Пирс Брендон - Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997

• Название: Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997
• Автор: Пирс Брендон
• Издательство: АСТ, АСТ Москва
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-065002-6 (АСТ), 978-5-403-03364-0 (АСТ Москва)

Книга Пирса Брендона и по названию, и по содержанию перекликается с эпохальным трудом Эдуарда Гиббона «История упадка и разрушения Римской империи». И это не случайно: британцы, стремясь к завоеванию мира, всегда оглядывались на Древний Рим. Они нашли ключ к обретению истинного могущества на руинах Рима. Но там же следует искать и причины падения Британской империи.

Об этом и многом другом автор размышляет на страницах данной книги и рисует многоплановую картину упадка и разрушения Британской империи между 1781 и 1997 годом.

---

За европейским фасадом в самом Хартуме суданцы жили в пыльных рядах домов-коробок, лишенных таких коммунальных удобств, как водопровод. Они значительно уступали самым скромным жилищам чиновников Суданской политической службы, которые в дальнейшем прозвали «бельзены» (по названию концлагеря). Про переправу через реку говорили, что это путешествие назад во времени.

Архитектурный раздел означал социальную пропасть. Кроме случаев решения деловых вопросов, правители редко встречались с теми, кем правили, и считали их не людьми, а скорее, слишком яркими, безвкусными и неприятными на вид компонентами чужеродного пейзажа. Молодой чиновник Гарольд Макмайкл находил женщин Хартума «самыми отвратительными образцами уродства и мерзости, которые я когда-либо видел: они держатся очень прямо, потому что все время носят на головах кувшины или кирпичи, но их лица напоминают горгулий, и они отвратительно пахнут какими-то притираниями»[2124].

Иногда чиновники Суданской политической службы подшучивали над суданцами, один остряк высмеивал их (разумную) привычку ездить на заду ослов:

Трудно ехать на осляти,
Коли зад все время сзади.
Я ответа не нашел:
Где же зад и где осел…

[И «осел», и «зад» по-английски «ass», посему понятны затруднения автора. — Прим. ред.]

Поэтому в лучшем случае расовые взаимоотношения были «дружескими, но не очень близкими»[2125]. Британцы, как и всегда, держались сами по себе. Дуглас Ньюболд, губернатор Кордофана большую часть 1930-х гг., саркастически заметил: британцы, как казалось, думали, что их имперская миссия включала сбор стадами, будто жирные коровы, на лужайках или верандах друг у друга, распитие убийственных коктейлей и разговоры о полной ерунде с незнакомыми людьми[2126].

Участники Суданской политической службы в целом были такими же чопорными, церемонными и традиционными, как их вечерние наряды. Правда, они могли и расслабиться, иногда напиваясь все сильнее и сильнее за ужином, пока вечер не заканчивался пьяной дракой[2127]. Эти люди с презрением относились к классу суданских эфенди, как к полуобразованным и очень сильно загорелым, чуть ли не высушенным на солнце людям, которые подражали им в ношении брюк и ботинок, но оставались странными и необычными в еде и питье. Эти экзотические пролетарии определенно были слишком самоуверенными и вероятно вели подрывную деятельность, их постоянно следовало держать в повиновении, а иногда просто бить.

Крошечная арабская интеллигенция негодовала из-за того, что приходится жить в состоянии подчиненности, а некоторые просвещенные белые предсказывали, что нежелание британцев иметь дело с местными жителями разрушит их правление. Предзнаменованием этой судьбы стала националистическая Лига белого флага, сформированная в 1923 г. Она проводила демонстрации и агитировала за свободу. Это движение распространилось и на военных, черпало силу из номинально независимого Египта. Когда преемник Уингейта на посту генерал-губернатора Судана, сэр Ли Стак, был убит во время посещения Каира в 1924 г., британцы воспользовались возможностью, чтобы отправить домой египетскую армию вместе со многими египетскими гражданскими служащими, учителями и другими египтянами.

Поддерживая фиктивный «англо-египетский кондоминиум», они превратили Судан фактически в подмандатную территорию. Это привело к восстанию среди суданских войск, которое быстро подавили. Новый генерал-губернатор сэр Джон Маффи пытался изолировать страну от опасных современных влияний. Он нацелился стерилизовать любые политические бактерии, которые плывут вверх по Нилу в Хартум, сделав Судан «безопасным для автократии»[2128].

Британцы стремились не дать преимущественно арабскому мусульманскому северу заразить желанием свободы по большей части африканский языческий юг. Обширный бассейн Верхнего Нила был провинцией так называемых «баронов болот» — белых чиновников, которые стремились стать местными патриархами, даже самыми главными вождями. Часто они являлись своеобразными и уникальными типами. Один ходил в походы с носовым платком, свисавшим из уголка рта. Другой уходил прочь, если видел белого мужчину, и сбегал при виде белой женщины. Еще один одевал команду своего частного судна, ходившего по Нилу, в форменные свитера с девизом «Ana muzlum» («Меня угнетают»). Следующий держал две папки для сообщений из Хартума, одна была помечена «Вполне разумное», вторая — «Галиматья»[2129].

Еще одна группа была очарована «самыми привлекательными, дружелюбными черными обнаженными язычниками, о которых можно только мечтать», хотя один из них, «Тигр» Уилд, говорил: обнародовать такие связи означало подвести своих[2130]. Как правило, «бароны болот» был крепкими и привыкшими к трудностям бывшими солдатами. Иногда их доставляли в столицу для получения инструкций от старших важничающих чиновников Суданской политической службы, как писал один остроумный наблюдатель, в «более высокой культуре, усовершенствованной чистоте и полутрезвости»[2131].

Но «бароны» сталкивались с почти непреодолимыми трудностями в первобытном Судане. Там был мир, который сэр Гарольд Макмайкл, гражданский секретарь (то есть главный чиновник) Хартума, считал «полуобезьяньей дикостью». Это было «болото, в которое втянуты или сброшены все самые низшие расовые элементы, выжившие к северу от экватора, а также огромное количество столь же гниющей растительности»[2132].

Однако это был дом множества народов — шиллуков, нуэров, ануаков, бари, динка и занде. Они не знали плуга, колеса и пера, часто страдали от голода, насилия и болезней. Большинство ходили голыми. Ритуально покрытые шрамами нуэры мазали тела пеплом и «создавали впечатление живых скелетов»[2133]. Они считали одежду ливреей крепостничества. Многие занимались колдовством, поклонялись фетишам и обладали тем, что христиане называли «менталитетом заклинаний»[2134]. Некоторые практиковали каннибализм. Племена жили раздробленными группами, часто не имели старост. Они говорили на восьмистах наречиях.

Их было трудно контролировать. На протяжении тридцати лет «бароны болот» концентрировались скорее на подавлении, а не на управлении. Британские карательные экспедиции в Судане были даже более жестокими, чем в Кении, временами доходя почти до геноцида. Наверняка, как признавал один районный комиссар, они дали урожай регулярных зверств в Конго[2135].

Макмайкл добавил к наземным силам самолеты, поскольку Королевские ВВС хотели протестировать «моральное воздействие»[2136] бомбардировки и обстрела с бреющего полета на идеальной для экспериментов местности. Гражданский секретарь явно был готов применять методы Тамерлана или Чингисхана[2137]. Он считал, что только те, кто говорит на арабском, восприимчивы к должному управлению. Лучшее, что можно сделать для народов-полиглотов юга — это присмотреть за ними, «заботясь, опекая и поддерживая»[2138].

В этом подходе почти не было места социальному обеспечению. Так, глава медицинской службы отказался отправить военного медика в район Фунг, пока комиссар «не сделает это место достаточно здоровым для него»[2139]. Большинство «баронов болот» считали, что они являются смотрителями «антропологического зоопарка»[2140]. Но менее консервативные чиновники отвергали идею организации «человеческого Уипснейда»[2141] — «зоологических садов, где чернокожие люди осторожно отделяются забором, чтобы они развивались своим путем»[2142]. Они пытались поднять африканцев «до более высокого стандарта жизни и культуры» на основании того, что «нации, колонизованные Римом, все еще проявляют преимущества и прогрессивность по сравнению с теми, которым так не повезло».

Колонизаторы делали отдельные попытки усилить племенные союзы и лидеров. Так, католические и протестантские миссионеры получили разрешение обучать и проповедовать язычникам, используя английский в качестве официального языка. Однако пока господствовал порядок, британцам было легко (и дешево) не обращать внимания на Верхний Нил. На самом-то деле их интерес был в стагнации юга.

Не отвергали они и отсталость севера. Конечно, правительство в Хартуме искало способы развивать страну. Чтобы выращивать хлопок между Белым и Голубым Нилом оно, например, построило дамбу у Сеннара и проводило ирригацию полуострова Гезира. Это были предприятия фараонского размаха, после чего у Судана оказался большой долг. Сельскохозяйственные эксперты следили за прогрессом, как говорится в виршах того времени авторства Джона Мейсфилда:

Потный инспектор,
Пропитанный джином насквозь
Едет сквозь хлопок
На пегой старушке-кобыле,
Думая: «Выдали все,
Ничего не забыли?
Фляги, монокли, лосьон…
Пригодится и гвоздь…»[2143]

Британцы улучшили коммуникации, прорезали страну шоссейными дорогами, железными дорогами и телеграфными проводами. Они перестроили Омдурман, создали Порт-Судан на Красном море, развивали ветеринарию и медицинские службы. Для получения клерков и технических кадров колонизаторы даже одобрили профессиональное обучение в скромных масштабах. Но, хотя они и говорили об обучении, на самом деле это были пустые слова, так как считалось, что темным людям оно вообще ни к чему. Британцы ставили знак равенства между либеральным образованием и политической подрывной деятельностью, какой-то медик даже считал это причиной африканского безумия.