Нина Демурова - Льюис Кэрролл

• Название: Льюис Кэрролл
• Автор: Нина Демурова
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-235-03568-3

Может показаться, что у этой книги два героя. Один — выпускник Оксфорда, благочестивый священнослужитель, педант, читавший проповеди и скучные лекции по математике, увлекавшийся фотографией, в качестве куратора Клуба колледжа занимавшийся пополнением винного погреба и следивший за качеством блюд, разработавший методику расчета рейтинга игроков в теннис и думавший об оптимизации парламентских выборов. Другой — мастер парадоксов, изобретательный и веселый рассказчик, искренне любивший своих маленьких слушателей, один из самых известных авторов литературных сказок, возвращающий читателей в мир детства.

Как почтенный преподаватель математики Чарлз Латвидж Доджсон превратился в писателя Льюиса Кэрролла? Почему его единственное заграничное путешествие было совершено в Россию? На что он тратил немалые гонорары? Что для него значила девочка Алиса, ставшая героиней его сказочной дилогии? На эти вопросы отвечает книга Нины Демуровой, замечательной переводчицы, полвека назад открывшей русскоязычным читателям чудесную страну героев Кэрролла.

знак информационной продукции 16+

---

Еще в одной народной песенке глубокомысленно излагаются очевидные истины:

Свинка морская
Была
Мала,
И значит, большой свиньей не была.
Работали ножки
У маленькой свинки,
Когда убегала
Она по тропинке.
Но не стояла,
Когда бежала,
И не молчала,
Когда визжала.
Но вдруг почему-то
Она умерла,
И с этой минуты
Живой не была[13].

Из книг Льюиса Кэрролла мы знаем те песенки, которые наверняка были ему известны с детства: тут и старинные колыбельные, и Лев с Единорогом, и Шалтай-Болтай, и Дама Червей, что напекла кренделей, и многие другие. Он их приводит, обыгрывает, разворачивает в целые главы — тут уж не ошибешься. Но, разумеется, было и множество других песенок, загадок, сказок и историй, которые он не цитирует, но которые также запали ему в память.

Возможно, он слышал и сказку о сэре Гаммере Вэнсе — или другую подобную сказку, закрепившую в его памяти игры в «перевертыши» и прочие «глупости». Ее записал известный фольклорист Джозеф Джейкобс (1854–1916). Она вошла во второй том собранных им «Английских сказок», опубликованный в 1894 году, но была известна много раньше. Приведем начало этой сказки:

«Прошлым воскресеньем поутру, часов этак в шесть вечера, плыву я в своей лодчонке над горными вершинами и вижу двух всадников верхом на одной кобыле.

— Скажите, любезные, — спрашиваю, — мертва ли еще та старушка, которую позапрошлой субботой повесили за то, что она утопилась в ливне из перьев?

Они отвечают, что не могут мне точно сказать.

— Зашел бы ты к сэру Гаммеру Вэнсу, — говорят. — Уж он-то про всё это знает.

— А как его найти? — спрашиваю.

— О, это совсем не трудно. У него дом каменный, сложен из бревен, стоит себе одиноко среди сотни таких же домов.

— Нет ничего легче, — говорю.

— Это уж точно, — согласились они…»

Великан по имени сэр Гаммер Вэнс приветствует рассказчика:

«— День добрый, — говорит, — как поживаешь?

— Спасибо, хорошо, — отвечаю.

— Позавтракай со мной, — приглашает.

— С превеликим удовольствием, — говорю.

Дал он мне кусок пива и кружку холодной телятины. Под столом сидит собачонка, крошки подбирает. Я ей говорю:

— Да подавись ты!

А он мне на это:

— Не надо, зачем? Вчера она зайца насмерть загнала. А не веришь, так я тебе его покажу. Сидит себе в корзине живехонький!»

Сказок такого рода в Англии было немало, и юный Чарли их, конечно, слышал — не ту, так другую. В доме любили игру во всякую чепуху, нередко в ней участвовал и отец. Порой она мелькала в его разговорах и письмах. Приведем сохранившееся письмо мистера Доджсона восьмилетнему Чарли, посланное 6 января 1840 года из Рипона, куда отец ездил по делам.

«Мой дорогой Чарлз,

Прости, что не мог ответить на твое милое письмецо раньше. Ты и представить себе не можешь, как я был рад получить что-то, написанное твоей рукой, и можешь не сомневаться, что я не забыл о твоем поручении. Как только приеду в Лидс, тотчас выйду на середину главной улицы и закричу: „Жестянщики! Жес-тян-щи-ки!“ Шестьсот человек ринутся из своих лавок на улицу — побегут во все стороны — позвонят колокола — созовут полицию — поднимут весь город на ноги. Я потребую напильник, отвертку и кольцо для ключей, и если мне не доставят их немедленно, через сорок секунд, я не оставлю во всем славном городе Лидсе ни одной живой души, кроме разве котенка, и только потому, что у меня, к сожалению, просто не будет времени его уничтожить! Какой поднимется плач, как все станут рвать на себе волосы! Дети и поросята, верблюды и бабочки забарахтаются в канавах… старухи полезут в дымоходы, а коровы за ними… утки попрячутся в кофейные чашки, жирные гуси попытаются втиснуться в пеналы… а мэра Лидса обнаружат в суповой миске под слоем заварного крема с фисташками: он спрячется туда в надежде сойти за торт и избежать таким образом ужасного избиения, грозящего всему населению города. Наконец, они принесут мне всё, что я требовал, и я пощажу город и отправлю на десяти телегах и под охраной десяти тысяч солдат напильник, отвертку и кольцо в подарок Чарлзу Латвиджу Доджсону

от его любящего Papa».

Угроза не оставить в живых ни одной души во всём городе приводит в ужас читателя, однако тут же выясняется, что говорилось всё это для красного словца: все остались целы, хотя и перепугались поначалу. Приводила ли такая угроза в ужас Чарлза? Вряд ли — он слишком хорошо знал своего Papa. Своеобразный юмор будущего Льюиса Кэрролла, возможно, сложился не без влияния отца, который обладал несомненным литературным даром, отмеченным не только солнечной, но и мрачной нотой.

Обращает на себя внимание пассаж, начинающийся словами «Дети и поросята, верблюды и бабочки…» Не звучит ли в некоторых эпизодах из знаменитых сказок об Алисе эхо (вряд ли осознанное) этого отцовского письма, полученного Чарлзом в детстве? Вспомним хотя бы ребенка Герцогини, который превращается в поросенка (глава «Поросенок и перец» в «Стране чудес»), или Белую Королеву, спрятавшуюся в суповой миске (глава «Королева Алиса» в «Зазеркалье»). К сожалению, до нас не дошло других писем родителей маленькому Чарлзу. Вообще об этом периоде его жизни осталось очень мало документов. После смерти Кэрролла биографы обратились было к его родным, но те не любили публичности и не считали нужным рассказывать о семье.

Приведем еще одно стихотворение, запомнившееся Чарли. Это весьма неуклюжее рифмованное обращение, которое он видел в колокольне церкви Всех Святых. Точно неизвестно, когда именно эти старинные вирши появились в церкви, но они до сего дня там висят. В них неизвестный автор наставляет звонарей, как вести себя в храме и в колокольне, и грозит штрафом за несоблюдение правил:

Достоин ты, звонарь, в сей храм войти?
А ты стоишь на правильном пути?
Разгульным, в шляпе, в шпорах — не звонить!
Свершившему такое — штраф платить!
Без шляпы, шпор и денег выйдешь вон,
Если разбудишь колокола звон!
Разумность правил этих всем известна,
И пользуются ими повсеместно[14].

Этот старинный стишок произвел на мальчика большое впечатление. Особенно поразила его одна особенность: если взглянуть на строки слева, то из первых букв каждой строки сложится название их деревни — ДАРСБЕРИ. Это было настоящее открытие! Так Чарлз познакомился с акростихом — стихотворной формой, которую он очень полюбит и будет впоследствии часто и с удовольствием использовать. Он напишет десятки акростихов, где чаще всего нужное имя или название будет складываться из первых букв каждой строки, в некоторых же (и таких у него тоже немало) — из вторых, третьих или даже четвертых букв, о чем не так-то легко догадаться. Самым известным из его акростихов будет стихотворное заключение в «Зазеркалье», из которого складывается имя Алисы Плэзнс Лидделл (Alice Pleasance Liddell), вдохновившей Кэрролла на две знаменитые сказки.

Говоря о том, как отозвались юные годы в будущем творчестве писателя, следует, конечно, вспомнить, что первые 11 лет его жизни прошли в Чешире — графстве на севере Англии со своей историей, обычаями и наречием. На чеширском диалекте и по сей день говорит сельское население графства, особенно старшее поколение.

В 1990 году во время одной из поездок в Англию я оказалась в Чешире по приглашению известного писателя Алана Гарнера (я перевела его повесть «Элидор») и впервые услышала местный диалект. От Манчестера я доехала на местном поезде из двух вагончиков до маленькой станции со странным названием Гузтри (Goosetree). Алан и его жена Гризельда встретили меня на платформе и привезли в свой дом, стоящий на невысоком холме, вокруг которого простирались поля. Вдали темнел небольшой лесок, а далеко на горизонте виднелись величественные очертания самой большой обсерватории Англии. Там нас поджидали подростки — дети Гарнеров Джозеф и Элизабет вместе с их школьным другом Питером. Им было любопытно познакомиться с русской гостьей (ведь только-только пал «железный занавес»). Однако Питер почему-то смотрел на меня с тревогой.

На следующее утро, пока Алан работал в своем небольшом кабинете с окошком в сад, я отправилась погулять по окрестностям, решив заодно наведаться на местную железнодорожную станцию: мне предстояло путешествие по северу Англии, и нужно было узнать, как лучше выбрать маршрут, где делать пересадки и пр. Путешествовать по железной дороге в Англии не так-то просто! Пожилой кассир, к которому я обратилась за помощью, отвечал на мои вопросы пространно, с доброй улыбкой — но я, признаюсь, не понимала ни слова! Немудрено — он говорил на чеширском диалекте, и все мои познания в английском языке были здесь решительно ни к чему. Кончилось тем, что он нарисовал на листе бумаги схему моего путешествия, отметив все пересадки, указав время и прочие подробности, — очень удобную и экономную, как я убедилась впоследствии. Вернувшись к милым хозяевам, я рассказала им о своем конфузе. Они расхохотались: прекрасно зная, кто дежурил в тот день на станции, они специально не сказали мне об этом и с нетерпением ждали моего возвращения! В Англии такой розыгрыш называют «практической шуткой» (practical joke). Тут же они поведали мне о том, как пошутили над Питером. В школе он учил русский язык, и Гарнеры предупредили его, что гостья из России не знает ни слова по-английски, так что переводить придется ему. Так вот почему он глядел на меня с такой тревогой, а все рассмеялись, когда я заговорила по-английски!