькала. Да и не в правилах Инны опаздывать. Не в тех правилах, которые они негласно установили друг для друга. Разве что случилось экстраординарное. А — не случилось. Будучи в Токио, Колчин ничего подобного не учуял — кожей, как принято выражаться. Звонить не звонил — слишком дорогое удовольствие, да и само по себе удовольствие сомнительное — телефон выхолащивает не только эмоцию, но частенько и смысл. Улетал — провожала. Когда прилетит — знает, встретит. Да и толку-то звонить в Москву на Шаболовку, когда и если доподлинно известно — Инна, если Колчин так и так в отсутствии, предпримет непременную вылазку в Санкт-Петербург.

Да уж, Питер. Обоснование более чем понятно. Инна — востоковед. Институт востоковедения в столице — разумеется, уважаемое заведение. Институт востоковедения в столице… уважать себя заставил, а мог бы выдумать чего и поубедительней. Нет, конечно, и там есть в чем покопаться — библиотека Рериха… того, который в двадцатые съехал, а в пятидесятые вернулся. И чего только с собой не привез. Но это «чего» все равно ни в какое сравнение не идет (и рядом не лежало — что не лежало, то не лежало!) с тем собранием Востока, собранным (и не разобранным толком до сих пор) в северной столице. Ибо как бы ни самоуничижались питерцы, подпуская нотку превосходства: великий город с областной судьбой… но подлинным востоковедам если и работать, то работать и работать как раз в Санкт-Петербурге.