Пирс Брендон - Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997

• Название: Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997
• Автор: Пирс Брендон
• Издательство: АСТ, АСТ Москва
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-065002-6 (АСТ), 978-5-403-03364-0 (АСТ Москва)

Книга Пирса Брендона и по названию, и по содержанию перекликается с эпохальным трудом Эдуарда Гиббона «История упадка и разрушения Римской империи». И это не случайно: британцы, стремясь к завоеванию мира, всегда оглядывались на Древний Рим. Они нашли ключ к обретению истинного могущества на руинах Рима. Но там же следует искать и причины падения Британской империи.

Об этом и многом другом автор размышляет на страницах данной книги и рисует многоплановую картину упадка и разрушения Британской империи между 1781 и 1997 годом.

---

Меры против мятежников были не менее жестокими и дикими. Они включали коллективные наказания, закрытие школ и клиник, учреждение зон, свободных от огня, и «укрепленных деревень», похожих на концентрационные лагеря. Скот африканцев захватывали и преднамеренно заражали антраксом. Захваченных мятежников били электрическим током, тянули сквозь кусты, привязав к «лендроверам», вешали вниз головой на деревьях и били. Один районный комиссар топтал их ногами и заявил, что «никогда в жизни он так не веселился»[3358]. Разведчики Селоуса совершали самые худшие зверства, особенно во время рейдов через границу и преследований по пятам. Иногда под видом партизан они занимались браконьерством в целях получения слоновой кости, контрабандой оружия. Они же печально прославились жестоким обращением с гражданскими лицами и убийствами.

Такое насилие и хитрости портили расовые взаимоотношения. Но Смит, который расширил сегрегацию, больше верил в принуждение, чем примирение. Несомненно, он мог бы подписаться под белым клише: «Зачем беспокоиться из-за завоевания сердца и ума африканца? Если держишь его за яйца, то сердце и ум последуют…»[3359]

Однако к 1974 г. количество рекрутируемых мятежников стало превышать количество убитых. Положение Смита становилось опасным. Весной военный переворот, устроенный офицерами в Лиссабоне, ускорил конец португальской империи и дал независимость Мозамбику. Через несколько месяцев на восточной границе Родезии протяженностью в 764 мили уже доминировало враждебное государство. Более того, его руководитель Самора Машел считал честью для себя помочь другому революционеру-марксисту Роберту Мугабе. Он контролировал порты, через которые шло 80 процентов родезийского экспорта.

Смит остался только с одним дружественным соседом. Но Южная Африка, ранее злой гений Родезии, теперь стала ее Немезидой. Политики в Претории предпочитали стабильный черный режим на своем северном фланге, а не нестабильный белый. Поэтому Форстер поставил Смита в трудное положение, и тому пришлось ответить объявлением о прекращении огня. Он выпустил Нкомо, Мугабе и других задержанных и готовился обсуждать компромиссную конституцию.

Роль Британии в сложной и запутанной ситуации в Родезии символизировал бесполезный визит, который нанес в регион министр иностранных дел Джеймс Каллагэн в январе 1975 г. Один журналист назвал его замечания «напыщенными и претенциозными»[3360]. Каллагэн явно не имел никакого влияния на Смита, который в один прекрасный день удалился с переговоров с воюющими националистическими лидерами, проводившихся в железнодорожных вагонах на мосту над водопадом Виктория. (Это «инженерное чудо»[3361] зрелищно символизировало покорение природы империей). Как заметил американский госсекретарь Генри Киссинджер, у Родезии имелась сила без законности, тогда как у Великобритании была законность без силы.

На самом деле, как писал Киссинджер, провал сменяющих друг друга правительств в Лондоне и невозможность подавить режим восставших являлись болезненным напоминанием об упадке страны. Поэтому Британия «отдала США свою традиционную роль лидерства в Южной Африке»[3362].

Госсекретарь не славился скромностью. Но в 1976 году он воспользовался американским влиянием на Форстера и Смита. Наконец, как говорили, Киссинджер «открыл Африку»[3363].

Открытие произошло в результате растущих страхов из-за того, что континент должен был вот-вот стать полем брани в «холодной войне». Ранее Киссинджер предполагал, что белые останутся там, а черные «не смогут получить политические права, которых хотят, используя насилие»[3364]. Теперь, когда рушились старые империи, русские и китайские коммунисты помогали национально-освободительным движениям изменить политический цвет и характер Африки. Еще более зловещим оказалось то, что в Анголе кубинские силы с советскими танками «Т-54» и истребителями «Миг» разгромили Францию, которую поддерживали Южная Африка и США.

Госсекретарь, словно Валтасар, читал письмена на стене. Как говорит один из его биографов, Киссинджер являлся исполнителем максимы Талейрана о том, что «искусство управления государством — это предвидеть неизбежное и ускорить его исполнение»[3365]. Поэтому он изменил свою предыдущую политику и попытался завоевать на свою сторону государства чернокожих, выступив против белых режимов меньшинства. Мотаясь взад и вперед, госсекретарь встречался с руководителями так называемых «прифронтовых государств», которые прямо выступали против Родезии. Они произвели впечатление на Киссинджера. Машел, который только что закрыл Мозамбик для прохода родезийских товаров, был энергичным и стойким. Ньерере оказался стройным, элегантным, отличался грациозностью движений, он носил усы в стиле Гитлера, но выглядел очень умным и образованным, а его владение английским языком вызывало благоговейный трепет (он перевел шекспировского «Юлия Цезаря» на суахили). Каунду отличали седые волосы, сверкающие глаза, он был постоянно готов улыбаться и «источал властность»[3366].

Киссинджер произвел впечатление не на всех африканских лидеров. Нкомо сравнивал его с бизнесменом, который заключает быструю сделку, и чувствовал себя так, словно разговаривал с роботом. Тем не менее, в Лусаке, в конце апреля 1976 г., Киссинджер произнес речь, которая звучала, словно погребальная песня по последней британской колонии в Африке.

Он обещал поддержку Америкой правления большинства, равные права и признание человеческого достоинства всех народов Южной Африки. Киссенджер пообещал, что Родезия «столкнется с нашим тотальным и безжалостным противодействием, пока не будут проведены переговоры до достижения соглашения»[3367].

После этого Киссинджер убедил Форстера сильнее надавить на Смита. Южная Африка оттянула еще большее количество своих войск, не поставляла в Родезию боеприпасы, душила ее торговлю. 19 сентября в Претории Киссинджер наконец-то встретился со Смитом лицом к лицу.

Госсекретарь постоянно менял взгляды. Он начал с укора: «Ваша репутация коварного и хитрого лгуна еще хуже моей. Но позвольте мне предупредить вас не пытаться ничего провернуть со мной. Ведь на этот раз вы встретили достойного вас противника».

Далее Киссинджер указал на безнадежность военного и экономического положения Родезии. Единственным вариантом для нее было принятие урегулирования, по большей части придуманного британцами. Это обеспечит правление большинства в течение двух лет, но не станет ни санкций, ни партизанской войны. Смит ответил: «Вы хотите, чтобы я подписал записку о своем самоубийстве»[3368].

Киссинджер сохранял каменное молчание. Но он смягчился, когда Смит, поторговавшись насчет гарантий белым и обязав госсекретаря сжульничать (как он выразился, заняться «конструктивной двойственностью»)[3369], принял его предложения. Киссинджер продемонстрировал сочувствие при их расставании и пролил крокодиловы слезы.

Когда Смит объявил условия сделки, казалось, что госсекретарь совершил еще одна дипломатическое чудо. Америка, судя по всему, опустила занавес в последнем акте имперской драмы Британии на африканской сцене. Некоторые политики из Вестминстера с негодованием отнеслись к тому, что это был трансатлантический триумф, а их собственное правительство оказалось инертным и бездеятельным в плане Родезии. Оно просто предоставило официальное лицо из Уайт-холла в качестве части «багажа» Киссинджера. Белые граждане Солсбери, где полным ходом шел праздник Джакаранда, сожалели о капитуляции Смита. На площади Сесила, в том месте, где первопроходцы Родса подняли «Юнион Джек» в 1890 г., они подняли белый флаг до середины флагштока.

На самом деле у Смита ни в коей мере не истощилась типичная для Гладстона способность к увиливанию. Как он сказал во время квази-черчиллевского выступления по радио, это «был не конец и даже не начало конца — возможно, конец начала»[3370].

Сильно расхваливаемый прорыв Киссинджера оставил Смиту достаточно места для маневров. Он подчеркнул свою преданность ответственному правлению большинства. Больше не было препятствий для развития.

Лидеры националистов не одобрили сделку. На самом-то деле Мугабе и Нкомо, которые сформировали беспокойный альянс под названием Патриотический фронт, в октябре 1976 г. отказались отдать приказ о прекращении огня, пока не получат контроль над временным правительством. Так что конференция, которая проводилась под эгидой британцев в Женеве с целью введения в действие предложений Киссинджера, не решила ничего. Закончились ничем и дальнейшие усилия нового министра иностранных дел, Дэвида Оуэна, который, судя по всему, видел себя инспектором манежа в странном дипломатическом зверинце. Он характеризовал Смита как шакала, Форстера — как гиппопотама, Нкомо сравнил со слоном, а Мугабе — с пантерой. Для осложнения метафоры американский орел кружил над головами, и Оуэн не был уверен, не зарычит ли британский лев.