Гелий Рябов - Приведен в исполнение...

• Название: Приведен в исполнение...
• Автор: Гелий Рябов
• Издательство: Бук-Мишель
• Жанр: Криминальный детектив
• Год: 1994
• ISBN: 5-85692-028-7

В настоящий сборник детективных повестей Г. Т. Рябова вошли остросюжетные произведения о правоохранительных органах, о чести, о подлости и долге. Герои, с которыми предстоит познакомиться читателю, не просто попадают в экстремальные ситуации, совершая подвиги или предательства, — они всегда и безусловно идут по острию, их жизнь — вечная и неизбывная проблема выбора.

---

— Лучшая часть народа — вы?

— Я! Трижды я! Я окончил Кембридж! Я говорю на шести новых и трех древних языках! Я говорю на иврите, ни один еврей ни в Петербурге, ни в Житомире на нем не говорит, понимаете вы это, олух царя небесного? А вы даже саблей владеете — как мясник! Э-э, да что метать перед вами бисер… Вот-ще!

Мимо продефилировала дама с подносом, на котором дымился кофейник. Она остановилась и поджала губы:

— Анастасий Гурьевич, не тратьте нервов. Этот человек ниже вас, — и величественно вплыла в одну из комнат.

— Ладно, — сказал Шавров. — Скажу вам так: вы не понимаете и не принимаете действительность справа…

— А вы — слева. Ха-ха-ха…

— Да, я сейчас понял это. И мне стало стыдно. В отличие от вас. Так что если мне придется убить вас — я сделаю это спокойно. — Он вошел в комнату.

Она была прямоугольная, длинная, как вагон. В двух высоких и узких окнах ржаво краснели крыши соседних домов.

— Наверное, здесь жила прислуга? — спросил Шавров.

— Не нравится? — усмехнулась Таня. — Здесь сушили белье.

— Скажи… Так живут все, кто делал революцию и — дрался на фронте?

— У нас нет уравниловки.

— А хоромы вы даете по уму или по должности?

— Мы стремимся к совпадению того и другого.

— И часто совпадает?

— В будущем будет совпадать чаще. Мне кажется, ты не понимаешь ситуации…

— Я усвоил арифметику революции: человечество станет свободным только через диктатуру пролетариата. Диктатура же есть безжалостное и бескомпромиссное подавление всего того, что мешает новой жизни. А то, что я увидел за эти дни, свидетельствует о другом: идет переоценка ценностей.

— Идет политический и экономический компромисс, без которого власть не удержать. Не подавлять надо, а выискивать потенциальных помощников, постарайся понять… И не сверкай глазами. Эти люди знают и умеют больше нас. И мы должны не третировать их, а учиться у них.

— Именно поэтому ты и сказала, что у Анастасия нет будущего, — усмехнулся Шавров.

— Сказала в бабском раздражении и сожалею об этом.

— А я сказал, что при необходимости убью его, и не сожалею. Нужно больше расстреливать, иначе мы погубим революцию.

— Мы расстреливаем… На моем столе ежедневно появляются комендантские акты… Но одними расстрелами не достичь ничего. Анастасий — жалкий фрондер. А настоящие враги не дремлют, можешь не сомневаться. Только за этот год зарегистрировано 337 новых издательств. Все они в явной и завуалированной форме пичкают своих читателей контрреволюцией. Питирим Сорокин, Изгоев — их много! А ты сцепился с фанфароном и дураком, не умно это, уж извини.

— Извиняю. Ты ждала меня?

— А ты?

Оба замолчали. Шавров почувствовал, что между ним и Таней возникла незримая стена отчуждения, и растерялся. Он не был готов к такому. Слишком много и слишком часто думал он об этой встрече, о том, как она произойдет и какие слова будут сказаны — как часто произносил он эти слова вслух, и вдруг… Чужие глаза, чужое лицо, холодный, напряженный, нет — раздраженный голос… Неужели все, как в той дурацкой вагонной песенке?

— Рубал юнкеров я за правое дело, а в отдых короткий, лишь кончится бой, с тоской вспоминал твое белое тело, изгибы фигуры твоей… — горько произнес Шавров. — Это я в поезде слышал. Калеки пели. Два красноармейца…

— Вообще-то — «твоей», — поправила Таня. — Пошлая песенка.

— Правдивая, — вздохнул Шавров. — Понимаешь, Таня, бывает и так, что правда не в грамматике, а в рифме. Вот я и задаю тебе честный человеческий вопрос: у нас с тобой будет рифма?

Он произнес эти слова, и стало нестерпимо стыдно.

— Я к тому, — продолжал он деревянным голосом, — что мы не виделись два года и триста два дня, и за этот длительный период времени, так сказать, у меня лично не было ни одной женщины…

— Браво, — она зааплодировала. — Ты воздерживался на принципиальной основе…

— Да.

— Бедный мой… Сколько нерастраченных желаний, сил… Сражался, любил, терпел. Ты имеешь право на воздаяние. Начнем прямо сейчас?

— Таня…

— Что «Таня»? Ты зачем сюда явился? Долг получить? Так ведь я тебе ничего не должна, не кажется ли тебе?

— Я люблю тебя… — он безнадежно махнул рукой и пошл к дверям.

— Ах, «люблю»… — протянула она и сразу же сникла, потому что поняла: злости больше нет. — Люблю… — повторила она уже совсем по-другому — задумчиво и печально. — Сережа… Тысяча дней прошла как тысяча лет… Мы стали совсем другими, неужели не чувствуешь? А ты хочешь начать сначала, как будто это лента в синематографе оборвалась и ее склеили за одну минуту…

— Ответь прямо: не любишь больше? У тебя другой?

В дверь постучали, просунулась голова Анастасия, он обвел комнату изучающим взглядом, надолго задержав его на смятой кровати. Понимающе осклабившись, Анастасий проворковал:

— Тысяча извинений, если невольно прервал поток наслаждения. Мадам, вам телефонируют. Голос — вне конкуренции. Мазини. — И Анастасий исчез.

Шавров надел буденовку.

— У меня мальчик пропал, так что не знаю, когда увидимся… — Он вышел в коридор.

— Какой мальчик, подожди, я сейчас, — она сняла микрофон с крючка.

Шавров не ответил и аккуратно прикрыл за собой входную дверь.

Он спустился по лестнице и вышел из подъезда. Вечерело, над низкими домами стояло красное зарево — наверное, за Пресненской заставой еще работал какой-то завод; шли рабочие в грязных спецовках, один задержался возле Шаврова, спросил, белозубо улыбаясь:

— С Врангелевского?

Шавров молча кивнул, разговаривать не хотелось, голова была пустая и тяжелая, и только одна мысль болезненно сверлила мозг: Таня потеряна. Безвозвратно. Навсегда.

— Какой номер у ордена-то? — продолжал спрашивать рабочий.

— Девяносто восьмой… — машинально ответил Шавров. — Зачем вам?

— Пойдем ко мне, — почтительно предложил рабочий. — Приятели соберутся, расскажешь… И вообще… — он дружелюбно улыбнулся. — Я человека с таким орденом первый раз в жизни вижу. Пойдем. И выпить найдется. Не сторонись народа, парень. Ты ведь — куда ни кинь — народный герой! А как же?

Из-за поворота вылетел черный автомобиль, резко затормозил, и сразу же из подъезда вышла Таня. На ней была непривычная для Шаврова черная куртка хромовой кожи и длинная серая юбка. Таня в этой одежде выглядела сурово, неприступно, и Шавров с отчаянием подумал, что к такой Тане ему уже никогда не найти ни дороги, ни даже тропинки.

— Подожди, друг… — Шавров подошел к автомобилю в тот момент, когда Таня усаживалась на заднее сиденье. Рядом с шофером сидел Климов.

— Познакомьтесь, — сказала Таня, и Климов, щелкнув дверцей, выбрался на тротуар. Сощурившись, он смотрел Шаврову прямо в глаза, словно хотел проникнуть в самое его нутро и оценить — чего стоит этот боевого вида командир с новеньким орденом на огромной шелковой розетке. Протянул руку, сжал:

— Климов. На работу устроился?

— Нет…

— Не тяни, не время бездельничать. — Помолчал и добавил с улыбкой: — Понравился. Таким и представлял. До встречи. — Он повернулся к Тане: — Завидую вам, братцы… Красивая вы пара!

— Только рифмы нет, — усмехнулся Шавров и, опережая недоуменный вопрос, добавил: — Она объяснит, прощайте и не взыщите за последний вопрос: куда это вы ее везете?

— Внеочередное заседание трибунала, — спокойно ответил Климов. — Будем судить взяточников из Сокольнического исполкома. Суд формальный, все яснее ясного, все четверо получат «вышку». Поехали.

— Крепко… — протянул рабочий, провожая автомобиль хмурым взглядом. — А и правильно! А то при царе взятки брали, при нашей власти берут — получается, что и разницы никакой? А и в самом деле, ты объясни — ну какая разница между царским чиновником-взяточником и совслужем, который польстился на мзду? Да никакой!

— Принципиальная… — хмуро отозвался Шавров. — Царский чиновник греб под себя и красивых слов не произносил. Была у него программа — разбогатеть любой ценой, — он и богател при полном одобрении власти. А совслуж произносит пламенные слова, а произнося, — ворует. И, значит, развращает всех вокруг себя, похабит советскую власть, гнусностью доказывает, что власть наша только на слова и обещания горазда, а по внутренней сути — такая же, как и бывшая. Все понял?

— Понял, спасибо. А теперь пойдем, и ты все это моим друзьям расскажешь. Хорошее дело сделаем. Ты не думай, у людей глаза на месте, все видят и огорчаются ужасно! А разобраться не каждый может.

— В другой раз, — улыбнулся Шавров. — Да ты теперь и сам не хуже меня разъяснишь. — Он пожал протянутую руку и ушел.

Вечер опускался над притихшей Москвой, над кривыми улочками и многоэтажными доходными домами. Многомиллионный город, в котором так легко потеряться, заблудиться, исчезнуть без следа. Где искать мальчика? И как?