Пирс Брендон - Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997

• Название: Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997
• Автор: Пирс Брендон
• Издательство: АСТ, АСТ Москва
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-065002-6 (АСТ), 978-5-403-03364-0 (АСТ Москва)

Книга Пирса Брендона и по названию, и по содержанию перекликается с эпохальным трудом Эдуарда Гиббона «История упадка и разрушения Римской империи». И это не случайно: британцы, стремясь к завоеванию мира, всегда оглядывались на Древний Рим. Они нашли ключ к обретению истинного могущества на руинах Рима. Но там же следует искать и причины падения Британской империи.

Об этом и многом другом автор размышляет на страницах данной книги и рисует многоплановую картину упадка и разрушения Британской империи между 1781 и 1997 годом.

---

Однако индийские войска были совершенно не подготовлены бойне, которая происходила на Западном фронте. События пробирали до костей, выворачивали наизнанку и разрушали душу. Индийцы относились фактически к приграничным полицейским силам — пехоте, которую обучали штыковой атаке в стиле, знакомом Веллингтону, кавалерии, вооруженной саблями и копьями. Две индийские дивизии (Лахорская и Меерутская) не имели современного оснащения. Они снимали колючую проволоку с заборов, окружающих фермы, делали фанаты из пустых консервных банок из-под варенья, использовали лошадей для перевозки 13-фунтовых артиллерийских орудий и импровизировали с «минометами» из дерева и рифленого железа. Индийские солдаты терпели дождь и снег в хлопчатобумажной форме цвета хаки, предназначенной для тропиков. Они привыкли к змеям, скорпионам и комарам и пришли в ужас от множества вшей, которые кусают «хуже, чем пуля из винтовки»[1517].

В полных воды траншеях, где находились одновременно живые и мертвые, нарушались все табу, и индийцы постоянно ритуально загрязнялись. «Части человеческих существ»[1518] были везде, обеспечивая пир для миллионов огромных крыс, которые бегали по всему, даже по лицу генерала сэра Джеймса Уилкокса, командующего индийскими дивизиями, когда он спал в землянке: «Я подпрыгнул, словно по мне выстрелили, и в результате ударился головой о деревянную подпорку»[1519].

И ничто не могло сравниться с самим объемом бойни. Один стрелок из числа гарвалов писал: «Когда мы добрались до их траншей, мы использовали штыки и кхукри. Кровь лилась такими по- токами, что мы не могли узнать лиц друг друга; вся земля была покрыта кровью. Лежали горы человеческих голов, некоторые солдаты лишились ног, другие были разрезаны на две части, некоторые остались без кистей рук, другие — без глаз»[1520].

Немцы отвечали убийственным огнем, превращая Нев-Шапель в «печь»[1521], а Ло — в ад. Индийские войска сжимались под ливнем металла, как «нищие в сезон муссонов»[1522]. Когда использовали отравляющий газ, некоторые поддались панике и с криками побежали прочь. «Мы приехали в ад!» — орали они[1523]. «Это не война, — писал один пенджабец, знакомый с пророчествами эпоса «Махабхарата». — Это конец света»[1524].

Моральный дух все время слабел — началась эпидемия нанесения ран самим себе, по большей части — в левую руку. Моральный дух сипаев упал больше, чем у других, поскольку их не отправляли домой в отпуск. Раненых перевозили в Брайтон-Павильон, который превратили в госпиталь для индусов, несмотря на их беспокойство о «возможной встрече» с британскими женщинами[1525]. Здесь, по разным отчетам, за ними или ухаживали, как за цветами, или относились, как к осужденным.

По мере удлинения списков жертв, множилось количество дезертиров. Хотя старшие офицеры в подчинении генерала Уилкокса были некомпетентны даже по обычным стандартам штабных офицеров, смерть такого количества младших британских офицеров подорвала волю индусов к сопротивлению. Более того, индийские офицеры не имели престижа для обеспечения эффективного командования. Это положение дел было вызвано расовыми предрассудками, но винили в нем расовую неполноценность. «Индус просто не готов и не способен вести своих людей против европейцев, — писал Уилкокс. — Он может возглавить атаку или прикрыть отступление, но если ему требуется думать, он терпит крах»[1526].

Однако сипаи много думали о том, что их используют в качестве пушечного мяса для защиты империи, которая покорила их собственный народ. И такие мысли способствовали недовольству, нарушениям дисциплины и даже отказом подчиняться и мятежами людей, чьи горизонты расширились благодаря европейскому опыту. Один сипай сказал британскому офицеру: «Если бы немцы объединились с нами, афридами, то мы могли бы разбить весь мир»[1527]. Другие отправляли домой бунтарские и подстрекательские письма. Иногда они были написаны шифром, чтобы обойти цензора — например, пули называли «дождем», а индийские войска «черным перцем». Иногда в этих посланиях содержаниях похабные оскорбления: англичан называли «сала». [«Сала» означает «зять» (муж сестры), но имеется в виду «тот, кто спит с сестрой». — Прим. авт.]

Ганди надеялся, что свобода Индии возникнет на полях брани во Франции, которые он помог заполнить «неукротимой армией сторонников автономии»[1528]. Но это был процесс зарождения и прорастания, а не революции. Кровь сипаев стала зерном независимости. Ничто, кроме пожертвования империей властью на Индостане, не могло компенсировать гибель множества людей на Западном фронте. Британцы будут давать так мало и так медленно, как только получится. Но они рассматривали уступки в качестве цены за сотрудничество, если не за верность и преданность. Когда Лахорскую и Меерутскую дивизии оттянули из Фландрии в 1915 г., солдат не отправили домой, «опасаясь беспорядков»[1529].

Индийские войска требовались и в других местах, и они служили на многих театрах военных действий — полуострове Галлиполи, в Салониках, в различных частях Африки и Ближнего Востока. Их основным местом действия стала Месопотамия. Здесь почти 700 000 сипаев сражались с турками, хотя османский халиф, которого мусульмане считали тенью Аллаха на земле, объявил джихад против врагов-неверных. Но дезертирство, вдохновленное исламской верой, оказалось менее фатальным, чем поражения, вызванные британским неумением.

Для обеспечения поставок нефти из Месопотамии было достаточно удерживать регион вокруг Басры — грязного речного порта, про который один английский офицер сказал: «Этот город находится в шестидесяти милях вверх по мировому заднему проходу»[1530]. В дельте Тигра и Евфрата была такая влажность, что «казалось, будто сам воздух потеет»[1531]. Но в сравнении с раскаленной, словно печь, северной пустыней, это зеленое место рядом с Персидским заливом, с виноградниками, гранатовыми и фиговыми деревьями вполне могло считаться (что и заявлялось согласно религиозной традиции) райским садом. Особенно привлекательными оказались миллионы финиковых пальм с бороздками в форме ромбов на стволах, золотыми гроздьями фруктов и зелеными ветвями с листьями, шелестящими на легком ветру.

Однако минареты Багдада послужили искушением, которому нельзя противостоять. И генерал Чарльз Таунсенд, шутник, играющий на банджо (он слыл полной противоположностью Гордона или Баден-Пауэлла) приказал наступать в дикую местность. Генерал хвастался, что ни одна гончая не могла бы преследовать турков более упорно. Однако его подразделения были слабыми и плохо оснащенными. Медицинская служба не выдерживала никакой критики, а большая часть амуниции оказалась помеченной клеймом: «Сделано в США. Только для учений»[1532]. После пирровой победы у Ктесифона Тауншенд вынужден был отступить к грязному маленькому городку Эль-Кут, состоящему из глинобитных хижин.

Город огибала река Тигр. Там Таусенд позволил себя окружить. Попытки его освободить при поддержке переоснащенных Лахорской и Меерутской дивизий были отбиты с большими потерями.

Поэтому 29 апреля 1916 г. Таунсенд, измотанный жарой, вонью, болезнями, наводнениями и голодом, не говоря уже про множество вшей, от которых земля становилась черной, и туч мух, которые кусали, словно бульдоги, капитулировал. Его гарнизон выдержал самую долгую осаду в британской истории (147 дней) и потерпел большее поражение, чем Корнуоллис при Йорктауне.

Но впереди ждало худшее. Турки забрали у пленных большую часть имущества, включая бутылки с водой и сапоги. Затем они погнали солдат (отделенных от офицеров) на север, через пустыню, подталкивая штыками и дубинками. Отстающих насиловали или убивали. Многие другие умерли от голода, жажды и болезней до того, как добрались до Багдада. Там оставшихся заставили маршировать, словно легион оборванцев и пугал. Пленных высмеивало местное население. Но их пожалел американский консул, который пришел им на помощь ценой своей жизни. Когда несчастные, шатаясь, двигались к Анатолии, их подвергли тому, что один рядовой назвал «расширенной бойней»[1533].

Пленных отрядили на работу на железной дороге, разбив на группы, скованные общей цепью. Они подвергались дальнейшим жестокостям. До конца войны дожили всего 837 человек из 2 592 британцев, которых взяли в плен в Эль-Куте, из 10 486 индусов выжили 7 423 человека. К сипаям, в особенности мусульманам, относились менее жестоко. Они лучше переносили плен, чем британцы, чья уверенность в себе сильно пострадала. Пострадал и их престиж — отражение силы, которая была, если процитировать мантру, неустанно повторяемую индийскими брахманами, скальным основанием правления.

Националисты воспользовались моментом, чтобы потребовать, в ответ на щедрые пожертвования Индии, «бесценного благословения» свободы[1534]. Они использовали растущее недовольство людей. Два года войны подняли стоимость продуктов питания почти на треть, а фураж экспортировался на Ближний Восток, пока Декан голодал. Как сказал один индийский лидер, война перевела часы на пятьдесят лет вперед[1535]. Она уменьшила терпение и ускорила ожидания.