Нина Демурова - Льюис Кэрролл

• Название: Льюис Кэрролл
• Автор: Нина Демурова
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-235-03568-3

Может показаться, что у этой книги два героя. Один — выпускник Оксфорда, благочестивый священнослужитель, педант, читавший проповеди и скучные лекции по математике, увлекавшийся фотографией, в качестве куратора Клуба колледжа занимавшийся пополнением винного погреба и следивший за качеством блюд, разработавший методику расчета рейтинга игроков в теннис и думавший об оптимизации парламентских выборов. Другой — мастер парадоксов, изобретательный и веселый рассказчик, искренне любивший своих маленьких слушателей, один из самых известных авторов литературных сказок, возвращающий читателей в мир детства.

Как почтенный преподаватель математики Чарлз Латвидж Доджсон превратился в писателя Льюиса Кэрролла? Почему его единственное заграничное путешествие было совершено в Россию? На что он тратил немалые гонорары? Что для него значила девочка Алиса, ставшая героиней его сказочной дилогии? На эти вопросы отвечает книга Нины Демуровой, замечательной переводчицы, полвека назад открывшей русскоязычным читателям чудесную страну героев Кэрролла.

знак информационной продукции 16+

---

Кэрролл ехал в Россию, предполагая по пути отчасти познакомиться и с Европой. Для первой части путешествия друзья выбирают следующий маршрут: Оксфорд — Лондон — Дувр — Кале — Брюссель — Кёльн — Берлин — Данциг — Кёнигсберг — Петербург. Из Дувра в Кале они плыли пароходом, а весь остальной путь, за одним исключением, проделали по железной дороге. Проведя в России месяц, они отправились в обратный путь уже другим маршрутом: Петербург — Кронштадт — Варшава — Бреслау — Дрезден — Лейпциг — Эмс — Париж — Кале — Дувр, останавливаясь в каждом из этих городов (естественно, за исключением Дувра) на 1–5 дней.

Путешествие началось 12 июля 1867 года: Чарлз приехал из Оксфорда в Лондон, чтобы отправиться в Дувр, где ему предстояло встретиться с Лиддоном и уже вместе плыть пароходом в Кале.

В Лондоне он неожиданно для себя обнаружил большое скопление народа: в этот день в столицу въезжал турецкий султан Абдул-Азиз, прибывший в Англию с официальным визитом. Принц Уэльский встречал его в Дувре; королевский поезд прибывал в Лондон на станцию Черинг-Кросс в 2 часа 30 минут пополудни. Газеты широко отмечали это событие, называя его беспрецедентным, ибо «никогда прежде „отец правоверных“ не ступал на британскую землю».

Передвижение по городу затруднялось и прибытием в Лондон бельгийских добровольцев, которым столичный лорд-мэр устраивал торжественный прием в Мэншн-хаус, роскошной резиденции для подобного рода церемоний. «Начиная часов с шести в восточном направлении шел непрерывный поток омнибусов с героями», — не без иронии замечает Чарлз в дневнике[81]. Лишь к вечеру Чарлзу удалось сделать необходимые покупки и отправиться в Дувр. Прибыв в гостиницу «Лорд Уоррен» (Lord Warren), он увидел поджидавшего его Лиддона.

Отметим, что утром этого дня Лиддон отправился к епископу Оксфордскому Сэмюэлу Уилберфорсу, чтобы взять письмо митрополиту Московскому Филарету, но не застал его дома.

Начало первого путешествия обычно протекает не слишком гладко. Вот и для Чарлза первые дни были временем небольших открытий (не всегда приятных), которые делают те, кто, нарушая привычный уклад своей жизни, впервые выезжает за пределы родной страны. Первое из них ему пришлось сделать еще в Дувре: явившись вместе с Лиддоном в восемь часов к завтраку, он обнаружил, что официанты в гостинице далеко не так проворны, как слуги в Крайст Чёрч. Доджсон и Лиддон нервничали — их пароход отходил в девять. В дневнике он изложил этот эпизод не без юмора. «Мы позавтракали, как договорились в 8 — по крайней мере, в это время мы сели за стол и принялись жевать хлеб с маслом в ожидании, пока будут готовы отбивные… Мы пробовали взывать к жалости случайных официантов, которые ласково нас утешали: „Сейчас подадут, сэр“; мы пробовали строго им выговаривать, на что они обиженно возражали: „Но их сейчас подадут, сэр“; с этими словами они удалялись в свои закуты, укрываясь за суповыми крышками и буфетами, — отбивные так и не появлялись. Мы пришли к заключению, что из всех добродетелей, коими может обладать официант, наименее желательна любовь к уединению». В конце концов отбивные всё же появились, и приятели благополучно взошли на борт парохода.

Плавание было спокойным, хотя на всём его протяжении непрерывно лил дождь. К счастью, наши путешественники, взявшие каюту, чувствовали себя лучше многих других. Вечером в дневнике Чарлза появилась запись: «Перо отказывается живописать муки некоторых пассажиров во время нашего тихого плавания, длившегося 90 минут; я же могу только сказать, что был чрезвычайно удивлен и несколько возмущен и думал лишь одно: я платил деньги не за это».

Он так описал свои впечатления о море:

Я нечисть и зонтик, один на троих,
Налоги и всякие хвори
Терпеть не могу, только более их
Я ненавижу море.

Рискните соленую воду разлить.
(Противно — скажу априори.)
А если ту лужу на мили продлить?
Похоже — не так ли — на море?

Побейте собаку хорошим кнутом
(Жесток сей поступок — не спорю),
Но именно так воют ночью и днем
Холодные ветры с моря.
…………………………
Влечет вас стихии манящая песнь
Поспорить с волной на просторе.
А если вас скрутит морская болезнь?
Ну как? Привлекательно море?..[82]

Это стихотворение под названием «Морская болезнь» Кэрролл включил в сборник «Фантасмагория и другие стихи», вышедший в январе 1869 года.

По прибытии в Кале нашим путешественникам пришлось отбиваться от толпы местных жителей, предлагавших всевозможные услуги и советы. Вот тут-то Чарлзу и пригодились уроки французского языка, которые он брал в Оксфорде. Правда, из усвоенного словаря он воспользовался лишь одним словом: «Нет!» — которым отвечал на все предложения. Встречавшие, записывает он в дневнике, «один за другим удалились, повторяя мое Non! на разные лады, но с одинаковым отвращением». Пройдясь по рыночной площади, Чарлз отметил непривычную его глазу картину: площадь была «усыпана белыми чепцами оглушительно болтавших женщин».

Не задерживаясь в городе, они сели в поезд, идущий на Брюссель. В Бландене, на бельгийской границе, Чарлз впервые подвергся таможенному досмотру, впрочем, если судить по его дневнику, вовсе не строгому: их чемоданы выгрузили и «досмотрели — вернее, открыли и закрыли», после чего снова погрузили.

Дорога в Брюссель, шедшая по плоской однообразной равнине, задержала внимание Кэрролла лишь одной особенностью ландшафта: «Деревья здесь посажены длинными ровными рядами, и так как все они клонятся в одну сторону, чудится, что это разбросанные по равнине длинные ряды измученных солдат; некоторые выстроены в каре, другие застыли по стойке „смирно“, но большинство безнадежно бредет вперед, согнувшись, словно под тяжестью невидимых глазу вещевых мешков». Как этот ландшафт отличался от английского сельского пейзажа с его разбросанными небольшими группками деревьями и мягкими пологими холмами!

От Лилля до Турне с нашими путешественниками ехала семья с двумя дочерьми, старшей из которых было шесть лет, а младшей — четыре. «Последняя не закрывала рот почти всю дорогу», — отмечает Кэрролл. Лиддон в своем дневнике более критичен: «Она дергала отца за усы и бакенбарды, залезала ему на спину, мерила его очки и пр.». Верный себе Чарлз набросал карандашом портрет девочки. Родители, пишет он, «изучили рисунок, а оригинал изложил свое мнение в свободной (и, кажется, одобрительной) манере». Рисунок, разумеется, был подарен семье. «Когда они собрались выходить, мать велела девочке подойти и пожелать нам доброго вечера; мы поцеловали ее на прощание».

Остановившись в Брюсселе в гостинице «Бельвью» (Bellevue), путешественники пообедали (обед, по словам Чарлза, был tres simple[83] — «и потому состоял всего из семи перемен»!) и пошли прогуляться по городу. Услышав в городском саду музыку, они направились туда и просидели в саду часа два, слушая оркестр, который показался им превосходным. Сад был ярко освещен фонарями, а за столиками, расставленными между деревьями, сидели «сотни людей».

Лиддон, приехав в Брюссель, надеялся посетить князя Николая Алексеевича Орлова, российского посла в Бельгии. Лиддон встречал его в Оксфорде и знал, что князь принимал участие в обсуждении вопроса о воссоединении Восточной и Западной церквей. Однако и здесь Лиддона постигла неудача. 14 июля он записывает: «Князя Орлова в Брюсселе нет. Но рекомендательные письма главе Синода и митрополиту Московскому Филарету будут отправлены в британское посольство в Санкт-Петербурге, где достопочтенный У. Стюарт будет рад оказать нам помощь». (Уильям Стюарт был секретарем английского посла в Петербурге; он был вторым сыном барона Блэнтайра — отсюда его титул «достопочтенный».)

Следующий день был воскресным, и друзья отправились в церковь Святой Гудулы, пользовавшуюся репутацией самой красивой в Брюсселе. Конечно, для Кэрролла посещение церквей не было ни пустой формальностью, ни обычным для туристов осмотром достопримечательностей. На протяжении всего путешествия он внимательно приглядывался к различным храмам: католическим, лютеранским, епископальным, а в России — православным. В Берлине он посетил синагогу, в Нижнем Новгороде — мечеть. Его интересовало всё: архитектура и убранство, подробности богослужения, музыка, пение, а главное, поведение молящихся.

Служба в церкви Святой Гудулы Чарлзу понравилась, и он пожалел, что не мог принять в ней участие: «Когда удавалось понять, что происходит, я присоединял свой голос к молящимся, но даже с помощью Лиддона, находившего мне тексты, я едва понимал слова». Эта открытость и готовность принять участие в службе христианских церквей различных конфессий будет сопутствовать Чарлзу не только на протяжении всего путешествия. Хотя он по-прежнему оставался членом Высокой церкви, к которой принадлежал его отец, он уже в это время начал отходить от нее. В последние годы своей жизни он написал об этом в статье «Вечное наказание».