Игорь Морозов - Праздничная культура Вологодского края

• Название: Праздничная культура Вологодского края
• Автор: Игорь Морозов
• Жанр: История

Альманах «Российский этнограф» является изданием самого широкого профиля. Кроме академических работ в нем будут публиковаться этнографические очерки, путевые заметки и другие материалы, представляющие интерес для этнологической дисциплины.

Издателя не разделяют некоторых позиций авторов альманаха.

---

Другие названия ряженых напрямую связаны со словами, обозначающими злых духов, чертей, водяных — ср. диалектное слово куляш «чертенок, водяной» (Волог.). То же происхождение, видимо, имеют названия кулик и кулес, прямыми родственниками которых являются слова многочисленных финно-угорских языков Русского севера с корнями кол-/кул-, обозначающие злого духа, призрака, мертвеца (ср. вепс. Колли, колль «покойник»). Близкое значение и у слова кикимора («лесной или домашний дух», «злое существо, обитающее в подполье» и т. п.). Эти значения сохранились в вологодских говорах до сих пор.

Начало календарного года и «переходный» период от старого к новому — святки — связывались, по крайней мере, с двумя идеями, которые могли служить в древности объяснением необходимости рядиться в этот период. Во-первых, начало года знаменуется пришествием на землю всякой нечисти, алых духов в облике животных и людей-уродцев, «чужеземцев». «В страшные вечера (=святки) куляши ходят да вздорят — нециста сила да церти» (дд. Облупинский Починок, Подволочье). В пережиточной форме эти представления сохранились в традиционном запугивании детей «куляшами» или «кикиморами» во время святок. «Дети все боелись, убегали от кулесов. Было спрятываюцца: «Ой, бежат опетъ кулеса, — говорят, — бежат кулеса!» — и в подполье улезут. Кулеса в избу придут и давай детей пугать: «Под лёд уташшу! Бабе-Еге снесу! В лесу заблужу! Вовкам стравлю!» — да вот эдак, ерунду вот такую. А те в подполье сидят, не шелохнуцця» (д. Арганово).

Вторая идея была связана с верой в то, что на святки дом посещают души умерших родственников. Отсюда такие персонажи ряжения, как старики и нище. Встреча и выпроваживание «душек» (=душ мертвых) — один из самых распространенных мотивов не только святочного, но и всего календарного фольклора у славян. По мнению некоторых ученых, на этой идее построены вое обряды календарного цикла, начиная со святочных и кончая троицкими.

Вологодских ряженых можно условно разбить на две большие группы: «люди» (антропоморфные персонажи) и «животные» (зооморфные персонажи). Группа антропоморфных персонажей довольно разнообразна. В нее входили старик и старуха, цыган и цыганка, покойник, белая баба или смерть, нищий, становой пристав или урядник, кузнец, рыбак, мельник, солдат. Кроме того, у ряженых-»животных» нередко был хозяин — поводырь, вожак, цыган.

Наиболее популярными зооморфными персонажами были медведь, лошадь, бык. Нередко упоминаются гусь, журавль, курица или петух. Реже — коза, лебедь, собаки, овцы. верблюд.

Конечно, названия, которые даются этим маскам в разных местностях, довольно условны. Можно, однако, отметить, что большинство из перечисленных здесь животных либо играло заметную роль в мифологии, обрядах, верованиях, либо являлись распространенной обрядовой жертвой (например, медведь, коза, бык). Напомним, что в южной России, да и у восточных славян в целом, наиболее распространенной святочной маской была коза, которую «убивал» (приносил в жертву) ее хозяин («стрелок»). В Вологодском крае сцена «жертвоприношения» обычно разыгрывалась с маской быка.

Хотя ряженые чаще всего ходили в святые, страстные или страшные, вечера (с Нового года до Крещения), изредка встречалась и другая приуроченность этого обычая. Так, в с. Усть-Алексеево и д. Меркурьевский Починок ходили куляшами или гуляшами днем и вечером на Рождество: «Всего намотают, нарёдацця, попляшут». Такая приуроченность довольно необычна, так как церковный канон запрещал подобные развлечения до Собора, то есть праздника Собора Божьей Матери, на второй день Рождества. В д. Пеструха на Рождество ходили красивыми наряжонками, а после Собора — страшными. «В Рождество до Соборново нам не давали собирацця, штобы там плясать да играть — это грихом считали. Ак мы днем на Рождество убегали наряжухами в Ростово (соседнюю деревню): возьмем гармониста, оденимсе и там сколько домов есь — в редкой-редкой ни зайдем, ни попляшем, ни поиграем. Потом вёрнямсе домой. Уш тогда, на празник, нам родители не розришают: «Всё, хватит, роздивайтесь!» А в Собор — уш все собиремсе, все наряжаюцце красиво и весь вечер танцуют до часу и больше. И ряженые ходят — даже из других деревень приходят: смешно-смешно нарядяцце», — вспоминает столетняя бабушка.

Вообще до и после Нового года ходили, как правило, разные типы ряженых. Скажем, в дд. Юренино и Макарово куляши («страшные наряжухи») ходили сразу после Рождества вплоть до Нового года, а наряжонки («красивые») — с Нового года до Крещения. В дд. Бугра, Колтыриха, Кошево, напротив, выряжонками («красивыми») ходили только в первую неделю святок, а в д. Щекино рядились два дня: «Куляши ноцями бегают на Крешченье и Новые год».

В восточных районах обхода ряженых часто приурочивались к Крещению и масленице. «На Крещение вечером ходили по деревне, по избам наряженые старухами, стариками — лица в саже, плясали. «Вот, — говорили, — куляши идут!» (д. Колотовщина). В Кичменгско-Городецком и Никольском районах на масленицу ходили только страшные наряжухи. Они озорничали в домах, сыпали на пол золу и уголья и плясали на них, мазали сажей хозяев и т. п.

ОБХОДЫ ДОМОВ РЯЖЕНЫМИ

СТРАШНЫЕ НАРЯЖОНКИ, СТАРИКИ И НИЩИЕ. Итак, все ряженые делились на две группы — страшные или смешные (именно их чаще всего называли кулесами, кулешами или кикиморами) и красивые или баские. И те, и другие обходили все дома в деревне. Первые отличались от вторых прежде всего одеждой: «Раньше вырядятся кулесом — как смешнее вырядятся. Выряжухи — дак это когда баско вырядятся, а как тряпьё оденут, так это кулеса» (д. Монастырская). Вот еще несколько описаний «страшных» наряжонок: «Ходили куляшами — наредяцця в ряски (=тряпьё), худой пиджак, лицо завяжут платком, шалью — только глаза видать» (д. Биричёво). «Куляши наредяцца в шумноё (=шубное, то есть в меховое), с заплатами, рукава разные, на головах тюрики (остроконечные колпаки с рогами) да маски — и по деревне ходят по-под окошком» (д. Панове Кич. — Гор.). «В святые вечера ходили куляши — в полушубках; в туфлях на босу ногу, с бородой; лицо платком завязывали, чтобы одни глаза было видно; они в избе попляшут, а им за это роскоши дадут: конфет, орехов, пряников» (дд. Рябьево, Панкратове).

Весь наряд страшных наряжонок был построен на принципе «оборотничества»: переодевание в одежду другого пола (женщин в мужскую и наоборот), использование разных необычных, порой несовместимых элементов одежды и обуви («рукава разные», «шубу навыворот», «на одну ногу надевали лапоть, на другую катанок», «на голове корзина или горшок»). И, наконец, к этому можно добавить прямые указания на «звериный» облик («куляши выворачивали шубу и заходили в избу на четвереньках», «надевали колпак с рогами: набивали штаны соломой и приделывали к голове как рога»). Вообще все без исключения зооморфные персонаже ряжения относились к страшным наряжонкам.

Поведение страшных вполне оправдывало их название и устрашающий облик: они запугивали девушек и детей, заглядывая и стуча в окна; со стуком и звоном колокольцев, привязанных к одежде, врывались в избы и устраивали там шумные разудалые пляски, которые сопровождались опрокидыванием кадок с водой, а порой и попавшейся под руки квашни с тестом, обсыпанием домочадцев золой или пеплом и прочими выходками. Одним из непременных условий было стремление остаться неопознанным. Для этого не только прикрывали лица тряпками или платками, вымазывали их сажей, мукой, свеклой или клюквенным соком, навешивали бороды и усы из пакли или конского волоса, но и поколачивали тех, кто пытался приблизиться и опознать пришедших. Именно с целью не быть узнанными ватаги ряженых уходили в соседние деревни, а также изменяли голос при пении и общении друг с другом — «переменяли рець на грубу или тонку» (д. Кузьминская Тарн.).

Во многих местах входящих в избу наряжонок встречали специальными песнями. «Как нарядихами придём в другую волость, так они песни нам пели, стрицяли с песнями как нарядих. Заинькой пели («Заинько по сенецькам гуляй таки гуляй!»): от прибежат да там народ сидат, да вот захватяцца руками, да вот пляшут около них, а они и поют, и мы поём вместе» (д. Кошево). «Прибегаем наредихами — вот тут народ, сидят. Дак от мы приходим, они встают — нам руку подают, здраствуицця. Мы пляшем, поём, они стоят, подпевают» (д. Калитинская). Нередко каждый из присутствовавших обязательно должен был поприветствовать пришедших нарядих. Так, в д. Дудинская игра «Заюшко» завершалась словами: «Заюшко, попытайся у ворот, / Серенькой, да поздоровайся!» — после чего все по очереди подходили к наряжухам и, взяв их за обе руки, говорили: «Здравствуйте!»

Во многих деревнях Верховажского и Тотемского районов каждый из пришедших наряжонок непременно выполнял несколько фигур пляски или хоровода с присутствующими в избе девушками. Церемония очень напоминала хороводную наборную игру, при которой «женихами» были ряженые. Сами ряженые, обычно пели короткие плясовые песенки.