Белва Плейн - Бессмертник

• Название: Бессмертник
• Автор: Белва Плейн
• Издательство: Текст, Книжники
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-7516-1069-2, 978-5-9953-0173-8

Роман известной американской писательницы Белвы Плейн «Бессмертник», несомненно, можно назвать старой, доброй семейной сагой. Эта яркая, увлекательная книга повествует о жизни главной героини Анны с рождения до глубокой старости. Автор то погружает читателя в сюжет, делая его практически действующим лицом, то отдаляет, заставляя взглянуть на события со стороны. На долю героини выпало много испытаний: несчастная любовь; замужество, которое так и не принесло ей женского счастья; рождение дочери не от мужа; смерть сына, а потом и внука. Но вот подступает старость, умирает муж. Суждено ли Анне и ее первому возлюбленному наконец-то быть вместе?..

---

Но он и не обязан интересоваться всем на свете! Да и когда, где было ему полюбить лес и птиц! Однажды в Нью-Йорке они проехали по улице Ладлоу, где он вырос, и мимо дома на улице Хестер, где Нана жила у тети Руфи, когда приехала из Польши. Узкие тесные улочки, обшарпанные дома… Какие уж тут птицы?

Как-то, поджидая Нану, дед с Эриком остановились на мосту над небольшой речушкой. Мальчишки под мостом удили рыбу.

«Ты в этом деле разбираешься?» — спросил дед. Еще бы! Эрик часто ловил форель в озере, неподалеку от Брюерстона. Дед примолк. Окинул взглядом сжатые поля с остатками высохшей соломы, холмы, синевшие до самого горизонта… Посмотрел, помолчал, а потом сказал: «Я столько всего в жизни не видел». Так что, может, Эрик зря так думает — насчет птиц? Может, деду было бы интересно?

Как-то Нана, точно прочитав его мысли, предложила: «Хочешь, навестим Брюерстон?»

Нет, он не боялся попросить. К этому времени он уже твердо знал, что получит что угодно по первой же просьбе. Но ему не хотелось их огорчать. Чтобы не подумали, что он тоскует по прошлому или ему с ними плохо. Их так легко ранить. Однажды он случайно услышал бабушкин разговор со старой тетей Руфью. «Эрик нам еще ближе и дороже, чем был в эту пору Мори, — сказала Нана. — Помнишь, с Мори Джозеф был ужасно требователен и строг. А Эрику дозволено все. — Она вздохнула. — Он вряд ли понимает, как много он для нас значит».

Как ни странно, понимает. И очень многое замечает — они бы даже удивились! Например, когда дед работает допоздна и приходит усталый, он часто сердится на Нану. А вот на Эрика — никогда. Эрик прекрасно понимает: они боятся, что он не будет их любить. Временами, особенно в первый год, ему становилось ужасно себя жаль: у всех знакомых ребят семьи как семьи, а у него… Сейчас ему тоже иногда себя жалко. Немного. Но в основном почему-то жаль их — двух старых и таких уязвимых из-за него людей.

Так они оказались в Брюерстоне. Подъезжая по главной улице к своему дому, Эрик чувствовал себя неуютно. И вспоминал, как покинул этот дом три года назад. Бабулю в тот день тоже увозили — в больницу. Ее вынесли на носилках: маленькую, ссохшуюся, желто-серую. От нее шел какой-то неприятный запах, совсем непохожий на привычный, родной запах лимонного мыла — единственного, которое она признавала. Ее увезли умирать. А потом он сам в последний раз шел по дорожке к воротам. Вдоль дорожки пышно цвели бабулины пионы. У одного лохматая шапка была чересчур тяжела, и он гнулся едва не до земли. Эрик остановился, нашел колышек, подставил под стебель: бабуля лелеяла свои пионы пуще глаза. Казалось, цветы тоже знают, что он уезжает. Не оглядываясь, прошел он по дорожке между незнакомыми тогда дедушкой и Наной, не оглядываясь, сел в машину. Так и не позволил себе оглянуться.

И вот он снова перед домом, который ничуточки, ни капельки не изменился. На дорожке, у ворот, — игрушечная коляска с куклой. На широком крыльце — настоящая коляска с белым кисейным пологом от комаров. На лужайке, сбоку от дома, крокетные лунки и воротца; возле гаража сохнет на веревке белье. Дом живет как ни в чем не бывало, будто даже не помнит Эрика… Они сидели в машине.

«Хочешь зайти в дом? — спросила Нана. — Я уверена, хозяева позволят…»

«Нет, — твердо ответил он. — Не хочу».

Они поняли. Дед завел мотор, и машина тронулась.

Эрик сам поспешил нарушить тишину. Он указал на лошадей на выгоне Уайтли: «Вон, видите, пони — белый с бурыми пятнами? Это Лафайет. Я катался на нем почти каждый день».

«Ты ни разу не говорил, что умеешь ездить верхом! Я куплю тебе лошадь! — воскликнул дед. — Недалеко от нас есть хорошая конюшня! Каких-нибудь четверть часа ходу».

«Не надо. Спасибо. У меня теперь нет на это времени: уроков много задают и тренировки по баскетболу каждый день».

Истинная причина отказа заключалась в другом. Верховая езда — когда ветер в лицо, а под тобой верный конь — принадлежала той, прошлой жизни. А он не хотел смешивать жизнь прошлую и нынешнюю. И так все кувырком.

Дверь за спиной распахнулась. Рядом с ним на ступеньку присел мистер Малоун.

— Дед скоро освободится. — Мистер Малоун вздохнул и вытер пот со лба. — Нелегкая, доложу я, у нас работенка. Как думаешь, придется тебе по душе это дело, когда вырастешь?

— Пока не знаю, сэр, — вежливо ответил Эрик.

— Да, глупый вопрос, — согласился мистер Малоун. — Откуда тебе знать? Но дело перейдет к тебе, и ты справишься с ним преотлично. А уж дед твой будет на седьмом небе от радости, когда ты усядешься за стол в нашей конторе. — Он заговорил тише: — Слушай, Эрик, он ведь с твоим приездом стал другим человеком. Нет, ты пойми правильно, он и раньше держался молодцом, но теперь!.. Словно помолодел на двадцать годков! Ты уж поверь. Я ведь изучил его, как себя… Знаешь, с каких времен мы знакомы?

— Нет, сэр.

— С тысяча девятьсот двенадцатого года. Погоди-ка… Выходит, тридцать девять лет. Чего мы только вместе не повидали! Он рассказывал, как я в двадцать девятом потерял все до последнего цента и он вытягивал меня из этой трясины?

— Нет, сэр.

— Ну, еще бы, Джозеф человек скромный. Но я этого по гроб жизни не забуду. Он кормил меня и мою семью, пока я не очнулся и не собрался с силами… Вот смотрю на тебя и вспоминаю, как вот так же приходил на стройку твой отец. Он тогда, пожалуй, был помоложе, чем ты сейчас. Ты не против, что я об отце говорю?

— Нет, сэр.

— «Сэр»… Приятно слышать, хотя ко мне можно обращаться и попроще. А приятно, потому что видно: парень хорошо воспитан.

Удивительно, сколько вокруг самых разных людей. Мистера Малоуна ни с кем не спутаешь — католик, ирландец! А один из инженеров на фирме — китаец. Непривычные черты, а приглядишься — и увидишь, что по-своему он очень красив.

— Пора уж твоему деду закругляться. — Мистер Малоун посмотрел на часы. — Иначе к седеру не поспеет.

Подумать только! Мистер Малоун заботится, чтоб дедушка не опоздал на седер! Дед наконец вышел, и они уселись в машину.

— Вот это проект! — крякнул он, лавируя среди бульдозеров и кранов. — На три миллиона долларов! Нет, не надейся, трех миллионов мы не выручим. — Он засмеялся. — О таких доходах можно только мечтать. А вот наскрести надо не меньше трех миллионов, иначе такую махину с места не сдвинешь. Короче — сплошная головная боль. Но веришь, Эрик, чертовски охота попробовать! Ах, каково потом, когда все построено, ехать мимо и смотреть на машины у гаражей, на занавесочки на окнах, на ребятишек в песочницах… Как думаешь, придется тебе по душе наше дело? А? — Дед в точности повторил недавний вопрос мистера Малоуна.

— Тут столько всего надо знать, — уклончиво ответил Эрик.

— A-а, ты вникнешь в два счета! Будешь точно рыба в воде. Слушай-ка, у тебя ведь на той неделе день рождения. Жаль, ты никогда не намекнешь, что тебе хочется.

У Эрика вроде бы есть все. Абсолютно все… Машина свернула, миновала массивные ворота с кирпичными столбами по бокам, и он вдруг сообразил:

— Дедушка, знаешь, чего я хочу, если это не очень дорого? Хорошо бы ты вступил в Охотничий клуб. Там отличные крытые корты, я смогу играть в теннис даже зимой.

— Охотничий клуб? Что ты про него слышал?

— Там очень здорово. Я там был, помнишь, когда заезжали приятели Криса? Они гостили у кого-то в наших краях, и Крис попросил их меня навестить. Мы тогда обедали в Охотничьем клубе.

— Не знал.

— Туда ходят некоторые ребята из класса, в спортзалы и в закрытый бассейн. Наши пловцы готовились там к Олимпийским играм. Как думаешь, мы можем вступить?

— Нет, — сказал дедушка. — Не можем.

— Почему? Очень дорого, да? — Это был первый отказ, который он получил у деда. Тот оторвал взгляд от дороги, взглянул на Эрика.

— Нет, дело не в деньгах. Ну, сам подумай — почему.

— Не знаю.

— Думай, Эрик, думай лучше.

Тут его осенило. Краска залила шею, щеки.

— Потому что ты…

— Не бойся, говори вслух. Потому что мы евреи и в этот клуб нас не принимают. Ни в члены клуба, ни просто — в ресторан, пообедать. Ты не знал?

— Ну, я слышал, читал кое-что об этом. Но как-то не задумывался.

— Да, тебе пока не приходилось. — Дедушка помрачнел, губы его сурово сжались.

Несколько минут они ехали молча. Потом Эрик сказал:

— Эти люди обещали снова заехать будущим летом. Я с ними не пойду.

— Ты вправе… Ты можешь пойти.

— Наверно, мне не захочется.

— Что ж, дело твое. — Снова повисла тишина. На подъезде к дому дедушка повернулся к нему с улыбкой. Искренней или заставил себя улыбнуться? — Вот и добрались. И уйма времени впереди, успеем переодеться для торжественного бабушкиного застолья. Ты, конечно, помнишь, что сегодня седер?..

На столе скатерть с кружевной каймой. В центре — ваза с цветами, возле нее, по бокам, серебряные подсвечники. Еще сегодня на столе атрибуты праздника, которые Эрик видит уже третий раз — не считая того, давнишнего Песаха в доме Давида, когда все, что теперь кажется таким естественным, представлялось ему чужим и странным. От деда он усвоил твердо: сегодня — праздник свободы. Вон маца на блюде под вышитой салфеткой. Вон тарелка с хреном — он должен напомнить нам о горечи рабства. Серебряный кубок уже наполнен вином — для пророка Илии, который возвестит о приходе Мессии. «Вдруг он зайдет как раз сегодня?» — говорит дед и весело подмигивает детям.