Пирс Брендон - Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997

• Название: Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997
• Автор: Пирс Брендон
• Издательство: АСТ, АСТ Москва
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-065002-6 (АСТ), 978-5-403-03364-0 (АСТ Москва)

Книга Пирса Брендона и по названию, и по содержанию перекликается с эпохальным трудом Эдуарда Гиббона «История упадка и разрушения Римской империи». И это не случайно: британцы, стремясь к завоеванию мира, всегда оглядывались на Древний Рим. Они нашли ключ к обретению истинного могущества на руинах Рима. Но там же следует искать и причины падения Британской империи.

Об этом и многом другом автор размышляет на страницах данной книги и рисует многоплановую картину упадка и разрушения Британской империи между 1781 и 1997 годом.

---

Африканцев не пригласили, но они представили новому министру по делам колоний, герцогу Девонширскому, удобный способ нейтрализации двух соперничающих фракций. Он объявил: Кения в первую очередь является африканской территорией, «интересы африканских местных жителей должны учитываться в первую очередь»[2097].

Это разозлило индусов, хотя герцог Девонширский положил конец сегрегации в городах и поселках и увеличил их представительство в Законодательном совете. Но они едва ли могли возражать против его высокопарного заявления, повторявшего принцип имперской опеки. Деламер понял, что это относится и к тем, кто поддерживал его самого. Они ведь выступали в качестве поборников африканских интересов против вторжения индусов, и в любом случае получили большую часть того, что хотели. Однако декларация герцога Девонширского не позволила поселенцам Кении организовать самоуправляющуюся колонию в рамках Содружества, как сделали поселенцы Родезии в 1923 г., основываясь на правлении белого меньшинства. В конечном счете, это и оказалось фатальным для их целей.

Поэтому в период между войнами они боролись за изменение точки зрения Лондона и установление контроля в Найроби. Министерство по делам колоний ответило, сформулировав серию хитрых, изворотливых и меняющихся положений политики относительно будущего Кении. Оно рассматривало вопрос формирования Восточноафриканской Федерации, состоящей из Кении, Уганды и Танганьики. Министерство обдумывало идею раздела Кении на черный и белый регионы и склонялось к принятию того факта, что африканцы в конце концов будут представлены в Законодательном совете. Это ведомство сопротивлялось более экстремальным требованиям поселенцев, о которых Гарольд Макмиллан, зять герцога Девонширского, говорил, как о «буйных расистах и потенциальных предателях»[2098].

И в самом деле, белые в Кении создавали столько проблем, что Министерство по делам колоний уже подумывало, не выкупить ли их земли и имущество, и не вернуть ли их домой. Это оказалось бы более дешевым вариантом, как говорил Макмиллан, чем гражданская война.

Однако грубая непреклонность поселенцев оказалась более эффективной в Кении, где они держали в страхе почти всех губернаторов и наложили свою печать на колонию. В конечном счете, это принесло больше зла, чем добра. Благодаря необузданному поведению поселенцев, Белое нагорье заработало в мире репутацию упадничества. Рассказывались мрачные и сенсационные истории о сообществе, которое начинало пить на закате и пило до рассвета, использовало кокаин в качестве нюхательного табака, и так часто менялось женами, что никто не помнил последних фамилий дам. Говорили, что река Ванджохи кишит крокодилами.

Предполагалось, что клуб «Мутайга», низкое здание из розового камня, украшенное изображениями сцен охоты, выполненных сэром Альфредом Маннингсом, — это обитель порока, нечто вроде африканского «Мулен-Руж».

До короля Георг V доходили зловещие слухи о вечеринках, на которых гостям предлагали надевать «тиары или пижамы, что вам больше нравится»[2099]. Он говорил, что этим людям следует знать, как себя вести, и дал указания покончить с позором сэру Эдварду Григгсу, губернатору в период между 1925 и 1930 гг.

Несомненно, сообщения преувеличивали реально происходившее. Кения рекламировалась, как игровая площадка для богатых мужчин, рай для спортсменов, «офицерская столовая» в противоположность «сержантской столовой» — Родезии. Но многих белых ни в коем случае нельзя было назвать богатыми, не то что аристократами. Некоторые едва сводили концы с концами. После демонстрации пренебрежительного отношения полковником Монтгомери Арнольд Пайс подумал: «Я боюсь, что моя благословенная дочь встретится с диким человеком из леса, который может прийти на ужин в местной одежде»[2100].

Казалось, что некоторые солдаты-поселенцы, появившиеся после войны, обречены на провал предприятия. Один планировал «организовать молочную ферму и поселить там пятьдесят быков и пятьдесят коров, которые предположительно разобьются на пары, как куропатки»[2101]. В 1929 г. Марджори Перхам была шокирована, обнаружив, что Найроби полон безденежных и нуждающихся молодых белых мужчин с револьверами за поясом, в шортах или брюках гольф из рубчатого вельвета, «зеленых, оранжевых, голубых и пурпурных рубашках и ковбойских шляпах»[2102].

Однако есть много доказательств, демонстрирующих, что истории о распутстве и расточительности поселенцев далеки от необоснованности. Лорд Деламер давал ужин, на котором 250 человек употребили шестьсот бутылок шампанского. Леди Норти, супруга губернатора, танцевала на столах в клубе «Мутайга». Фрэнк Греволд-Уильямс предлагал наркотики принцу Уэльскому, а в дальнейшем его брат принц Георг получил кокаин от Кики Престон, которая «ловко управлялась с иглой»[2103]. Каждый раз, когда Берилл Маркхем (под этим именем она стала известна) заводила нового любовника, одним из которых оказался еще один брат будущего короля, принц Генри, ее первый муж забивал еще один шестидюймовый гвоздь в столб у их входной двери. Вскоре там оказался весьма длинный ряд гвоздей.

Миссионеры католической церкви, судя по всему, поддались всеобщему разложению. Мейнерцхаген сомневался, что некоторые из белых отцов были белыми, но они явно были отцами.

Мать Элспет Хаксли выучила суахили по учебнику, выпущенному Обществом по распространению Евангелия. В нем содержались такие фразы: «Ленивые рабы чешутся»; «шесть пьяных европейцев убили повара»[2104].

Некоторые винили экваториальное солнце, которое действовало на нервы поселенцев, вызывая расстройства в головах. Ллевелин Повис говорил, что все сердца превратились в камень из-за горящей «головы африканской Горгоны»[2105].

Другие считали, что высота способствует прелюбодеянию. Еще некоторые верили, что скандалы у белых способствуют недовольству и неприязни черных.

Но европейцы должны были вызвать антагонизм у африканцев использованием кулака, сапога и кнута. В период между войнами нападения и даже убийства были совсем не редкостью[2106]. Поселенцы часто считали: «Если белый убьет черного, значит, достигнута достойная похвалы цель»[2107].

Их поведение в Законодательном совете тоже было агрессивным. Здесь европейцев часто подстрекал на дальнейшие крайности лорд Деламер. Они яростно осуждали врагов белого сообщества. Марджори Перхам, которая стала свидетельницей одного всплеска эмоций, решила, что Кения — патологический случай.

Это происходило отчасти потому, что европейское население было таким малочисленным— 21 000 человек к 1939 г., или 1 к 175 африканцам. В Южной Родезии было 63 000 белых жителей (в пропорции один к двадцати пяти). Кенийские европейцы постоянно жили в неуверенности, они оборонялись. Их мир представлял собой мыльный пузырь, а разреженный воздух, которым они дышали внутри, окрасился паранойей. Например, в 1920-е гг. местная пресса провела истерическую кампанию о сексуальной «черной угрозе» белым женщинам. Однако журналисты едва ли могли привести в качестве примера хотя бы один случай изнасилования, хотя белые дамы часто были склонны рассматривать своих чернокожих слуг, как «кусок дерева, и звать их в свою неубранную спальню, когда сама дама оставалась практически нагой»[2108].

В следующее десятилетие белое сообщество получило невроз еще и от еврейской угрозы — наблюдался приток беженцев от преследований в Европе. Ранее отправлять их туда предложил, по иронии судьбы, Джозеф Чемберлен. Лорд Эрролл так не любил «грязного иностранца», что выступал за британский фашизм для Кении, находя для него благоприятный климат. Сэр Эдвард Григ настолько восхищался Муссолини, что публично появлялся в черной форме, сделанной по собственному образцу.

Фашизм Эрролла включал «сверхпреданность короне и изолированной империи»[2109]. В конце концов, Комитет по переселению согласился пустить нескольких «евреев нордического типа»[2110]. Но белые кенийцы смеялись над лордом Пасфилдом, министром по делам колоний, который поддерживал Центральную ассоциацию кикуйю (переименованное движение Туку), называя его лордом Пассовером (немного изменив фамилию и намекая на еврейскую пасху).

Новый лидер Ассоциации, Джомо Кениата, который учился в Советском Союзе, сравнивал отношение к африканцам со стороны британских колониальных фашистов с отношением нацистов к евреям.

Это было обвинение умам, собранным в Министерстве по делам колоний, где старая уверенность в британской мощи и богатстве все больше снижалась в 1930-е гг. На протяжении лет некоторые самые проницательные британские чиновники предупреждали о подъеме национализма в Африке. Иногда они искали аналоги в истории Римской империи, которая тоже ставила целью контролировать и цивилизовать множество конкурирующих племен. Например, Чарльз Хоббли писал: римляне сильно повлияли на своих британских подданных за четыреста лет. Хотя Британия оккупировала Кению только десятую часть этого времени, африканец явно «способен сыграть большую роль в своем собственном правлении»[2111].