Гелий Рябов - Пришедший из тьмы

• Название: Пришедший из тьмы
• Автор: Гелий Рябов
• Издательство: Бук-Мишель
• Жанр: Криминальный детектив
• Год: 1994
• ISBN: 5-85692-028-7

В настоящий сборник детективных повестей Г. Т. Рябова вошли остросюжетные произведения о правоохранительных органах, о чести, о подлости и долге. Герои, с которыми предстоит познакомиться читателю, не просто попадают в экстремальные ситуации, совершая подвиги или предательства, — они всегда и безусловно идут по острию, их жизнь — вечная и неизбывная проблема выбора.

---

Они и появились. Ехали довольно быстро — за «70». До временного ограждения, выставленного на месте падения предыдущей «Волги», им оставалось метров пятьдесят.

И Сергей полетел навстречу. Даже самому опытному водителю рассчитать мгновение атаки очень сложно: нужно учесть и встречные машины, и попутные, и собственную скорость продумать — ему ничего этого не требовалось. Его вела… Любовь? Ненависть? Непосвященный сказал бы: конечно, злоба его вела. И переполняла. Но ведь неправда это…

В те тяжкие мгновения, когда выполнял он свой Долг, он даже не задумывался о тех, кто должен был опуститься на дно Леты. Зачем? Все они сами выбрали свой путь, и не просто добровольно, нет, но — страстно и убежденно, во имя «высших» — с их точки зрения — «идеалов». Но разве может быть «точка зрения» на идеал? Он ведь один-единственный, откуда ни посмотри…

Он никогда не «сожалел» их. Но тех, кто падал под ударами их карающего меча Сатаны, — тех он любил. Те были его братья и сестры, как от века заповедал Высший судия, не велевший гневаться напрасно…

…Он смотрел, смотрел: «Волга» прикоснулась к сетке временного заграждения. Подвинула его. Промяла. Их глаза — он хорошо видел — становились все больше и больше, они вылезали из орбит. И рты он видел. Из них вырывался — нет, не вопль, дикий крик летел из их распяленных глоток словно зримый свинцовый вихрь. Они не хотели умирать, но это уже было записано в книге их судеб…

И снова столб воды поднялся над водой и лопнул воздушный пузырь.

Что-то мешало ехать к Тане. «Ах, да… — с чем-то очень похожим на тоску подумал он. — Зоя. Жена… Моя — как бы — жена…».

Она была в возрасте Тани, только состарившаяся и издерганная. Голос был высокий, раздражающий, своего отношения она не скрывала:

— Жрать будешь? Как бы «кушать»…

Он аккуратно закрыл двери и включил телевизор. В вечерних городских новостях престарелая ведущая с высокой прической прошлых лет живописала гибель очередной «Волги» в водах городской реки. «Предполагается, что эти два события никак не связаны между собой, — уверенно улыбалась она в объектив телекамеры. — Моя милиция — меня бережет, не так ли?» — Улыбка стала еще шире, а прическа — еще выше.

— Звонила Ленка, сказала, что у вас там считают, что имел место теракт. — Ленка была подружка из У КГБ. Она всегда делилась новостями, несмотря на запрет и вопреки чекистской традиции.

— Я в милиции работаю. — Он никогда (то есть — «он» действительно никогда) не обсуждал с нею служебные проблемы. — Ты, кажется, пригласила меня поужинать?

— Господи… — всплеснула она руками. — Мама! Вы только посмотрите на него! Какая поставленная речь! Какая ирония! Над кем смеешься, дурак! Кто тебе стакан воды подаст в старости? Кто закроет глаза?

— До старости далеко. Тебе. Что касается меня — я уже перешагнул ее порог. Да.

— Я больше не мо-о-о-гууу… — Зоя схватилась за голову и стала стучать ею об стол. То, что при этом она держала ее руками, придавало ее движениям какой-то молодецкий, молотобойный характер. Как в кузнице.

Вошла пожилая женщина, маленькая, худенькая, с седыми волосами-сосульками, горестно уставилась на супругов.

— Зоинька, — произнесла она бессильно-безнадежно. — Ну зачем ты его мучаешь и сама мучаешься… Разойдитесь вы, Христа-ради…

— Не нужна я тебе… — Она сидела с мертвым лицом. — Не нужна…

Сергей подошел, погладил осторожно по плечу, она всмотрелась, щуря и без того совсем маленькие бесцветные глазки, и взвыла отчаянно, без удержу и разума.

— Уведите ее, — попросил Сергей. — Устал я…

То была не усталость, устать он не мог. Но она мешала ему. Он смотрел в сгорбленную спину тещи, которая уводила жену, словно раненого солдата с поля боя, и ему становилось не себе. Или что-то очень похожее по ощущению одолевало его. «Почему, — вдруг подумал он, — она не нравится мне? В чем дело? Несчастная женщина, нелюбимая, брошенная, без участия и ласки кукующая свой недолгий век. Да он… То есть — я просто гад!»

— Да он еще смеется! — Зоя вырвалась из рук матери и бросилась на него с кулаками. Он сделал шаг в сторону, пропустил ее в кухню и закрыл двери.

— Поговорим, Сергей. — Теща села за стол и закурила. — Ты не любишь ее.

— Я не могу любить.

— Хорошо. Сегодня сюда звонила… — теща взяла листок, вгляделась дальнозорко, — Евгения Сергеевна. Кто это?

— Не то, что вы могли подумать. На самом деле этой женщины нет.

Она взглянула на него с насмешливым недоумением:

— Хорошо. Пусть «нет». Ты-то сам, ты — есть?

— Есть другой человек. Я прочту вам стихи: «Но кто мы и откуда? Когда от всех тех лет остались пересуды, а нас на свете — нет…».

— Ты и вправду ненормальный. Раньше я не замечала за тобой.

— Мое «раньше» вам неведомо.

Тьма поглотила его, он перестал слышать свой голос, перед ним был стол и фотография в сепию, — старая визитка с золотым обрезом: смеющаяся девушка лет 17-ти в длинном узком платье и с зонтиком-тростью в руке. Рядом — молодой человек в офицерской форме: погоны, фуражка, шашку он прижимал левой рукой к бедру…

Он взял фотографию и бросил. Так падает осенний лист — медленно, плавно, с достоинством смерти. Ее лицо, и вдруг — его, и вот — ничего…

…и он взлетел над перилами и устремился вниз, в бесконечный черный провал лестничного пролета, и полет этот был долгим-долгим…

И увидел себя сверху. Мертвое лицо, из уголка рта — тоненькая струйка крови.

Он поехал к Евгении Сергеевне. Тихая улочка в старом центре города, ленивые прохожие, булочная, маленькая аптека. Проехал мимо заветных дверей, огляделся — никого, слава Богу, сюда они еще не добрались. Нужно было поставить машину и идти, но им овладело… не беспокойство, нет, он это называл по другому: определенность. Ока заключалась в том, что они все же были рядом. Где? Внешних признаков не было, но «определенность» свидетельствовала…

Прямо напротив дома Евгении Сергеевны реставрировали особняк XVIII века — с антаблементом, колоннадой и окнами с венецианским разбегающимся верхом. Здесь давно уже никаких работ не велось — начали и, как водится, бросили. В ризолите по центру темнело окно, видимо, там был чердак.

«Все же добрались… — равнодушно подумал. — Ладно…». Оставил машину за углом и к особняку подошел с противоположной стороны. Дверь — по центру, «парадная» была закрыта наглухо, но это только казалось. Нажал плечом, что-то щелкнуло, дверь поползла, он вошел. Лестница с остатками былой красоты — точеные балясины из мрамора, все разбитые и разломанные, мраморные же перила, от которых осталось одно предположение, грустное зрелище…

С площадки последнего марша разбегались в три стороны анфилады — разоренный мир, стертый со списка бытия безжалостной пролетарской рукой. Впрочем, он догадывался, что пресловутых «пролетариев» в продолжающемся погромном деле было не так уж и много. Человек, умеющий работать руками, практически никогда не позволяет себе ломать и уничтожать, сделанное другими. Иное дело — руководители этих самых пролетариев. Вот уж они воистину никогда и ничего не умели — разве что деньги считать. Эти любили ломать и крушить, и понятие «потока» и «разграбления» было для них сущностным…

Люк на чердак зиял чернотой; Сергей поискал глазами — лестницы не было, ее, наверное, прятали от хулиганистых подростков. Что ж, придется «распрыгиваться» — он стал подпрыгивать: раз, другой, третий… С каждым прыжком тело взлетало все выше и выше и выше — даже мотивчик возник как бы сам собой, наконец он влетел в люк, да так высоко, что задержаться руками уже не составляло никакого труда.

Закрыл люк и осмотрелся. Прямо перед ним светлело окно ризолита, неподалеку был установлен на треноге электронно-оптический прибор, на кронштейне висели наушники. Подошел, нажал кнопку, загорелся красноватый огонек; приник к окуляру и надел наушники. Там, в квартире Евгении Сергеевны о чем-то жарко спорили. Вернее, это Таня нервничала и вспыхивала, Евгения же Сергеевна — та, напротив, оставалась холодной и невозмутимой.

— Вы должны, должны мне сказать! — горячилась Таня. — Я знаю, я чувствую: у Сергея есть какая-то тайна! Он так изменился с тех пор, как мы расстались! Я едва узнаю его! И лицо… Он похож, понимаете — похож! Я видела это лицо, я только не могу вспомнить, но это страшное воспоминание… Объясните, прошу вас!

— Милая девочка, — спокойно лилось в ответ. — Для меня давно… очень давно закончились страсти, нервы, предположения… Мир ведь на самом деле — открытая книга. Настанет чае — и вы все поймете.

— Когда умру… — съязвила Таня, но Евгения Сергеевна осталась невозмутимой, ни один мускул не дрогнул: — Может быть, — произнесла она так, что Тане послышалось: не сомневайся, милая…